Как протест во имя свободы превратился в догмат вседозволенности

Дмитрий Гудков-Поллит

"Люди мечтают вечно жить… Но большинство хочет вечной жизни на земле, а не на небе".

Теннеси Ульямс (Том Ланир)

Все началось в 1969-м году, на другом континенте, где на ферме города Бетл (США) прошел знаменитый фестиваль Вудсток. Так начиналась «новая волна». Чуть позже она докатилась до нас.

Собственно, об этом и пойдет речь в нашем небольшом очерке – как искусство «протеста против» превратилось в «искусство для», в первую очередь «потребления для». Или как идеалы стали симулякрами.

Наши наблюдения основаны на методологии т.н. ценностных реостатов, разработанных Центром научной политической мысли и идеологии. Что можно назвать либеральным искусством сегодня? Ну, очевидно, те жанры искусства, что отстаивают либеральные ценности. 

Для нашей страны антиценностями являются такие характеристики, как: неограниченная ответственностью и долгом свобода, автономность индивидуума, идейная деавтаркизация, возрастание степени открытости в отношении Запада, региональная автономизация, гедонизм, ревизия прошлого, отрицание исторической преемственности, девальвация ценностей государственного служения, антисистема, контркультура.

И напротив,  высшими ценностями провозглашаются: религия, вера, душа, совесть, добро, нестяжательство, труд, разум, патриотизм, семья и созидательность.

В нашей работе мы попытаемся показать, как на протяжении всего 20-ти лет с начала «лютого либерализма», а затем «суверенной демократии» творческая свобода самовыражения художника превратилась в маргинальный проект контрискусства, когда некогда запрещенные вещи сначала стали трендом и модой, а затем деградировали до похабщины и антисистемной макулатуры.

Действительно, 1991-93 годы стали переломными. Уже нельзя было представить себе разгон выставок бульдозерами или, скажем, цензуру, которой подвергался, например, Солженицын. В 1993-м году на волне «свободы от…» (от диктатов и цензоров, от политически «верной» и, напротив, «нежелательной» информации) создается, например, Национал-Большевистская партия (НБП). Это уже многим позже она превратится в горстку молодчиков, устраивающих провокации, а тогда интеллектуальные лидеры современности Эдуард Лимонов, Егор Летов, Александр Дугин и Сергей Курехин несли в политику протест искусства. В образах, что они создавали, например, в «Это я – Эдичка», романе, написанном в эмиграции, но изданным в более 600 тыс. копий в России в период с 1991-го по 1993-й год. Цой уже трагически погиб, но поднятая волна «русского рока» жила. Не случайно, кстати, в обиход вошло определение именно «русского рока». Написанная в 1971-м году культовая книга «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» Томпсона не могла быть понятна советскому человеку. От того и захватывали сердца «Перемен» Цоя и «Все идет по плану» Летова. Но со «свободой от» начала появляться и «свобода для».

Без преувеличения километровые очереди в рестораны быстрого питания, называвшиеся по-английски фаст фуд, американская жвачка с «вкладышами» из пестрых картинок – мечта любого мальчишки 90-х, девочки же начинают копировать моду американских моделей, фильмы наполняют сцены насилия и жестокости, а запретный плод всегда сладок.

В один из самых трагических периодов нашей страны на экраны выходят «Про уродов и людей», а на Западе - «Спящие». Но даже здесь проявляется разность ценностных моделей. В «Спящих» все, в итоге, решает правосудие, в «Брате» все решает справедливость. Высокое искусство становится предельно жестоким, но остается искусством. Протест – явление социальное, а оттого перманентное, но любой бунт против системы может оставаться в рамках этой же системы. Парадокс в том, что, будучи маргиналами и «людьми не от мира сего», и Уорхолл, и Курехин оставались в системе, более того, систему эту меняли, но оставались в ней: «О, свобода и равенство! О, братство и иждивенчество! О, сладость неподотчетности! О, блаженнейшее время в жизни моего народа - время от открытия и до закрытия магазинов!», а в то же время «Who knows not me we never lost control you're face to face with the man who sold the world». Обе цитаты относятся к совершенно конкретным цивилизационным профилям. Страна, где все на продажу и страна, где все пьют – эти стереотипы лежали в основе искусства протеста.

Все возможные антиценности стали широко представлены в искусстве, так как плотно вошли в жизнь настоящую. Та же региональная дезинтеграция, после «парада суверенитетов» обернулась Первой, а затем и Второй чеченскими кампаниями, что не могло не найти отражения в искусстве. Пошлость, абсолютное порицание традиций и даже веры хлынули на экраны, выставки, на которых идет поругание икон, всем известные пляски в Храме Христа Спасителя и т.п. Нам возразят, что поколение хиппи, поколение битников и диссидентов, поколение рокеров и др. тоже протестовали. И что? Это может быть и объяснение, но никак не оправдание. 

В прозе Довлатова или в поэзии Кибирова постмодернизм, либерализм высмеивались. Лень и «русская обломовщина», пороки русского человека в «Москва - Петушки» или в «Вальпургиевой ночи» есть не что иное, как гротеск, мол, так есть, но такого быть не должно. 

Сейчас же, спустя каких-то 20-25 лет, «свобода» стала абсолютной. Центральные телеканалы не знают «запрещенных» тем. Наиболее ярким примером здесь может служить программа Первого канала с говорящим названием «Пусть говорят». Если по сути, то там такие ценности, как совесть, доброта, народность, исконно свойственные русскому человеку, превращаются в набор «грязных» историй о самых низменных проявлениях человеческой сущности. 

И здесь мы подходим к первому из выводов: на смену либерализму пришел постлиберализм, как хорошо знакомый на Западе постмодернизм.  «Матрица» и «Суррогаты» стали реальностью, Большой Брат стал реальностью (Спасибо Ассанжу и Сноудену). Если раньше протест выполнял социальную функцию (протест для и протест против), то теперь протест, если можно еще так его называть, выполняет исключительно коммерческую функцию. Ярчайший пример - музыкальная индустрия, где искусство уходит на задний план ради эпатажа, а соответственно, денег, конкурсов, известности. Символический капитал конвертируется в реальный.

Фукуяма по-своему был прав в том, что после падения СССР исчезла альтернатива, человек оказался лишенным выбора. Современное искусство копирует само себя, меняется лишь национальный колорит. Сегодня на дворе не эпоха либерального искусства, а эпоха постлиберальной коммерции. «Пикник Афиши» - это не продолжение Питерского рок-клуба или концертов Шевчука вроде «Черный пес Петербург».  Прилепин и его «Обитель» не «Один день Ивана Денисовича» или «Колымские рассказы». Даже такие сакральные для русского человека слова, как «Сталинград»  превращаются в мыльную оперу Бондарчука с единственной целью - продать себя. Художественной ценности современное искусство не несет и нести не может. Апелляция идет к самым простым эмоциям и чувствам – смеяться и плакать. Над боевиками не надо думать, а самый, как правило, «заумный» жанр, где надо следить за сюжетом – триллер – наименее популярен у любой из групп населения.  

Если «революционная» культура 90-х несла в себе идею свободы от…, обращалась, в первую очередь, к умам и душам, то сегодня все стремится к свободе для…. «Элементарные частицы» или «Парфюмер». «Многие считают, что телевидение является совокупностью развлечения и информации. Однако, по большому счету, все это только развлечение, поскольку информацию, лишенную развлекательных свойств, никто не будет смотреть». Один из последних художников, из тех, кто пытается взывать к разуму и социальному протесту против мира постлиберализма, Бэнкси считается андеграундом, он не в массовом формате.

Но вернемся к ценностям. В данном случае – к нестяжательству и, как его антитезе, гедонизму. Кумиром 90-х был человек, который пел, если «есть в кармане пачка сигарет, то все не так уж плохо на сегодняшний день», а сегодня кумиры соревнуются в том, чья яхта длиннее, звездами становятся люди не несущие никакой ценностной программы, кроме развлечения. Институт брака тоже сегодня заменяется «отношениями». Умилительные сцены писем товарища Сухова из «Белого солнца пустыни»  к жене подменяется сегодня склоками «Дома 2». Число абортов растет, по данным ВОЗ, ежегодно в мире выполняется примерно 46 миллионов искусственных абортов. «Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно». 

Пока мир и, к сожалению, Россия,  идут именно к такому будущему. Гидденс писал, что «мир рушащихся традиций порождает фундаментализм» . Мир неограниченной свободы ведет к вседозволенности. 

И России, и миру нужны перемены!

http://rusrand.ru/