Книги для русской матрицы

Когда в начале 90-х годов моя знакомая выходила замуж за мормона с целью отбытия в Штаты на постоянное место жительства, у нас случилась беседа с экзотичным по тем временам иностранным гостем. Глядя на стремительное появление в России первых казино, стриптиз-клубов и видеосалонов этот консервативный американец грустно рассуждал:

«Сейчас вы будете брать от Америки все самое плохое. То, что у нас считалось шиком лет 20 назад, но от чего мы сами, пресытившись, уже с радостью отказываемся. А вам только предстоит через все это пройти, чтобы со временем вернуться к своим настоящим ценностям».

Этот далекий разговор из 90-х я вспомнила совсем недавно – когда посетила детский отдел книжного магазина. Ребенку нужно было подобрать сказки «на вырост». Подошло время Пушкина с его универсальным языком классики, основанным на абсолютных ценностях.

Казалось бы! Сейчас, когда наша страна на весь мир транслирует свои культурные коды, реанимирует русское и пытается вспомнить о традициях, кому как не детям все это «возрождение» впитывать! Ведь именно услышанные в детстве сказки включают человека в целостность культуры, формируют его матрицу сознания. А уж на Пушкине страна стояла даже тогда, когда исчезло прежнее название, и изменились старые границы…

Каково же было мое удивление, когда Пушкина в детском отделе я не обнаружила. Были, конечно, «Лукоморье» и «Золотой петушок» в коммерческих сборниках, где они соседствовали с сомнительными переводами Андерсена и пересказами Александра Миллна. Были и Софья Прокофьева, и плодовитый Сутеев, и Чуковский… Но гораздо больше – комиксов и прочей печатной продукции, нацеленной на то, чтобы заставить ребенка что-нибудь купить: например, книжки про Барби или трансформеров, главная задача которых – продать товар^[1].

И ни одного сборника русских народных сказок. Ни одного…

Я двинулась к полкам с литературой для детей постарше. Похожая история и там. Не только с Пушкиным. Детская научная фантастика совсем исчезла. Не стало рассказов о животных. Пропала психологическая подростковая повесть. Лишь коммерческие серии о Гарри Потере, набранные четырнадцатым кеглем. Или книги с тайным расчетом на ностальгию пап, мам и бабушек – основных покупателей детских отделов.

Сегодня повести, замешанные на романтической жилке шестидесятых и рассказывающие о переживаниях и мечтах пионеров, вряд ли увлекут современных детей. А ведь именно тогда, в 60-х на книжном рынке и появились качественно новые детские сказки. Муми-Тролли, Мери Поппинс, Волшебник изумрудного города пользовались бешеной популярностью. И запрос на эту новую сказку возник отнюдь не в детской среде. Его породила городская интеллигенция, которая покупала книги для своих детей и не хотела обходиться традиционным набором советской детской книги. А дети, воспитанные на этой литературе, позже весело похоронили Советский Союз.

Похоже, современные реформаторы не помнят об этом, если не обращают внимания на такие «мелочи», как детские отделы книжных магазинов. Хотя они еще застали советскую школу, которая хоть и заменяла чтение литературы историей литературы, придерживалась при этом канона – базиса национальной культуры, который «производил русских».

В русской литературе такой канон был создан в царских гимназиях для литературы ХIХ века и перекочевал затем в советскую школу. После смерти советского он начал рассыпаться. Сначала он споткнулся о литературу ХХ века (когда в школьных программах бывшее идеологическое стали заменять бывшим запрещенным), а затем столкнулся с другой (уже не-советской!) уравниловкой – глобализацией. Тогда в авторитарном по своей сути каноне и вовсе отпала нужда – все трактовали что угодно и как угодно. И вот уже Достоевского, Толстого и Булгакова нам (и всему миру) через Голливуд в своей интерпретации транслирует глобальная Америка.

Но у Америки свой путь. Он не плохой и не хороший. Он просто другой. Там нет (и не было) своего Пушкина. Как нет и списка обязательных классиков. Американская школа учит «Ворона» и любит «Моби Дика», разбирает «Над пропастью во ржи» и читает «Убить пересмешника». И все это перемешано с Эзопом, Шекспиром и Киплингом. Канон там произвольный, а потому американский опыт чтения – это жизнь без канона. И в этом контексте сегодняшнему русскому школьнику (для которого роль классиков уже играет поп-культура и глобальное восприятие культуры в принципе) легче найти общий язык с американским сверстником, чем с родителями. Даже не потому, что современный школьник стал меньше читать. В этом он не виноват! В потоке анимированной информации у современного ребенка формируется иное сознание, чем у ребенка семидесятых – XXI век предложил столь соблазнительный набор альтернатив книге, что чтение может выродиться в аристократическое хобби вроде верховой езды или гольфа.

Впрочем, речь не об этом. А о том (возвращаясь к далекому разговору из 90-х), что все последнее время Америка искала свою модель книжного воспитания своих детей. С американской детской и юношеской литературой всякое бывало. Бывали и «книжные репрессии». Например, в свое время Американская академия пыталась заменить книги «мертвых белых мужчин» сочинениями живых чернокожих женщин. Тогда это привело к кризису образования. Подобные чистки есть и сейчас – не так давно совет штата Миссури запретил «Бойню номер пять» Воннегута и «Норвежский лес» Мураками. А религиозные организации Соединенных Штатов до сих пор пытаются изъять из магазинов книжки о Гарри Поттере (как «приобщающие детей к оккультизму»). Но в целом и главном американцы верны своему выбранному пути: дети должны читать.

И пусть в Штатах литературу преподают, кто как может и кто как хочет^[2], там понимают главное: чтобы человека чему-то научить (как минимум, выражать свои мысли), надо начинать именно с литературы. Научить ею пользоваться. А потому в своем «беззаконии» американцы прививают любовь к чтению своим детям как можно раньше.

Они делают это по-всякому. Могут поместить на сборник сказок народов мира (в том числе и русских народных) предупреждение:

«Не читать одному ночью с фонарем под одеялом! Будет очень страшно!».

И значит, ребенок именно так и будет читать эту книгу. Но ведь будет! Запрет в этом случае служит рекламой.

Но чаще именно с начальных классов школы проводят агитационные программы, цель которых заинтересовать и поддержать интерес детей к чтению. А уж как этим воспользоваться – государство разберется.

В Калифорнии, например, в школе, где учится мой знакомый второклашка, работает одна из самых популярных в американских школах программа AR (Accelerated Reader – по-русски звучит несколько неуклюже: «ускоренный читатель»)^[3]. И огромную роль в ней играет система вознаграждений за проделанный ребенком труд. В дополнение к регулярному домашнему заданию дети самостоятельно выбирают и читают книги из заданного списка и потом сдают по этим книгам электронные тесты. А в конце триместра подводится итог: кто набрал нужное количество баллов за верные ответы, тот получает награду (например, подарочный сертификат на пиццу в местном ресторане). И в конце учебного года малыши, набравшие нужное количество баллов, всем классом могут отправиться в поощрительный поход, или идут кататься на роликах.

Подобная система вознаграждений пусть и не идеальна, но достигает главной цели – прививает у ребенка привычку к чтению: ведь чтобы регулярно сдавать тесты, читать нужно ежедневно. И в середине года уже не надо напоминать о катании на роликах, ребенок сам берется за очередную книгу. А чтение не просто меняет ум и речь. Скрестив образование с воспитанием, оно становится просвещением.

Это американский путь. А вот какой выберем мы?..