Маленький трактат о свободе

Маленький трактат о свободе

Остроменский М.П.

МОО "Вече", группа "Альтернатива"

"… и познайте истину, и истина сделает вас свободными"

Св. Ев. от Иоанна, 8: 32

Введение. Свобода как феномен

"Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше"

Св. Ев. От Матфея 6:21

1.

Не оспаривая расхожую сентенцию о том, что более всего человечество пролило своей крови в борьбе за религиозные убеждения, можно с уверенностью добавить, что не меньше оно пролило крови и в борьбе за свободу. Однако, как не определили окончательную истину в вопросах веры война и насилие, так и ни самой свободы, ни, тем более, счастья, которое виделось следствием приобретения оной, человечество не нажило. Более того, под знаменем свободы зачастую устанавливалась настоящая деспотия, во сто раз худшая, чем прежняя (Франция, 18 век) или же воцарялся хаос, в котором существовал только один вид "свободы" - "свобода" насилия (Ливия, 21 век). Но несмотря на огромный негативный опыт, сам образ "свободы", "свободной жизни" продолжает мучить душу человека и сердце его не ослабеваемым магическим притяжением.

Настоящий текст есть слабая попытка автора разобраться в понятии "свобода", уяснить для себя, что же это такое – "свобода", уловить - почему столь часто люди, идя к столь светлому образу, оказываются в столь страшном месте…

Начать, казалось бы, надо с определения термина "свобода". Произвести, так сказать, его дефиницию. Ведь рассматриваемое понятие и каждому хорошо известно, и одновременно каждый вкладывает в него свой сугубый смысл. Следствием разномыслия является затуманивание этой универсалии до последней степени. Но мы не будем с первых шагов пытаться строго определять понятие "свободы" и не станем вообще углубляться в разбор разных вариантов определения, коих насчитывается более 100. Понятие это столь глубоко и столь знакомо каждому, что любое определение его будет либо недостаточно, либо избыточно. По крайней мере, оно точно не будет в состоянии удовлетворить практически никого, кроме, может быть, самого автора такого определения.

Мы же с вами попробуем исследовать с разных сторон логос "свободы" через проявление его в последствиях воздействий оного на человека и на общество. Т.о. постепенно, сам собой, приобретёт рельефность, отчётливость, ясность и наполнится конкретным содержанием сам феномен – свобода.

2.

У Б. Спинозы в его "Этике" есть замечательная метафора свободы, где она сравнивалась со свободным падением (метафора сия в обыденном сознании усилена до аналогии, у Спинозы - это лишь иллюстрация момента, совсем никак не отражающая суть его взглядов на этот феномен). Итак, вот если тело падает в безвоздушном пространстве, не встречая сопротивления, то оно свободно. При этом сила тяжести уподоблялась желаниям человеческим, которые увлекают его к претворению их в жизнь, а достижение предметом Земли есть удовлетворение человеком своих желаний.

В приведённой метафоре для нас важны два момента: во-первых, наличие желаний как побудителей, необходимых для явления свободы в бытии. К ним мы вернёмся чуть позже. Во-вторых, возникает вопрос – а свободен ли в действительности тут человек?

Ведь свободно падающий камень отнюдь не свободен. Он полностью во власти и прихоти желания - притяжения. Именно оно однозначно определяет здесь поведение человека и его участь. А вот, к примеру, свободно падающее тело находящееся на орбите? Тело бесконечно долго падает и не может никак достичь Земли. Не есть ли сиё – аналогия стремящегося к удовлетворению своего желания и так его не могущего удовлетворить индивида?… Где здесь свобода? Она превращается в дурную и даже бессмысленную бесконечность. Как не старайся, желания всё одно не насыщаемы. Чем не великолепная иллюстрация общества потребления!

Или другой пример, другая метафора-аналогия: "свободно" парящее перо. Со стороны создаётся впечатление лёгкости его бытия. Оно парит. Оно "свободно" летит. Оно не подвластно даже притяжению, что так фатально для падающего камня… Однако, разве перо само решает куда направить свой путь? Разве оно хозяин своей судьбы? Разве у него есть цель? Разве оно свободно? Вы хотите такой свободы? А именно такую свободу сегодня предлагают сделать мерой, раскрепостив инстинкты, сдерживаемые нормами и правилами общества и государства!

Не более ли свободен самолёт ( Позже я наткнулся на подобную аналогию у Д.А. Леонтьева в его книге "Очерк психологии личности". – прим.авт.), который в состоянии преодолевать силу тяжести, т.е. свои желания. Быть в состоянии препятствовать им, не следовать им, одолевать их. Да, самолёту требуются огромные собственные усилия, затраты энергии, опыт пилота, он вынужден испытывать перегрузки, и необходимо огромное напряжение всего организма. Но в отличие от "свободно" падающего камня или "свободно" парящего пера у самолёта действительно появляется огромное количество степеней свободы! Им определяемых, им задаваемых, им выбираемых. Настоящей свободы! И если в первых аналогиях человек мог лишь слепо, рабски следовать за желаниями, то теперь он не только в состоянии их удовлетворить и даже быстрее чем ранее. Перед человеком открываются широкое, в действительности бесконечное поле желаний, ранее бывших не только недоступными, но даже не осознаваемыми им!

Рассмотренные нами метафоры-аналогии подвели нас к сути феномена свободы: к её тесной связи с разумом и с желанием.

Понятно, что только через желания проявляется свобода, ибо желания есть предшественник действий, а "свобода" - это способность самовольно быть: действовать или бездействовать. Согласно, например, Ф. Шеллингу быть свободным - это "действовать в соответствии со своей собственной сущностью, когда мотивы действий не определяются ничем иным кроме самой этой сущностью".

Заметим, что если же я ничего не желаю, то я и не действую. Точнее, я не способен к самовольному свободному действию. Важно, что в этом случае я не могу заявить и о своей свободе от желания как такового, ибо само желание, а значит, и свобода мною выведены здесь из области моей рефлексии. Желания принимаются мною как данность, приравниваются к силам природы и никак не обусловлены моей сущностью.

Впрочем свобода требует для себя не того простого желания, к удовлетворению которого человек стремится по причине естественного или спонтанного возникновения его, например: голода или полового влечения; а особого желания, именно: желания получить свободу. Для того чтобы такое желание появилось и было полноценным, оно должно быть отрефлексированно на личностном уровне. Если этого сделано не будет, то свобода станет неотличима от обычного инстинктивного влечения, к каковому, в таком случае, постепенно сведутся все желания субъекта. Рефлексия же чего-либо необходимо предполагает осознанную мыслительную деятельность. Откуда следует, что свобода диктует предварительное наличие разума и сознания для своего осуществления. Причём сознания уже оформленного или поднявшегося, выросшего до личности.

Иначе, начало свободы в её желании, в хотении её получить. Именно свободу. Далее, в осознанном следовании к свободе как к цели, к её достижению, добыванию. В этом и состоит коренное отличие свободы от прочих желаний. Она не есть следствие простого хотения, оно не спонтанное движение, отправление органических, инстинктивных надобностей. Она получается борением, осознанным волевым целенаправленным действием.

Но к личности как к единственному носителю свободы нас может привести и другой путь. А именно, ответ на вопрос: "Какова цель получения свободы?" Мы поняли, что свобода есть специфическое желание, обязательно требующее для своего исполнения осознанных волевых действий. Но какую потребность личности может удовлетворять свобода как желание? Зачем личности свобода? Может ли она обойтись без этого вовсе не однозначного и достаточно обременительного божественного дара?

Обязательными атрибутами личности можно назвать возможность её ставить себе самой цели, обусловленные исключительно её собственной природой, и организовывать разумные действия по их достижению, здесь определяющее значение имеет наличие (в идеале – преобладание) нравственных критериев при выборе цели и способах её достижения.

Отсутствие же свободы означает не обязательно подчинённость чьей либо воле, очевидно, что предопределённость и заданность поступков и действий какими-либо внешними объективными законами уже говорит об отсутствии свободы. Но подчинённость объективным законам не нуждается в нравственности, а следовательно, отсутствие свободы хотя бы как потенции не даёт нам даже помыслить такую категорию как личность.

С другой стороны свобода чего-либо вне личности означает только то, что это нечто, обладающее свободой, может действовать, исходя из самой ею генерируемой цели, не связываясь, по крайней мере, в постановке этой цели ни с внешними законами, ни с чужой сознательной волею, ни с обстоятельствами, т.е. беря во внимание исключительно свою природу и свои интересы. Но, как мы отмечали ранее, свобода без осознания и без желания её достижения совершенно не отличима от ординарного инстинктивного поведения актора. А коли это нечто будет в состоянии осознавать, рефлексировать свою потребность в свободе, то оно для этого должно будет создать и отрефлексировать и понятие нравственности, и понятие Другого и, в действительности, как мы увидим в третьей части данного трактата, понятия добра и зла. Т.е. это нечто с неизбежностью должно быть личностью!

Следовательно представить свободу вне личности, как и личность вне свободы невозможно. Свобода есть атрибут только и исключительно личности, а личность, без свободы суть – оксюморон.

Кажется очевидным, что "свобода" как характеристика человеческого Духа, как естественное свойство личности имеет проявления и внутри самого человека – в виде значимого атрибута аттестующего личность, так и вовне – описывая определённые взаимоотношения между личностью и соседствующими ему акторами общественной жизни. Причём и то и другое, как мы понимаем, относится собственно к самой личности, а не к комплексу окружающих её иных личностей или к обществу в целом.

Т.о. предварительно мы установили, что свобода может быть понята только в отношении личности, что, более того, свобода становится насущной лишь через осознание личностью потребности в ней, и что свобода проявляется в связи с деятельностью личности направленной на достижение собственных желаний, а именно, специфического желания – свободы. Рассмотрим теперь как проявляется свобода вне личности, вне человека, в его взаимоотношениях с другими, затем внутри самой личности и, наконец в третьей части, в третьей книге нашего трактата, изучим плоды свободы. Так сказать, результат явлений этого феномена в мире.

Книга первая. Внешняя свобода человека.

"Я не связал тебя, брат, и не заповедь дал тебе, но совет:

Поступи же как хочешь"

Преп. Варсонофий Великий

3.

"Внешняя свобода" человека в несколько утрированном виде есть "субъективное право". Её проявления традиционно видят как экономические свободы, политические свободы, социальные свободы и т.д. Основная характерная особенность "внешней свободы" есть её явленность для других и её направленность на других. Она есть требование личности к организации внешнего мира определённым образом. Если нет "других", то нет и "внешней свободы" в том смысле, что нет предмета и цели "внешней свободы", не на кого её направить. Тогда ты свободен просто по факту отсутствия конкуренции. Как Робинзон Крузо на необитаемом острове.

Для нас важнейшим будет тот момент, что "внешняя свобода", по своей сути, требует ограничений. Иначе, считается общим местом то, что безграничной "внешней свободы" не может существовать. Или, точнее, её нельзя допустить (о чём позже).

Общественный характер формирования личности, её социализации и последующей жизни предопределяет необходимость наложения на её "внешнюю свободу", только и проявляющуюся во взаимоотношении с внешними акторами, некоторых ограничений. При этом в большинстве случаев эти ущемления есть не собственные его, человека, самостоятельно принятые осознанные ограничения, а данные ему извне и которым он вынужден подчиниться под угрозой санкций. В противном случае его "свободные действия", выходящие за рамки установленных без его ведома границ, быстро будут пресечены, а сам он лишится даже той "внешней свободы", какой мог пользоваться ранее как член общества.

Т.о. "внешняя свобода" это скорее дозволенная в обществе нарративная автономия действий, допустимая степень самоволия, разрешённая необусловленность и неподвластность поступков человека обстоятельствам общественного его бытия.

Итак, для постулирования "внешней свободы" необходимо наличие независимо от индивида заданных границ. Только таким образом, через установление безотносительных частным особенностям границ, может быть понята и определена позитивным образом "внешняя свобода". Без установления границ мы не в состоянии будем ничего сказать о т.н. "внешней свободе": ни о её наличии, ни о её отсутствии, ни определить её степень.

Отчего же возникает потребность в границах, в пределах "внешней свободы"? Такие объективно необходимые ограничения "внешней свободы" как обосновал, например, Т. Гоббс в "Левиафане", следуют из неспособности людей самостоятельно, без учреждения экзогенных правил и без помощи внешней независимой сторонней силы установить мирное существование друг с другом. Иными словами, человек не в состоянии самостоятельно сдержать разумным образом свои страсти (читай свою вольную деятельность, свободное отправление своих желаний) и потому передаёт определение степени его свободы, это первородное своё право, например, государству. Более того, по сути, здесь от человека требуется полностью отказаться от самовольного определения границ своих действий или иначе - отказаться от своей свободы.

Понятно, что границы могут смещаться в результате борьбы и последующего согласия на их новое конкретное местонахождение. Однако, в общем случае, эти границы даются индивиду имманентно – от рождения. Например, как гражданину определённого государства, члену какой-либо социальной или национальной группы, общины, класса, касты, пола.

Но если "внешняя свобода" требует границ, полностью от них зависит и определена местом их установления, то можно утверждать, что "внешняя свобода" не имеет собственного, вне границ, содержания. Сами границы – есть содержание "внешней свободы". Но границы – это условность, предмет договора (можно назвать его "общественным договором", если хочется, не суть важно), и проведена граница может быть везде. Но в таком случае почему именно здесь заканчивается свобода и начинается несвобода? Где проходит настоящая граница свободы? И вообще, существует ли эта граница? Чем она обусловлена и почему теперь в этом месте, а не в том? Что важнее для границы: традиция, ощущение, мода, договорённости последнего времени… Внешняя свобода без границ – сродни воде вне сосуда, она не имеет формы, растекается по щелям, уходит в песок, испаряется и становится не пригодной для пользования по назначению.

И здесь мы встречаем ещё одно важное противоречие, а именно между собственно якобы присущей человеку от рождения свободой, понимаемой как самовольные действия опосредованные только самой личностью, и необходимостью ограничения этой присущей ему (примордиальной) свободой посредством навязанных извне человеку правил, границ, устанавливающих её пределы. Для пользы самого человека, естественно. Эта яркая контрадикция позволила, например, анархистам (Прудону, Штирнеру, Бакунину и др.) провозгласить, что все законы есть зло, ибо они позволяют лицемерно и ханжески порабощать человека и грабить его, прикрываясь необходимостью внешне ограничить свободу для его же блага. На этом основании они отвергали государственное законодательство и само государство как таковое как инструмент порабощения человека, лишения его природой и Богом данной свободы. И с этой стороны анархизм логически опровергнут быть не может и не был.

Впрочем, не только анархисты, но и любой здраво и последовательно рассуждающий человек, рассматривая пару "свобода и внешний закон", чувствует явное нарушение гармонии в предоставлении первенства закону (на что впервые указал ещё Конфуций). Наше чувство справедливости будет не удовлетворено. Недаром люди столь часто желают изменения законов, навязанных им от рождения государством или обществом. Они требуют более справедливых законов, которые сами хотят установить, и начинают за это борьбу. Порою страстную и кровавую. Люди видят расширение своей свободы в послаблении запретов, уменьшения области их применения, более строгой и тщательной регламентации законодательных ограничений, их грамотного и глубокого обоснования и щепетильного исполнения. И так из века век, из поколения в поколение идёт бесконечная борьба за химеру границ "внешней свободы"!

Но последовательно пройдённый путь ослабления пут накладываемых обществом на "внешнюю свободу" личности приведёт её в ад без всякой свободы. Ну, так пройдём же туда.

4.

И тут важны два момента. На первом мы остановимся кратко, а второму посвятим больше места. Во-первых, поскольку, как мы определили, собственного содержания вне границ "внешняя свобода" не имеет, то с расширением этих границ вплоть до их полной перспективной диссипации она лишается самостоятельного содержания, а значит, и значения. Из этого вытекает, что теперь любое состояние общества может быть определено как свободное или, наоборот, как несвободное. Чему мы имеем сегодня уже массу примеров.

Во-вторых, полагание свободы по большей части в её внешнем проявлении и хуже того, в освобождении человека только от тех внешних границ, которые установлены обществом и, по сути, являются проекциями внутренних его, человека как личности, табу, т.е. по существу производя отказ от "внутренней свободы" (к этому подробнее мы вернёмся в следующей статье), ведёт современного человека к его главной проблеме – зацикленности на самом себе, замыкании всего мира на самого себя, погружённости исключительно в самого себя, в своё "Я". Начинает доминировать и культивироваться мнение о себе как о чём-то исключительном по своей значимости (по Ф. Шеллингу, когда своеволие начинает ставить себя выше всемирной или всеобщей воли). Так вот, отвергая и то, что вне его сейчас, и понижая ценность того, что вне было раньше или будет в будущем, т.е. всего того, что его окружает, из чего он вырос и что будет окружать его и что, по его мнению, не является им, современный человек обнаруживает в себе только пустоту. Выясняется, что там ничего нет вне того, что когда-то было обусловлено социумом, но отброшено. Пустота-то там внутри была конечно всегда, но она оформлялась всем комплексом личных и общественных связей и отношений (гипотеза do kamo, см. А. Дугина "Структурная социология"), которые современный человек в гордыне своей отверг.

Отказываясь от окружающего как от цензурирующего и не зависимого от его "Я" современный человек, лишаясь опоры, естественно проваливается внутрь себя, где встречает это "ничто". Даже скорее, просто отсутствие чего-либо. Отсутствие конца, границ, времени, пространства… Встречает просто отсутствие. Бога он изгнал раньше, но теперь он изгнал нематериальное вообще. И человека объемлет страх. Эту пустоту, не имея столпа ни внутри, ни вовне, ибо он его сам сокрушил, изгнал, извёл, избыл (по Юнгу) в себе, человек в страхе пытается завалить, заполнить чем-нибудь ему представляющимся надёжным. Таковым оказываются единственное, что остаётся, единственное, что осознаётся и как-то ещё рефлексируется - материальные вещи. Отсюда современное всё увеличивающееся желание поглощать и потреблять (вспомним третьего кадавра проф. Выбегалло в повести Стругацких "Понедельник начинается в субботу"). При этом человек не в силах ни насытится, ни остановиться.

Насытиться невозможно, потому что завалить экзистенциальную внутреннюю пустоту материальными вещами не представляется возможным. Остановка же в потреблении означает необходимость заглянуть в глаза своему страху, увидеть и признать пустоту внутри себя и… умереть.

Но смерть ведь естественна, не правда ли? Оно и ничего вроде бы… умереть-то. Ничего для христианина или там буддиста, но смерть видится материалистическому агностико-атеистическому уму современного человека чем-то абсолютно ужасным и до невозможности запредельным. Это стоикам удавалось противостоять внутренней пустоте и страху смерти посредством созидания внутреннего совершенства, но никак не современному человеку, не желающему ни внутренних трудов, ни внешних ограничений без явного прибытка в своей мошне. И поиски бесконечной свободы благополучно завершились непрерывным страданием. Страданием, в отличие от буддийской парадигмы, не имеющего ни выхода, ни конца, ни смысла.

Но вот ещё вопрос – что тут страдает? Личность? Но страдание здесь не осмысливается! Тут страдание извода. Тем оно и мучительнее, как мучительно страдание немого, который не в силах хоть частично избыть свой страх и боль в крике! Впрочем, тут даже и этого нет, поскольку современный человек просто страдает, но не понимает ни этого состояния, ни его причины, ни кошмара собственного "ничто". Он просто боится и прячется…

Борьба современного человека за "внешнюю свободу" т.о. превращается в борьбу со смертью. Не со страхом смерти борется современный человек, ибо это слишком сильно и требует огромного мужества, ведь тогда всё происходит всерьёз и внутри его самого, а борется непосредственно с самой смертью. Такая борьба похожа на борьбу муравья со слоном, последний, правда, об этом не в курсе.

Борьба со смертью есть всегда борьба со временем. Последнее с ростом "внешней свободы" начинает катастрофически убывать, схлопываясь в точку "сейчас", в текущий момент. Без прошлого и будущего. Ergo, человек становится слаб, немощен, слезлив, глуп, недалёк, суетлив, мелочен, пуглив, легковерен и суеверен. Он растворяется в окружающих вещах, отдаётся в рабство им. Он прячется за окружающее материальное, поскольку нематериального у человека уже нет. Ни вне, ни внутри. А значит, и кроме его тела у такого существа нет ни-че-го!

Исключительность и особенность современного человека, столь пестуемая СМИ и современным общественным сознанием, следствием своим являет полную элиминацию "Я". Этого пресловутого современного человека, по сути, как такового нет. Единственная действительно бытующая исключительность современного человека – истончение его Бытия, полная потеря им своей сущности, его прогрессирующий переход из сущего в не-сущее.

Одним из примечательных следствий страха "ничто", страха встречи с do kamo оказывается забывание прошлого, точнее, смешение прошлого, настоящего и будущего. Почему вырастают совершенно невозможные воспоминания о будущем и совершенно невероятные сооружённые конструкции прошлого (о чём писал Хайдеггер мысля о страхе). Прошлое забывается. На его месте водружается искусственный бред, воспринимаемый как самая что ни на есть бытовавшая реальность ("новая хронология" Фоменко и Носовского, велесово язычество, теория существования Тартарии, захват Земли рептилоидами и т.д.). Затем как следствие избытия прошлого будущее начинает терять какие-либо связи с реальностью, превращаясь в химеру. Там становится возможным вообще всё. Человек погружается в морок дурного мифа. Дурного, поскольку это не обычный миф, полный жизни и реальности, а миф больной фантазии. Без правил и целостности. Причём фантазии, которая сама совершенно не уверена в своём существовании.

5.

Мы же ведём все наши рассуждения к тому, что "внешняя свобода" никак не может быть названа свободой. Хотите – это границы проявления самоволия человека в социуме, но никак не свобода. Тем более присущая ему как личности от рождения.

Ранее мы об этом высказывались, здесь конкретизируем. С нашей точки зрения, непротиворечивое понимание свободы возможно выстроить только на основе понимания её как следование своим собственным осознанным и лишь внутренне обусловленным целям. Такой подход вытекает и из понимания свободы Плотином, из философии Б. Спинозы и И. Канта. В применении к человеку это означает, что человек свободен, если действия его обусловлены только его природой и не зависят более ни от чего.

Но природа здесь не должна пониматься как исполнение желаний и страстей, спонтанно возникающих в человеке. В этом случае он не свободен, поскольку тогда зависит только от плотской своей материальной части, от неосознанной, инстинктивной. От части, самой порабощённой законами материального мира и ограниченной только гетерономной этикой. Человек как личность есть в первую и основную очередь существо, обладающее разумом, сознанием и, как следствие, автономной этикой (с некоторыми оговорками, о чём в следующей книге).

Осознанное подчинение своей природе совсем не есть программируемость этой природой, ведь (рассуждая вслед за Плотином), если мы подчинены только своей собственной природе и наши действия ни чем не обусловлены и не направляемы извне, то разве мы не свободны? Если все мотивы наших действий суть внутренние, собственные, нами осознанные, отрефлексированные, понятые и принятые нами как разумным существом, то какое иное большее основание свободы мы можем иметь… или даже помыслить?

Т.е. теперь мы понимаем, что не можем говорить о "внешней свободе" как о полноценной свободе, да и вообще как о свободе… Согласившись с этим, мы избавляемся от противоречивых и в высшей степени странных и неестественных рассуждений Локка, Гоббса, Милля и иже с ними о том, что с одной стороны человек во всём и от рождения и даже Богом наделён свободой, а с другой он обязан принять навязанные извне традиционные властные отношения и ограничения его свободы, к которым он не имеет ровно никакого отношения, но которые в силу неспособности своей удерживать желания свои в узде он обязан принимать как должное и как благо для себя. Вопрос, зачем вообще, в этой связи, свобода дана человеку, как-то обходится всеми подобными авторами стороной.

Вот, например, читаем у Д.С. Милля в его знаменитом труде "О свободе": "Только такая свобода и заслуживает названия свободы, когда мы можем совершенно свободно стремиться к достижению того, что считаем для себя благом, и стремиться теми путями, какие признаем за лучшие, – с тем только ограничением, чтобы наши действия не лишали других людей их блага или не препятствовали бы другим людям в их стремлениях к его достижению." Понять, как можно стремиться к чему-либо как угодно и посредством чего угодно, но при этом не мешать другим стремиться к чему угодно им, этим другим, как угодно и посредством чего им угодно, решительно не представляется возможным. Нелепица? Оксюморон? Нет, друзья, это либерализм!

Но коли "внешняя свобода" не есть свобода в собственном её смысле, то согласитесь, и вся т.н. борьба за "внешнюю свободу" (собраний, слова, и пр.) есть, в действительности, не борьба за свободу, а либо в лучшем случае, борьба за конкретные социальные и политические или экономические права, либо борьба за раздвижение границ дозволенного, либо элементарная борьба за власть, за место у кормушки. И в этой связи крайне показателен пример раннего христианства, который мы рассмотрим во второй книге нашего трактата.

Теперь же продолжим. Но права - это не свобода. Права есть результат компромисса и логики. Они есть сегодняшний результат вчерашнего действия, производная от современного состояния общества. Права никак не отнесёшь к естественному, изначально присущему, существенному атрибуту личности, коим является свобода. И без которой и сама личность определима быть не может. Более того, права подразумевают обязанности и без оных начинают являть из себя положительную обратную связь требований со стороны отдельных групп и индивидов к обезличенному обществу. Система начинает терять устойчивость и управляемость и идёт вразнос. Все хотят получать права, и никто не хочет платить обязанностями. Такая система обречена на гибель, ибо лишается скрепляющих её связей. Общество начинает разваливаться, сперва на группы, потом на индивидов. Все требуют себе всё и по праву и прямо сейчас и обещают чего-нибудь за это потом да и то надо ещё посмотреть…

Более того, права, по своему естеству, историчны, привязаны к месту, текучи, изменяемы, иллюзорны. Свобода – неотъемлема, вечна, присуща, дана от века, неизменяема, естественна, имманентна и сущностна. Потому и не имеют глубокого смысла, очень противоречивы классические либеральные определения свободы Локка или Монтескье, где она приравнивается к праву делать всё, что не запрещено законом.

Здесь нам могут возразить: "Вы утверждаете, что нет "внешней свободы", что она иллюзия? Таким образом, вы призываете смириться с бесчинствами и насилием, с притеснениями и гонениями, с рабством!?" Позвольте, а где я заявлял о том, что надобно с этим мириться? Как говорит буддийская мудрость – давайте отвечать на вопрос, а не говорить по поводу. Я лишь утверждаю, что "внешняя свобода" не есть свобода. Она, "внешняя свобода", если уж на то пошло, вообще не есть! Она вообще не стоит внимания человечества за своей вторичностью. А все подобные возражения на данное моё утверждение суть вульгарный разговор "по поводу", затуманивающий суть и не продвигающий нас к пониманию феномена свободы ни на шаг.

Зададимся лучше конкретным вопросом по делу: "Откуда происходит эта, всеми усматриваемая, необходимость стороннего ограничения "внешней свободы" личности?"

Как утверждается, свобода суть осмысленное достижение человеком удовлетворения возникающих у него желаний наиболее удобными и естественными для него путями. Начиная движение к данной цели, человек, поскольку обременён тленным телом, встречает самые разнообразные препятствия к удовлетворению своих желаний. В том числе и других людей как самих по себе, так и в их действиях, направленных к исполнению их собственных желаний. Беды тут две: ограниченность ресурсов и неизвестность объёма и насущности в потребности исполнения желаний друг у друга. Далее возможны несколько вариантов развития событий.

По причине недостаточности информации и ресурсов вероятна конфронтация: другой человек воспринимается как не просто досадная помеха в исполнении желания, а как злонамеренно или, по крайней мере, случайно могущий существенно ограничить размер и даже поставить под вопрос саму возможность удовлетворения собственных желаний. Происходит естественное столкновение интересов людей на почве борьбы за ресурсы, необходимые для достижения каждым собственных целей. Возможен другой вариант, когда люди сами способны договориться о распределении ресурсов и строго следуют достигнутой договорённости. Третий вариант – укрощение своих желаний, уменьшение запросов, сокращение потребностей до размера, когда столкновение становится не нужным. Конечно, в жизнь воплощаются не чистые, а смешанные исходы.

Обычный человек объят желаниями и страстями. Он не в состоянии их контролировать, наоборот, они манипулируют им. Потому и требуется наложение на это несовершенное своеволие человеков государственных и общественных вериг, дабы уберечь их от худшего, чем оковы – алчного истребления себе подобных и себя самого в безумной жажде утоления желания.

Возвратившись к Гоббсу, мы прочтём, что для того, чтобы жизнь людей не превратилась в войну всех против всех, необходимо ограничить их "внешнюю свободу", передав функции определения её размера и функции наблюдения за соблюдением условий на установленной границе государю или государству.

Мы видим, что "внешняя свобода" опосредована в первую очередь не самим человеком, а окружающим его миром. "Внешняя свобода" есть результат борьбы человека с внешним миром, ему не подвластным, неизвестным и по сути, бесконечно более сильным… "Внешняя свобода" есть квинтэссенция жажды контроля человеком внешней среды. Это такая прометеевская песня, прометеевский идеал, прометеевское стремление.

Но с другой стороны, мы видим, что противостояние между отдельными личностями в борьбе за ресурсы, потребные для исполнения желаний, не является обязательным и неизбежным. Главная проблема здесь в неспособности людей самостоятельно договориться и далее следовать своим договорённостям длительное время в изменяющихся условиях, в не желании умерить свои аппетиты, в области потребностей и т.д. Следовательно, проблема эта, в действительности, не внешняя, а сугубо внутренняя. Решение же в современном обществе предлагается в основном исключительно внешнее под тем соусом, что внутреннее – дело исключительно самой личности и вообще контролю не поддаётся, ибо "темна душа".

Из всего сказанного можно сделать следующие выводы:

1. "Внешняя свобода" собственного содержания вне границ этой свободы, устанавливаемых случайным образом, не имеет. Границы и только они полностью определяют то, что называется и что подразумевается под "внешней свободой".

2. Поскольку границы "внешней свободы" устанавливаются извне личности и с самой личностью никаким образом не связаны, то для установления этих границ потребности в нравственности и/или морали не имеется.

3. То, что называется "внешней свободой" не является ни необходимым, ни достаточным условием бытия личности.

4. "Внешняя свобода", по сути, есть борьба за формальное равенство условий, а не за свободу.

5. "Внешняя свобода" определяет рамки ваших свободных действий, в которых ни вам, никому другому препятствия со стороны общества и государства чиниться не должно.

6. Следовательно, никакой "внешней свободы" нет, и мы называем "политическую" или "социальную свободу" свободой лишь по недоразумению или вследствие самообмана.

Итак, "внешняя свобода" иллюзорна.

Хорошо же, но что нам тогда остаётся?

О! Остаётся главное - драгоценный алмаз, истинный Дар Божий - Внутренняя свобода или свобода Духа!

Маленький трактат о свободе-2

Остроменский М.П.

МОО "Вече", "Альтернатива"

"Ведь воля наша не была бы волей, не будь она в нашей власти.

Ну а если она в нашей власти, то она у нас – свободна."

блаж. Августин

Книга вторая. Свобода духа

"Знай себя и будет с тебя."

преп. Амвросий Оптинский

1.

В первой статье [1] мы, разбирая логос "свобода", пришли к выводу, что свобода для своей явленности требует наличия специфического желания, а именно – желания свободы. При том такого специфического желания, которое не опосредуется обычными природными инстинктами. Следовательно, свобода может быть атрибутом только того существа, которое обладает разумом способным к саморефлексии, другими словами, свобода - атрибут личности.

Затем, рассматривая "внешнюю свободу", под которой обычно понимают свободу слова, собраний, вероисповедания и т. п., мы установили, что таковую нельзя считать свободой в том смысле, что она как бы представляет собой необходимый и даже неотъемлемый атрибут личности. "Внешняя свобода" есть требование личности к организации социума определённым, наиболее устраивающим личность образом, и только в этом смысле с ней связана. Вышеназванные "свободы" однозначно определяются границами и вне границ их нельзя помыслить. Эти границы и составляют содержание "внешней свободы". Но поскольку границы, по сути, есть условность, они есть предмет переговоров и торга, есть результат исторического развития социума и вне конкретного социума не имеют смысла, то и говорить о свободе такого рода как безусловно присущему личности свойстве бессмысленно. Если не более того! В категорической форме мы заявили, что "внешней свободы" как свободы вообще не существует. Это нонсенс, дань традиции, нелепица, бессмыслица и оксюморон. А борьба за "внешнюю свободу" - это лишь борьба за формальное равенство условий и к свободе ни имеет никакого отношения. Здесь нет места личности. Таким образом, мы поняли ещё и то, что "внешняя свобода" не нуждается в нравственности и морали.

В этой связи можно вспомнить другую сторону "внешней свободы" - столь любимую либералами "свободу возможностей" или "возможность делать что-либо", которую они противопоставляют одновременно и равенству как таковому, понимаемому в коммунистическом или социальном плане, и любым ограничениям, компенсирующим априорные неравенства возможностей различных людей, т.е. тому, что можно обозначить как "быть способным делать что-либо". Постулируется, например, отсутствие запретов, ограничений и преференций на учёбу или лечение граждан с одновременной защитой платности всех услуг, т.к. таковая естественно следует из либеральной парадигмы Laissez-faire.

Обратимся в этой связи к Г. Спенсеру и прочтём у него в "Надлежащей сфере государственного управления" замечательное место: "Отсутствие бесплатной системы публичных школ не наносит ущерба свободе любого ребёнка получать образование и развивать свои способности, даже если его родители не способны оплачивать школьные расходы". Понятно, что большая часть населения при таком подходе будет иметь лишь декларативную возможность получить лечение или образование, но в реальности никогда не в силах будет этим воспользоваться за отсутствием средств. Тем не менее, такого рода "внешняя свобода" почему-то объявляется невесть каким достижением и даже доказывается, что именно только такая свобода и есть свобода в собственном её натуральном виде.

Далее нами показано, что сведение свободы к одной лишь "свободе внешней" и как результат этого – центрирование мира на "Я" человека влечёт личность к постепенной элиминации этого самого "Я", истончение которого современный человек пытается компенсировать направлением внимания на максимизацию в удовлетворении своих материальных потребностей. Возникает положительная обратная связь. Сосредоточение внимания человека и его желаний на материальном, плотском, сиюминутном для уравновешивания происходящего забывания духовного воспоследует к ещё большему отстранению, закрытию духовного и к росту зависимости от материального.

Поэтому можно утверждать, что "внешняя свобода", как бы её не называли и как бы ей не поклонялись, с очевидностью, не в состоянии оправдать возлагаемые на неё надежды. Она суррогат свободы, что мы и показали в первой части работы. Она - не путь к совершенству. Но ведь "внешняя свобода" и не может быть совершенной, ибо она вторична и есть производная от внутренней свободы. Она дериват от свободы и способности обращения со своими желаниями и порождаемыми теми страстями. "Внешняя свобода" не может ни появиться, ни существовать сама по себе, вне связи её с внутренней свободой.

Итак, совершенной свободы можно достичь только внутри себя. Но как? И что это такое – совершенная свобода?

2.

Теперь вполне определённо можно положить, что источник свободы располагается внутри самого человека, конкретнее - в его личности. Но к этому мы ещё вернёмся. Здесь нам необходимо лишь согласиться, и в этом мы не одиноки, а имеется в целом довольно стройное единомыслие основной массы философов и социологов, что без личности говорить о свободе не имеет смысла, ибо не ясно – чего тогда и свобода?

Т.о. свобода неоспоримо признаётся неотъемлемым агрегатом личности. Но свобода начинает отличаться от инстинкта только после того, как она если и не отрефлексирована, то хотя бы становится осознаваема. Иначе, только существо наделённое разумом может стать свободным. А коли разум есть непременное условие свободы (о чём мы так же говорили в первой части), то как результат этого можно заключить, что одним из непременных следствий свободы является осознание личностью последствий своих действий. Если же кто-либо не в состоянии осознавать эти последствия, то невозможно говорить о нём как о личности и, следовательно, не встаёт вопрос и о его свободе. Ведь без личности свобода становится не различима от инстинкта.

Ценность свободы т.о. определима только в отношении личности. Существо, не являющееся личностью либо являющееся неполноценной личностью, станет конечно испытывать дискомфорт или страдание из-за невозможности исполнить возникающие в нём желания и удовлетворить потребности, возбудившие эти желания. Но свобода как таковая, свобода в потенции не имеет и не может иметь для такого существа какой-либо ценности, поскольку его действия здесь суть неуправляемый голый инстинкт сродни половому влечению во время гона.

В таком поведении нет принципиальной разницы между действиями амёбы, стремящейся убежать из кислотной среды, действиями слабоумного, мучающегося от заключения в сумасшедшем доме или поведением тетерева на токовище. Все эти действия интенсивны и целенаправленны, но не осознаваемы, не контролируемы сознанием, не отрефлексированы. Они направлены к уменьшению страдания или к удовлетворения желания, но не к свободе, как это часто ошибочно понимается. Исчезает раздражитель, например, проходит время полового влечения, регламентированное инстинктом, который запускается и останавливается извне ежегодными климатическими изменениями, и исчезает у такого актора потребность в "свободе". В таких случаях для существ важна не возможность или невозможность когда-либо исполнить желание и даже не само желание, как таковое, а только потребность в его достижении сию минуту, сразу после появления оного. Нет ни рассуждения, ни осознания его необходимости или цели такого порыва.

Действия здесь вообще не связаны с желанием, как таковым, есть только голое инстинктивное стремление – удовлетворить голод, половое влечение, избегнуть опасности. Такой актор не рефлексирует возможность или потребность в достижении цели сейчас, в будущем или вообще абстрактно, вне конкретного беспокоящего его сегодня желания.

Интересно, что при смене внешних условий, например, закончился период спаривания, цель – продолжение рода - может либо исчезнуть вовсе, либо замениться даже на противоположную – убийство детёнышей, каннибализм новорождённых и т.д. Или происходит полное забвение желания и всего с ним связанного, объекта желания в том числе. Забвение до такой степени, что если ранее актор и о жизни своей не думал, пробиваясь к этому объекту, то теперь, хоть тот и стал доступен для него, равнодушен к нему совершенно. Видим, в таком случае сама цель для актора вообще не имела самостоятельного смысла вне контекста инстинкта. Он идёт к удовлетворению желания прямо. Оно должно быть погашено здесь и сейчас – принцип жизни неразумного, не рефлексирующего, а значит и не свободного существа. Можно назвать его – аффектирующее существо.

И правда, у всех народов мира, считается, что тот, кто не в состоянии отвечать за свои поступки по причине не осознания им последствий оных, не является полноценной личностью. К таковым относятся слабоумные, дети и не прошедшие инициации члены общества, по статусу относимые к детям, иногда немощные старики. Все эти категории людей выведены за общую область социума, над ними признаётся необходимым установить патронат как естественное следствие их неполной разумности. Им отказывается в способности быть личностями, ответственными и свободными.

Но из этого факта имеется побочное, но важное для нас следствие. А именно, если человек не могущий предвидеть свои действия, иначе, не могущий действовать разумно, не есть свободный, то по причине объективной невозможности любого человека предсказать и предвидеть все последствия своих внешних действий нельзя быть по настоящему свободным вне себя. Это ещё один аргумент в пользу нашего утверждения о принципиально не устранимой неполноценности "внешней свободы". Данная неопределённость в последствиях действий человека так же оправдывает, задаёт необходимость сторонней регламентации границ самостоятельных его действий и постулирует требование внешнего контроля поведения человека обществом и государством. Поскольку мы до конца никогда не знаем к чему они, наши действия, приведут, постольку над нами надо установить патронат, ибо мы не являемся, с этой точки зрения, "полноценными" личностями, способными отвечать за все последствия своих поступков.

Заметим, что чем инфантильнее тип личности считается нормой в обществе, тем большую заботу о себе он предполагает со стороны социума и государства. Что сегодня и происходит, когда вместе с ростом "внешней свободы" наблюдается расширение зоны контроля над личностью и его углубления. Например, внедрение "ювенальной юстиции" - яркий пример такого изменения в социуме, когда публичным и подверженным внешнему контролю становится то, что испокон века составляло очень интимный и закрытый процесс внутри семьи. Аналогичные тенденции демонстрирует ширящееся социальное нормирование сексуальных перверсий, когда уже на международном уровне слышны требования к обязательной "манифестации", публичной "свободной демонстрации" сексуальных предпочтений неестественного характера как критерий цивилизованности общества и государства.

В отличие от "внешней свободы" внутренняя свобода есть полностью достояние и состояние личности. Только она, сама личность, там хозяин. Все последствия внутренней свободы контролируемы и определимы и относимы к самой личности и и вовне не исходят, ни извне не наблюдаемы и не ревизируемы, иначе как единственно свободным волением этой личности.

Внутренняя свобода, в отличие от внешней, безгранична и беспричинна, она в воле только самого человека, ибо является самоуправной способностью личности действовать, сообразуясь исключительно внутренними своими мотивами, опосредованными её, личности, естеством.

Для своего явления внутренняя свобода не требует понятия "граница". Поскольку что есть граница внутри человека и кто в состоянии её там установить? И с кем граница? И чего граница? Личность есть территория самовольного её, личности, действия и только такого действия и только так она определима и представима. Для распознавания внутренней свободы нет необходимости в другом. Внутри ему нет места, а значит и нет даже потенциальной возможности для конкуренции. Так зачем границы внутри? Что они там?

Именно к внутренней свободе в полной мере относимы все те определения (восходящее ещё к Плотину), которые говорят, что свобода есть способность осознанно поступать по правилам, определяемым исключительно внутренней природой существа. Человек же здесь самовольно устанавливает внутри себя не границы своих или чужих возможностей (ибо свои беспредельны, а чужие не действенны), а пределы своих дерзновений. И свобода эта человеческая распространяется до того, что личность в состоянии взлететь до высоты обожения или, напротив, упасть до того, что ад исторгнет её из себя…

Следовательно, внутренняя свобода для своего возникновения и существования не нуждается не только в другом, но и вообще во внешнем относительно самого человека бытии. Оно может как иметь место, так и не иметь место. На свободу воления личности это никак сказаться не в состоянии, поскольку лишь природа самой свободной личности определяет её поведение.

Но что значит – действовать согласно собственной своей природе? Это значит, во-первых, по крайней мере, что источник, причина и ресурс действия, источник, причина и ресурс свободы подвластны только и исключительно воле человека. Ведь реальность любого влияния, не подвластного воле личности, умаляет её свободу, устанавливает её предел, вводит границы. А это значит, что размещаться такой источник может только и исключительно в самом человеке. Во-вторых, даже если вы контролируете это всё, вы ещё должны контролировать самого себя. Контроль себя состоит из двух частей – осознание этой необходимости и собственно сам контроль, способность и возможность его осуществления. Эта часть подразумевает в первую очередь управление своими страстями. Управление страстями происходит от способности контроля над желаниями, как проистекающими от естественных потребностей организма (голод, жажда, половое влечение, сохранение жизни и т.п.), так и от социальной сущности личности. В последнее входят желания признания, власти, отнесения к определённой социальной или этнической группе, исполнения какой-либо значимой роли в обществе и т.д.

Т.о. свобода зиждется на способности осознанного контроля личности над всем комплексом своих желаний, которые суть контроль над потребностями. Не можете вы этого делать – не можете быть свободным человеком. Ибо в таком случае не вы сами определяете свои действия, а делают это ваши потребности, которые производят желания, из которых рождаются страсти. Последние и захватывают личность, диктуя ей всё вплоть до ценностей. Потребности, особенно материальные, с очевидностью не находятся и не могут находиться под контролем личности в достаточной мере, следовательно тот, кто контролирует источники удовлетворения потребностей в состоянии контролировать и того, кто не смог обуздать потребности-страсти, поставив их под надзор собственной воли.

Значит, свобода предполагает для своей явленности укрощение материальных и духовных желаний, полное подчинение их воле и разуму личности.

3.

Требования явленности свободы в миру – необходимость личностью осознавать её, осмыслить её, отрефлексировать её - ставит нас перед интересным и далеко идущим заключением о том, что свобода возможна только в условиях разумения насущности контроля. Причём контроля не со стороны самой личности, как это не парадоксально и как это не противоречит предшествующим нашим рассуждениям. Иначе, свобода как ценность открывается только тому, кто не имеет её и осознаёт это. Т.е. надо приобрести свободу, понять это и потерять ее снова. Причём абсолютное знание свободы может развернуться только перед тем, кто абсолютно лишён свободы и постиг это. Не зная крайностей, мы не постигнем середины, в которой и собственно размещена крайность в смысле полноты и качества рассматриваемой сущности.

Здесь можно привести ту аналогию, что понять, что такое боль можно только её испытав. Объяснить это невозможно, представить, не прочувствовав предварительно, тоже. Постижение приходит одновременно с самой болью. И чем полнее и значительнее ощущение было испытано, тем больше знания (осознания) в душе человека этого феномена. После чего уже нет потребности в воображении и стороннем объяснении. Достаточно воспоминаний и рефлексии.

Так и свобода – ценность и надобность её может быть понята и принята, если она отрефлексированна, осознана. До конца эта процедура может быть пройдена только через понимание ценности свободы при её обретении, осознании жизненной потребности в ней при сравнении с её прежним отсутствием, а затем утери её. Теоретически свободу нельзя ни любить, ни понять, ни постигнуть, только и исключительно пропустив её через себя посредством опыта.

Следовательно, абсолютно может быть свободен тот, кто осознанно и добровольно стал абсолютно несвободен. Иначе, в одном из опытных ключей: по своей воле предался в волю другого. В этом, например, видит путь к совершенству, даруемому постижением свободы, религиозный аскетизм, в первую очередь христианский. Так согласно христианскому практическому учению, один из вернейших способов снискания внутренней духовной свободы монахом – полное подчинение им воли своей воле духовного отца. Обязательное смирение себя. Смирение до того, что и себя считает за ничто. Смирение - это царский путь к укрощению своих страстей, желаний и научение регулировки потребностей, сведение их к минимально необходимым для исполнения воления личности и, как следствие, доступ к дороге ведущей к свободе. По сути, это единственный путь. Тесные врата, но врата к свободе.

Как его пройти, путь этот? Требования к достижению свободы выходят уж больно выдающиеся.

"А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных." (Св. Ев. от Матф. 5:44,45) и далее: "Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный." (Св. Ев. от Матф. 5:48). Ну, собственно вся Нагорная проповедь есть описание пути личности к совершенной внутренней свободе. А христианство, особенно раннее, является образцом борьбы человека за свободу внутреннюю, духовную, истинную при полном равнодушии к свободе внешней, иллюзорной. Именно поэтому оно было столь гонимо, ибо равнодушно взирало на славу царей и на силу сильных. Оно знало и указывало настоящий путь к свободе, где ни герои, ни знатные, богатые, ни властью наделённые не имели за собой ни какой привилегии и славы. Слава бралась свободными силою, духом их.

На этом же пути мы находим решение проблемы внутренней пустоты современного человека, понимающего свободу только как свободу скорейшего и полнейшего удовлетворения телесных желаний своих, отмеченную нами в первой статье. Человек, полностью контролирующий свои желания, являясь абсолютно свободным внутри себя, становится и абсолютно устойчивым, абсолютно бесстрашным. Он сам заполняет своей свободой всю пустоту do kamo, так что не нуждается более во внешних социальных поддержках для оформления своего "Я" (таково было стремление христианских подвижников в пустыни, удалённые скиты, леса и безлюдье). С момента постановки под контроль человеком своих желаний и производных от них страстей он становится свободным, полностью свободным, истинно свободным, абсолютно и совершенно свободным.

Я понимаю, что представленные выводы и указанные решения отдают лицемерием и законно будет возражение: "Врач исцели сперва себя сам!". Но размер статьи и сугубая её тема, увы, не позволяет большего. Потому прошу, если не принять, то снизойти… Да и то ли ещё будет далее. А пока продолжим.

4.

Теперь видим, что свобода - очень энергетически затратный атрибут личности. Она требует ежеминутной о себе заботы, внимания и постоянных значительных усилий со стороны подвизающегося. Но откуда может взяться такой масштаб в человеке? Что может быть источником сил в свободе?

Совершенно понятно, что эту энергию не могут предоставить инстинкты. Последние более мешают свободе, чем помогают. Они требуют от человека отдельного внимания к себе и строго неослабного контроля за собой, в противном случае порабощают человека, отнимают силы, потребные для движения к свободе. Они энергетически ненасытны, они отнимают всё время, претендуют на всю жизнь человека. Они присваивают будущее, волю и собственно саму свободу.

Это явно не эмоции. При всей значимости и мощи их, для эмоций необходимо наличие причины, часто внешней, с исчезновением которой сходят на нет и эмоции. Они сами гаснут, паля энергию, породившую их. Эмоции суть сжигатели сил и энергии, но никак не источник оных. Свобода же требует для себя такого же бесконечного и безграничного источника, как и она сама – не имеющая предела ни во времени, ни в пространстве… Эмоции же, как бы не были велики, полностью могут рассеяться с момента исчезновения причины своего появления.

Источник мы не найдём и в воле, хотя значение оной в достижении свободы невозможно переоценить. Но одна лишь воля иссушивает свободу, омертвляет её, лишает жизни. Одна воля – да, способна привести человека к "свободе", но что эта будет за свобода? Свобода беззакония, самочиния, самоуправства.

Не подойдёт и разум. Последний имеет врождённый порок; сам по себе разум, без особых уз, через знание ведёт к гордыни. Ну, а гордыня не совместима со свободой. Гордыня подчиняет человека, и тот начинает действовать не по своей разумной природе, не самовольно, а исключительно движимый страстью гордыни, питая её, испепеляя в ней свою жизнь и волю и, наконец, сам разум. Более того, для существования разума необходимо его выделение из окружающего, необходимо противопоставление. По крайней мере, продуктам разума. А противопоставление вводит понятие границы, что само по себе предопределяет необходимость внешнего независимого контроля и лишает свободу её сути. С этим мы разбирались в предыдущей статье.

Но, тем не менее, такой источник энергии имеется у человека, в противном случае и самой свободы не было бы. И такой источник есть только у человека, единственного из тварного сущего. Он не связан ни с эмоциями, ни с инстинктами, ни с интеллектом. Он есть – Любовь.

Любовь не нуждается ни в каких внешних источниках энергии. Она сама есть бесконечная воплощённая энергия, она наполняет светом и мощью и жизнью не только тело, но и душу, и всё вокруг преобразует, и возрождает и она даёт, даёт, даёт… Не иссякает и не кончается.

Любовь не нуждается ни в причинах для себя, ни в предметах, на которые она должна быть направлена, ни в побудительных мотивах для своего возникновения или длительности. Она может быть направлена на всё что угодно: на материальное и нематериальное, на сущее и не-сущее, на себя и на другого. Она и направлена сразу на всё, на весь мир.

Любовь не нуждается в границах, разделении и выделении. Напротив, она сносит все границы, объединяя всё своим всеохватывающим действием.

Одновременно оставляя каждому его собственные характерные свойства и особенности. Объединенные любовью акторы нераздельны, но они не объединены во что-то среднее и не перемешаны, они не объединены в систему, они не лишаются своих собственных, только им присущих черт, они не сливаются.

Любовь не имеет и не нуждается ни во временных, ни в пространственных границах. Любовь единственное, что в состоянии заполнить собою всё. Только любовь способна существовать вечно. В Китае при выражении очень большой любви говорят: "Я буду любить тебя 10 000 лет!". По сути говоря – любить бесконечно долго. Но разве 10 000 лет для любви это много? Ведь даже в несовершенном человеческом обличии она удобно остаётся столь же значимой и мощной, и определяющей, и всё собой наполняющей, и всему дающую жизнь уже после смерти предмета любви, когда тот становится недосягаем физически. Экзистенционально же он остаётся столь же близок, как и был при жизни.

Любовь не требует своего конца. Именно любовь не позволяет свободе окуклить личность, замкнуть её на самоё себя, ибо для любви мало вечности и бесконечности, мало "Я".

Прочтём знаменитый гимн Любви Апостола Павла: "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится." (1-й Кор. 13:4-8, выделено нами) и станет ясно, что свободу человек если и способен получить, то только через Любовь.

5.

Мне опять зададут вопрос о том, что я, предлагая чрезмерно большие требования к свободе, таким образом, отсекаю от обычного человека эту свободу.

Мол, я выдвигаю неприемлемые и невозможные условия. Надо проще и доступнее. Так мы отрезаем всем путь к свободе, никто не будет к ней стремиться.

Все удовлетворятся какими-то побочными паллиативными решениями. Которые и решениями-то не являются, если уж серьёзно… Да и вообще. Кто тогда свободен? И нет у нас свободных людей… И что в таком разе нет и надежды? И покориться злу? Сложить ручки, глядя на несправедливость?

Постойте, постойте, постойте уважаемые мои оппоненты. Опять начинаются разговоры по поводу, а не по сути? Разве ж где-то у меня есть хоть строка, хоть слово о том, что свобода это так – журавль в небе? Да и не журавль вовсе, а облако какое-то, гонимое ветром… Вот оно красиво и белоснежно и оп… нет его. Развеяно. Я спокойно рассуждал о свободе. О свободе как неотъемлемом атрибуте личности! Неотъемлемом! Таком атрибуте, без которого и представить себе и помыслить личность нельзя! Свобода она одновременно и дар человеку, и необходимость понуждения себя для проявления её. Разве для альпиниста не стоит достижение вершины горы – огромного труда её покорения? Разве не стоит победа спортсмена "ада" тренировок и титанических усилий на самих соревнованиях? Разве не стоит ваша жизнь – Свободы?

Сделаем выводы по этой книге:

– Свобода - это не следование желаниям, не стремление его удовлетворить скорейшим образом, а способность самовольно определить малейшие движения души, т.е. не поддаваться страсти. Не желание ведает человеком, а сам он определяет какое, когда, в каком объёме и каким образом желание удовлетворить, да и само желание возникает только по воле человека.

– Для превращения свободы в настоящую ценность необходимо не только её приобретение и осознание этого, но по-настоящему принять её можно только потеряв. Или отдав. Осознано. Абсолютное знание свободы открывается только тому, кто абсолютно её лишён по своей воле.

– Только любовь есть основание и исток свободы, ибо только любовь не имеет пределов, границ пространства и времени… И только любовь даёт достаточно ресурсов для явленности свободы миру. "Свобода - это способ жизни, присущий любви" (И.А. Ильин)

– Из всего вышеизложенного можно заключить что, по сути, свобода - это столь же внеестественное или сверхъестественное явление, как и любовь. Ни та, ни другая не выводима рационально и умственно. Слишком сложный атрибут личности – свобода, слишком много он требует от человека, слишком много даёт ресурсов и сил и слишком большое необходимо умение и способности для управления свободой, чтобы это было просто результатом какой-то естественной эволюции.

– Совершенная свобода возможна. Это свобода духа человеческого, приобретаемая любовью. Она не даётся человеку, а только берётся им силою. Силою укрощения своих страстей. И плотских и душевных.

Ну хорошо, свободы внешней нет, достижение свободы внутренней трудно, ежели вообще возможно. Может ну её эту свободу? На что она нам? Бремя, да и только… Да нет, дамы и господа, увы, товарищи, свобода это такой дар, что и отказаться от него не можем и нести кажется тяжело… Кажется…

Так каковы они дары свободы? Рассмотрим в третьей части нашего маленького трактата.