Политический порядок и политический упадок

Фрэнсис Фукуяма – ведущий научный сотрудник Института международных исследований Фримена Спольи при Стэнфордском университете.

Резюме: Второй том проекта под заголовком «Политический порядок в меняющихся обществах», над которым я начал работать в 2011 году, появится на прилавках книжных магазинов позднее в этом месяце.

Второй том проекта под заголовком «Политический порядок в меняющихся обществах», над которым я начал работать в 2011 году, появится на прилавках книжных магазинов позднее в этом месяце. В нем содержится попытка анализа того, как современные государства эволюционировали, начав свой путь от патримониального, родового устройства общества. Кроме того, я хотел показать, каким образом упрощенное понимание процессов развития может привести к губительной политике.

Я почти год не добавлял никаких новых постов, потому что работал над завершением моей книги «Политический порядок и политический упадок: от индустриальной революции до глобализации демократии» (Political Order and Political Decay: From the Industrial Revolution to the Globalization of Democracy). Теперь эта книга закончена — она выйдет в издательстве Farrar, Straus and Giroux 30 сентября, а также в издательстве Profile Books and Contact, соответственно, в Соединенном Королевстве и в Голландии примерно в это же время. Она представляет собой второй том из серии, начало которой было положено книгой «Истоки политического порядка: от доисторического периода до Французской революции» (The Origins of Political Order: From Prehuman Times to the French Revolution), которая была опубликована в 2011 году. Журнал Foreign Affairs публикует отрывок из нее под заголовком «Америка в упадке» (America in Decay) в номере за сентябрь-октябрь, и я полагаю, что многие читатели и критики обратят на него внимание. Проницательные читатели, возможно, помнят, что некоторые из числа подобных идей впервые были изложены в статье, напечатанной здесь же, в журнале American Interest, в прошлом году. Однако это были лишь главы, посвященные Соединенным Штатам, то есть только две главы, при том что общее их количество составляет 36, а книга в целом охватывает большое количество самых разных тем.

Эти два тома, по сути, представляют собой определенные рамки для понимания процесса политического развития. Сам проект появился в результате попыток переписать и обновить классическую работу Самюэля Хантингтона «Политический порядок в меняющихся обществах» (Political Order in Changing Societies), которая впервые была издана в 1968 году. Заголовок моего второго тома, на самом деле, совпадает с названием первой главы книги Хантингтона, которая, в свою очередь, представляла собой расширенный вариант статьи, которую он опубликовал в 1965 году в журнале World Politics.

Существует немало различий между подходом Хантингтона и моим, и, прежде всего, следует сказать, что мои два тома организованы, скорее, по историческому принципу, а не тематическому. Как я подчеркиваю во втором томе, Хантингтон был неправ в отношении большого количества ключевых пунктов. Так, например, он полагал, что наиболее нестабильными обществами являются те, которые находятся в процессе модернизации. Он также считал, что как бедные, так и развитые традиционные общества склонны оставаться более стабильными. Тенденции, сформировавшиеся после 1968 года в мировой политике, это не подтверждают: многие общества прошли период модернизации относительно мирно, и сегодня существуют убедительные эмпирические данные о том, что наиболее нестабильными часто оказываются самые бедные и наименее развитые общества.

Однако, существует ключевой пункт, демонстрирующий преемственность между анализом Хантингтона и моим собственным, о котором многие современные теоретики в области развития, судя по всему, забыли. Главный итог книги «Политический порядок в меняющихся обществах» может быть сформулирован следующим образом: все хорошие вещи одновременно не происходят. Когда уровень социальной мобилизации, подстегиваемый социально-экономическими изменениями, превосходит возможности политических институтов удовлетворить требования относительно участия, начинается, как считал Хантингтон, упадок и нестабильность. Он указывал на «разрыв» между ожиданиями нового, среднего класса и реальностью, а также на то, как со времен Французской революции этот разрыв ускорял разрушение политического порядка. Он сделал несколько практических выводов из этих наблюдений, в том числе относительно желательности установления последовательности в развитии государства и демократии в период «авторитарных преобразований», и эта идея была позднее развита Фаридом Закария (Fareed Zakaria), студентом Хантингтона.

Это простое наблюдение противоречило основам доминирующей парадигмы в американской социальной науке в середине 20-го века — теории модернизации. Как я детально объяснил в предисловии к изданию 2005 года книги «Политический порядок в меняющихся обществах», теория модернизации рассматривала различные аспекты модернизации — экономический рост, растущий индивидуализм, большее количество демократии и социальное развитие — как единое целое, части которого взаимно укрепляли друг друга. В отличие от этого, Хантингтон полагал, что политическое развитие имеет свою собственную логику, независимую от экономических и социальных изменений. Он также считал, что неспособность институтов развиваться параллельно может привести к их разрушению. Его анализ был последним гвоздем, вбитым в гроб модернизационной теории.

Эта фундаментальная концепция продолжает оставаться в центре внимания двух моих томов. Я предлагаю рамки для размышлений по поводу развития, главными составными частями которого являются экономический рост, социальная мобилизация, изменения в области идей и политическое развитие. Политическое развитие, в свою очередь, состоит из трех компонентов: государства, верховенства закона и механизмов подотчетности. Все эти шесть измерений, на мой взгляд, состоят друг с другом в сложных отношениях и, кроме того, являются субъектами своей собственной независимой логики и эволюционных изменений. Любое общество может находиться на совершенно разных позициях относительно всех этих шести измерений. Поэтому Китай имеет весьма сильное государство, но ограниченное верховенство закона и никакой формальной демократической подотчетности. Сингапур похож на Китай в том, что касается быстрого экономического роста и наличия сильного государства, однако отличается от него, поскольку обладает унаследованной и относительно хорошо развитой судебной системой. И, напротив, Афганистан имеет формальный механизм подотчетности (он находится в процессе быстрого саморазрушения), однако очень слаб в том, что касается верховенства закона, имеет слабое государство и значительно более медленный экономический рост. Прогресс в одном из перечисленных измерений способен стимулировать рост в другом, однако, как подчеркивает Хантингтон, они нередко могут иметь противоположные цели.

Главное расхождение, на котором фокусирует свое внимание Хантингтон, существует между социальной мобилизацией и политическими институтами. Однако в моей книге приведены несколько других отличий, возникших в последние 200 лет. Критичным является потенциальный конфликт между высоким по своему качеству административным государством, с одной стороны, и демократией, с другой стороны. Согласно известному определению Макса Вебера, государства являются легитимными монополиями принудительной силы, тогда как демократии, напротив, стремятся ограничить государственную власть с помощью выборов и других механизмов подотчетности народу. Хорошо функционирующая либеральная демократия зависит от нахождения правильного баланса между институтами, концентрирующими и использующими власть — речь идет о государстве — и механизмами ограничения, законами и демократической подотчетностью. Во многих частях мира сегодня (например, в России и в Китае), а также в истории Запада главной проблемой политического развития можно считать укрепление механизма ограничения сильного государства. Опасения по поводу концентрированной государственной власти, разумеется, были и остаются доминирующей темой в Соединенных Штатах — от революции до «Движения чаепития» сегодня.

Вместе с тем во многих развивающихся странах эта проблема имеет противоположный характер: речь идет об отсутствии эффективного государства, способного обеспечить такие минимальные общественные блага как безопасность граждан, общественное здравоохранение, образование, инфраструктура, а также другие основные общественные интересы. Как сказал Хантингтон, прежде чем вы сможете ограничить власть, вы должны быть способны ввести ее в действие, и мы забыли о том, насколько сложным и непредсказуемым был процесс создания государства в ходе истории. Государства теперь распространены повсюду на нашей планете, однако современные государства — такие, которые характеризуются безличным отношением к гражданам и не рассматриваются как частные владения правителей, — такие государства встречаются значительно реже.

Поэтому одной из главных тем второго тома является вопрос о том, каким образом современное государство в процессе своего развития удалялось от патримониального типа государства (Патримониальное государство считается личной собственностью правителей, а сегодня этот термин заменен на неопатримониальный, поскольку в настоящее время никто открыто не претендует на то, чтобы объявить своей собственностью государство, однако многие ведут себя именно так). Первая часть книги (всего там пять частей) объясняет, каким образом современное государство появилось в таких развитых странах как Германия, Британия и Соединенные Штаты, тогда как вторая часть посвящена наследию слабости государства за пределами Запада после западной колонизации. В следующих постах я расскажу о других частях этой книги.

| ИноСМИ