Когда возникнет русская философская школа?

От университетской группы Terra America: Наш портал и философский факультет МГУ им. Ломоносова осуществляют совместный проект, который мы обозначаем как «Возвращение идеального». До начала тематических семинаров на университетской площадке, мы опубликовали своего рода манифест проекта и разослали его ведущим отечественным философам и мыслителям, дабы уже сегодня подключить их к дискуссии. Наиболее концептуально интересные работы мы будем публиковать на нашем сайте и на сайте философского факультета МГУ. Первая такая работа – статья российского историка, критика и литературоведа, доктора филологических наук, кандидата исторических наук по специальности «Этнография, этнология и антропология» Бориса Соколова, которую мы и предлагаем вниманию наших читателей.

* * *

На мой взгляд, национальную философию, национальную философскую школу нельзя создать неким волевым актом. Либо она в данный момент есть, либо ее нет. И русской философии в данный момент не существует. Отменить этот факт не в состоянии никто, ни правительство, ни университеты, ни самые авторитетные философы мира вместе взятые. Парадоксальность ситуации состоит в том, что нашей национальной философии уже нет и в то же время ее еще нет.

Общепризнано, что русская философия, как некий оригинальный феномен, отличающийся от философских систем и изысканий других стран и народов, существовала в конце XIX – начале XX века. Отличительной чертой русской философии было то, что она была прежде всего философией религиозной, этическое в ней стояло на первом месте. Русские философы принципиально отказывались от попыток создания философских систем, поскольку, по их мнению, реально имела право быть только одна система – Божественная, и постигнуть ее разумом оказывалось невозможно.

Русская философия той эпохи связана прежде всего с именами Владимира Соловьева, Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Льва Шестова и о. Павла Флоренского. Творчество Бердяева и Шестова продолжалось и в эмиграции, оказав существенное влияние на западноевропейскую экзистенциальную философию. Но русских продолжателей эти философы уже не имели, и в лучшем случае порождали эпигонов. Почвы для развития русской религиозной философии в среде эмиграции не было как из-за отсутствия потребности в церковных реформах (церковь была среди того немногого, что еще связывало эмигрантов и их потомков с родиной), так и вследствие сосредоточенности эмигрантов на проблемах собственного выживания. В СССР же возможности свободного философского развития были пресечены, как справедливо замечают авторы статьи «Америка: возвращение идеального», «принуждением к молчанию» всех оставшихся в стране немарксистских философов, а также вынужденным или искренним подстраиванием под идеологические догмы советского государства философов-марксистов и даже некоторых не-марксистов, вроде Алексея Лосева, который после своей «Диалектики мифа» вынужденно отказался от развития своего самостоятельного учения.

После падения коммунизма новая русская философия, если понимать под ней нечто, имеющее всемирное значение, еще не успела возникнуть, что не исключает ее появления в будущем. Однако создается впечатление, что эта философия вряд ли будет религиозной. На рубеже XIX и XX веков значительная часть русской интеллигенции надеялась на реформирование Русской Православной Церкви и собиралась на путях обретения новой духовности победить марксистское материалистическое мировоззрение, становившееся популярным среди радикально настроенной молодежи. Сегодня авторитет РПЦ среди мыслящей части общества весьма низок, и мало кто всерьез полагает, что ее возможно реформировать. К тому же в нашей стране фактически отсутствует борьба мировоззрений, именно мировоззрений, а не распиаренных политических кланов.

По этим причинам религиозная форма философского мышления вряд ли будет принята современным русским обществом, как и любая другая философия, претендующая на роль идеологии. И здесь как раз может пригодиться опыт современной американской философии. В свое время русские религиозные философы обращались к германской философской традиции, поскольку в XIX веке Германия справедливо считалась центром развития мировой философии. А вот попытки создать новую русскую философию в конце XX – начале XXI века, ориентируясь на французских постмодернистов, мягко говоря, впечатляющих результатов пока что не дали. Но это отнюдь не исключает постмодернистского характера будущей русской философии.

В этом смысле американская философская традиция, сочетающая модернизм с постмодернизмом, в данной ситуации выглядит заманчиво. Она может послужить опорой для русских мыслителей, алчущих ответов на проклятые русские (да и мировые) вопросы. В статье Дмитрия Дробницкого, Александры Забалуевой и Бориса Межуева верно подмечено, что давно уже именно Америка поставляет в нашу страну основные политические идеи и шаблоны мышления, поскольку российские гуманитарии теперь не мыслят по-европейски.

Сама по себе идея, что центр развития мировой философии переместился из Европы в США, не нова. Впервые ее высказал еще в 1975 году британский философ барон Энтони Куинтон, автор самого короткого определения философии как размышления о размышлении. Новым в упомянутой статье является доказательство того, что вся российская политическая философия и политология – это во многом калька с американских образцов. Из американского опыта главным образом заимствуют свои образцы и российская политология, и российская экономическая мысль, и российские юристы, особенно те, кто пишет конституционные законы.

Современную американскую философию с полным правом можно назвать политической философией. Это не религиозная философия, хотя в ее основе во многом лежат христианские ценности, причем даже тогда, когда философы критикуют религию и объявляют себя агностиками. Американская философия никогда не претендовала на то, чтобы стать заместителем религии или основой для реформирования какой-либо из существующих религий. Были среди американских философов свои утописты, вроде Генри Торо, но не было религиозных подвижников.

Сейчас, когда в России все стараются делать на американский манер, новая философия неизбежно попробует заговорить на американском философском языке. И это несмотря на то, что современные американские философы в среде российских профессиональных философов известны довольно слабо. Но американский философский язык, тем не менее, будет, думается, наиболее понятным российскому интеллектуальному сообществу.

В центре современной американской философии находятся взаимосвязь проблем расы, пола и класса, проблемы природы сознания, а также то американское идеальное, о котором говорится в статье как о последнем прибежище российской интеллектуальной элиты. И консерваторы, и либералы обращают взоры к Америке, рассчитывая получить оттуда последние решающие аргументы в пользу своих доктрин.

Между тем, американские философы все чаще приходят к выводу об индетерминизме развития человеческого общества и о зависимости социального поведения от биологической основы. Так, Джон Серль признается: «Я думаю, что мы можем действовать только при условии свободы воли. Здесь я на стороне Канта. Детерминизм как позиция невозможен в жизни, даже если мы абстрактно в нем убеждены».

В силу этого принципиального индетерминизма общественного бытия (а без свободы воли жизнь человека утратила бы всякий смысл) мы не можем предсказать ни дальнейшее развитие политической ситуации в России, ни реальную возможность появления новой русской философии мирового значения.

В то же время, в американской и мировой философии наблюдается размывание свойств научного знания, казавшихся прежде ясными и незыблемыми, и возникновение различных конкурирующих образов науки, которая в ряде отношений сближается с религией, художественной литературой и ненаучным знанием. Неизбежной становится и все более узкая специализация философов, равно как и других ученых, вследствие неконтролируемого информационного взрыва.

Американская философия давно уже избавилась от бремени системных исследований и структуралистских догматов, и российская философия движется в том же направлении. В Америке большинство философов осознает ограниченность исследовательских и прогностических возможностей гуманитарных наук. В России, из-за все еще сильного влияния марксистской традиции, этот путь еще не пройден, но его безусловно придется пройти.

В то же время, нельзя не признать, что влияние национальных философских школ в мире падает, и новая русская философия, если она возникнет, вряд ли когда-нибудь будет столь влиятельна, как была русская религиозная философия рубежа XX и XXI веков.

Америка, в отличие от ведущих держав Евросоюза, остается поборником сохранения национального суверенитета, так как это является необходимым условием сохранения Pax Americana. Никаких идей создания конфедерации с Канадой и, тем более, с Мексикой в США всерьез не выдвигается. И точно таким же непременным условием является сохранение национального суверенитета тех стран, которые становятся объектами американского влияния.

Американская империя, если о таковой сейчас можно говорить, является понятием не территориальным, а культурно-технологическим и военно-экономическим. Ее существование обусловлено мировым влиянием США как главного поставщика массовой культуры и передовых технологий, ролью Америки как наиболее мощной военной и экономической державы мира, равно как и ролью американских и так или иначе связанных с Америкой транснациональных корпораций. В то же время, лишение тех или иных государств национального суверенитета не принимается и не поддерживается американским правительством прежде всего из опасений, что содержание этих стран взвалит на американских налогоплательщиков дополнительное, непомерное для них бремя.

Кроме того, Америка – единственная из великих держав, что пока еще озабочена развитием европейской цивилизации как христианской цивилизации и не пытается слишком глубоко влезать в проблемы мусульманского мира, хотя она и вынуждена обороняться от исламских террористов.

Если России когда-либо суждено возродиться как Российской империи, то это наверняка будет не та империя, какая существовала до 1917 или до 1991 года. Это будет империя лишь в том значении, в каком мы сегодня говорим об американской империи. Конечно, догнать и перегнать Америку России не удастся – не стоит повторять ошибки прошлого, равно как не стоит пытаться строить «великую либеральную империю нефти и газа». С быстрым развитием технологий ископаемые углеводороды вскоре могут потерять свое безусловное мировое значение. Не будем здесь спорить о том, насколько нефть и газ можно полностью вытеснить из энергетики, важен уже сам факт того, что мир хочет избавиться от нефтегазовой зависимости.

Россия могла бы оказывать влияние на процессы, протекающие в глобальном мире, если бы наша страна смогла вырваться вперед в развитии отдельных групп технологий, востребованных на мировом рынке, а также произвела бы на свет ряд феноменов высокой культуры и науки, способных вновь поразить мир.

И вот тогда, когда и если в нашей стране будет создано нечто подобное этой идеальной конструкции, то неизбежно возникнет и новая русская философия. Но такая философия, на мой взгляд, вряд ли будет претендовать на роль идеологии, особенно государственной.