Высшее сословие Британии слишком чванливо, чтобы произнести своё имя

The Spectator (Великобритания)

Высшее сословие Британии слишком чванливо, чтобы произнести своё имя

Чем больше меж нами неравенства, тем меньше нам хочется об этом говорить

Тоби Янг

25 января 2014




На прошлой неделе YouGov провела опрос, в котором людей попросили определить, насколько какие партийные лидеры относятся к среднему классу. Победителем оказался Эд Милибэнд, при 45% квалифицировавших его как «средний класс», по сравнению с 39 %, считавшими, что он принадлежит к «высшему сословию». Подлинным проигравшим оказался Дэвид Кэмером. Только 15 % полагает, что он принадлежит к «среднему классу», при 72 % посчитавших, что он из «высшего сословия». Мощный сигнал партии Консерваторов для паники по поводу того, что необходимо сделать премьер-министру, чтобы не казаться слишком оторванным от реальности.

Я не случайно использую термины «победитель» и «проигравший». В Британии восприниматься в качестве высшего сословия сродни поцелую смерти, причём не только в политике. В том же опросе YouGov задавала людям вопрос: «К какому классу Вы принадлежите?». 46% опрошенных ответило «к рабочему классу», 49 % - «к среднему» и только один процент – «к высшему». Откровенно говоря, меня удивило, что результат оказался столь высоким. Я вращался в разных слоях общества на протяжении более 30 лет – включая герцогов, миллиардеров и второстепенных членов королевской семьи – и лишь однажды слышал, как одна персона причислила себя к высшему сословию.

Дабы ещё больше запутать – лицо, о котором идёт речь, фактически принадлежало к среднему классу. Среди представителей высшего сословия стало настолько немодно считаться мажорами, что все, кто себя к таковым причисляет, едва ли являются ими по определению. В наши дни даже называть себя «верхушкой среднего класса» - табу. Оруэловское определение себя как «низшая прослойка верхнего слоя среднего класса» считалось бы сегодня неприемлемым бахвальством. В том зале из зеркал, который представляет собой английская классовая система, идентифицировать самого себя с кем-то «верхним» стало вульгарным, в то же время парадоксальным следствием стало то, что истинная элита стала слишком чванливой, чтобы называть себя правящим классом. Они не хотят, чтобы о них думали как о «среднем классе» в старомодно бранном смысле этого слова, но желают называть себя «средним классом» в новом, нарочито туманном смысле. Я никогда не спрашивал у Дэвида Кэмерона, к какому классу он принадлежит, но я уверен, он ответил бы «к среднему». Или, используя более корректный стиль: «Не знаю, полагаю, что к среднему. Я никогда об этом всерьёз не задумывался».

Что показывают опросы подобные этому, так это то, что мы превратились в нацию вывернутых наизнанку снобов. Точнее, все отрекаются от превалировавшей ещё 25 лет назад иерархии, но делают это отчасти для того, чтобы убедить вас не придавать сколько-нибудь большого значения самой по себе принадлежности к низшему классу. Так что английская классовая система на самом деле не исчезла, она просто стала более запутанной. Формально она прекратила существование, в том смысле, что никого не волнует, говорите ли вы «салфетка» по-французски или по-английски. Но неофициально она всё ещё здесь, накладывает своё древнее проклятие.

Метаморфозы классовой системы от неприкрытой к завуалированной, от легальной к нелегальной, должно быть, связаны с масштабным усилением экономического неравенства за последние приблизительно 25 лет. По данным Оксфам, 85 богатейших людей мира сейчас владеют такими же богатствами что и беднейшая половина человечества. «Углубляющееся неравенство образует порочный круг, в котором богатство и власть всё больше концентрируются в руках меньшинства, оставляя прочим из нас драку за крошки с их стола,” - говорит исполнительный директор этого благотворительного общества.

Малоизвестный факт, коэффициент Джини – служащий стандартным показателем неравенства доходов – в Великобритании опустился с тех пор, как Дэвид Кэмерон стал премьер-министром, и совершенно ясно, что направление движения было в сторону ещё большей концентрации благосостояния. Если эти плутократы хотят сохранить свои деньги – если они хотят избежать повторения перераспределительного налога, парализовавшего британскую аристократию вследствие Второй мировой войны – для них существенно важно выставлять себя скорее выдвинувшимися благодаря своим способностям людьми, нежели бенефициариями, которые пользуются классовыми привилегиями. Таким образом, их огромное благосостояние становится более удобоваримым. Оно выглядит скорее нажитым, чем унаследованным. Притворство, будто с 1979-го Британия стала менее классово-разобщённой – это ложь во спасение. Это иллюзия, удерживающая массы от срыва в открытую революцию. Что удивительно, в нашем обществе на это купились все, не только богатейший один процент.

Я понимаю, что начинаю звучать как Джонс Оуэн, поэтому оговорюсь - это не полное очковтирательство. Некоторые богатейшие люди Британии добились всего собственными силами. А среди всего социального многообразия наблюдается сближение позиций в обычаях и вкусах. Но факт остаётся фактом, Британия по-прежнему остаётся классово разделённой. Мы просто не хотим сами себе в этом признаться.