Власть над смыслом и гражданская информационная война

Скандал вокруг Гозмана и Скойбеды дошел до стадии, когда истину начали выяснять уже с помощью «тяжелой артиллерии». На первую в сезоне вернувшуюся на Первый канал передачу «Свобода и справедливость» к Андрею Макарову обсудить эту тему пришли не только Главный редактор «КП» Владимир Сунгоркин и  директор по гуманитарным проектам ОАО «Роснано» г-н Гозман, но и писатель Сергей Минаев, Главред «Независимой газеты» Константин Ремчуков, Главред «Эксперта» Валерий Фадеев, глава президентского Совета по развитию гражданского общества Михаил Федотов, депутат Госдумы Алексей Митрофанов, писатель Александр Проханов и другие, не менее интересные лица.

Как всегда, когда в студии одновременно находятся и пытаются донести что-то свое большое количество людей, не привыкших быть статистами, через некоторое время возник некий сумбур, когда некоторые из этих уважаемых мною людей (кроме Гозмана) начали пытаться переорать друг друга.

По сути, передачу можно было заканчивать уже после того как высказались Минаев и Проханов. Первый заметил, что после выборов страну целенаправленно доводят до атмосферы всеобщей ненависти, поднимая градус истерии. Проханов же абсолютно обоснованно поделился мнением, что отрицающие или принижающую Победу для нас, россиян, страшнее Басаева и прочих террористов, а потому с ними надо бороться тотально.

Но разговор пошел дальше. Митрофанов воззвал к журналистской ответственности, напомнив о покончившей самоубийством английской медсестре, которую разыграли австралийские журналисты, другой парламентарий Михаил Маркелов поставил вопрос о том, что первичней – свобода слова или защита прав, чести и достоинства человека.

- Тема такая, что мы сейчас с вами придем к тому, что надо защищать суды и так далее, - провидчески вздохнул ведущий. И к финалу к этому действительно пришли.

- Когда надо защищать алтари и государство, все средства хороши, - бросил в зал Проханов. – алтари защищают через самосожжение.

- Гозман должен сам себя сжечь, или вы ему поможете? - поинтересовался у него Макаров.

- Я бы, конечно, маленькую веточку в этот костер бросил, - не стал дипломатничать Проханов.

Но сцепился с Гозманом вовсе не он, а Алексей Митрофанов, который спросил «роснановца», одобряют ли его уравнивание СМЕРШа и СС ветераны.

На это Гозман ответил, что из литературы и от ушедших уже ветеранов, а также двух живых, он точно знает, какую ненависть у фронтовиков вызывала эта аббревиатура. И он против того, чтобы такие фильмы показывали в дни Победы. Пакостно, дескать, это и неуважительно по отношению к ветеранам.

Странно, но показ «Сволочей», «4-х дней в мае» и прочей кинопакости у него никакой реакции в свое время не вызывал.

- Да не поверю я, чтобы хоть один ветеран одобрял такое сравнение с гестапо, - взревел Митрофанов и стукнул кулаком, нет, не по Гозману, а по столу, за которым стоял. И началась дискуссия по принципу «кто громче». При этом Гозман все время намекал Митрофанову, что тот не в Госдуме, и кричать не надо, хотя эти же слова мог отнести и к себе самому.

- Ключевое в выступлении Гозмана, конечно же, сравнение с гестапо, - резюмировал Фадеев и апеллировал к Проханову. – Власть идейная, власть над смыслом находится во многом в тех же руках, в которые она попала 25 лет назад.

- У кого? – спросил тут же Гозман и получил ответ. – У тебя в том числе.

- А, власть у меня, смотрите, у меня власть, - чуть не взвился «роснановец», очевидно пропустивший смысл того, о чем говорил Фадеев.

- Эта власть существует, и когда что-то происходит, что ему не нравится, встает целый фронт. Смотрите, что происходит, - продолжал Фадеев. – Стоило Путину робко сказать о едином учебнике, как этот фронт, который сейчас травит «Комсомольскую правду», тут же поднялся. Потому что он уже есть, этот учебник. Он существует не в материальном виде. А как единая трактовка нашей истории, где Сталин рядом с Гитлером, где советский народ не очень-то и победил, где, как крайняя степень, лучше бы победили нас.

- Я хотел бы немного реабилитировать Леонида Гозмана перед частью общественности, - начал свое выступление Владимир Сунгоркин, немало изумив этими словами зрителей, и продолжил. – Потому что сказанное им – это самое мягкое, что прозвучало из этого идеологического стана в эти дни. Фадеев тут затруднился назвать персон, а я некоторых назову – Михаил Берг, неведомый мне Колкер, Леонид Гозман, Артемий Лебедев, я бы добавил еще Валерия Панюшкина, где говорилось о более страшных вещах.

- Вы и меня с ними перечислили? - вопросил Гозман.

- Конечно, вы не с ними, вы только за гестапо, - отбрил Сунгоркин. – Я за последнее время узнал много нового и о газете, и о себе. Вы тут сказали, что не пришла Скойбеда. Почему? Да она в последнее время находится на грани нервного срыва. Давление на нее колоссальное.

Похоже, что рекламная пауза вызвала вздох облегчения у всех, но сразу после нее дискуссия все в том же стиле возобновилась с новой силой.

- Я, Юрий Бондарев, Валентин Распутин – нас называли фашистами. Русский фашизм – этот термин придумали либералы и казнили нас им, требуя трибунала, - вспомнил Проханов. – Добей гадину, – сказал либерал Окуджава, и танки били по белому дому. Вся мощь прессы била по нам и ломала нас. Поэтому я вчера подошел к Ульяне и поцеловал ей руку (речь о прошедшей накануне по каналу «Россия» передаче «Специальный корреспондент», в эфире которой Скойбеда опять принесла свои извинения – прим. авт.)

- Современные средства коммуникации таковы, что люди уже не успевают думать, - признал Иван Засурский, внук легендарного декана журфака МГУ. – Поле битвы находится внутри человека. Я сам бешеный, иногда увлекаюсь, и бывает, хочется извиниться за то, что веду себя чрезмерно эмоционально. Просто каждый должен за собой следить. У нас произошло разделение большого информационного пространства на разные сообщества, и каждый воспринимает задачу доказать лояльность своей группе как основную. Средство коммуникации – конфликт, а в нем, как известно, все средства хороши. Идет самая настоящая гражданская информационная война, которую пора заканчивать.

- Я рад, что Скойбеда не пришла на эфир, ее присутствие в студии не сделало бы чести Первому каналу – резюмировал Гозман. – Меня приглашали в «КП» на эфир, но я туда не пойду, пока она не будет уволена.

- А давайте вы тоже подадите в отставку с поста одного из руководителей «Роснано», - предложил Сунгоркин. – И вы, и Ульяна.

Гозману это предложение явно не понравилось.

Говорили еще много, и об ответственности, и невозможности привлечь к ней блогеров, и о необходимости реагирования главных редакторов. Порой срываясь на крик (чаще всего это удавалось Митрофанову), порой снижая накал страстей. Митрофанов предложил создать специальный суд по информационным спорам, наделив его большими полномочиями. Ведущий привел в пример Великобританию, где такой орган был недавно создан новым законом и заключил, что государство имеет право защитить права граждан, применяя к СМИ определенные санкции.

- Я даже не знаю, что сказать по итогам нашей программы, - заметил ведущий.

- Тютчева почитай, - предложили ему, намекая на прозвучавшую в начале передачи знаменитую строку великого поэта: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется».