ОКО ПЛАНЕТЫ > Аналитика событий Украины > Вернуть Украину

Вернуть Украину


31-03-2015, 06:51. Разместил: Редакция ОКО ПЛАНЕТЫ

Вернуть Украину

Рессентимент и будущая российская «реконкиста» украинского общественного мнения

Не стоит недооценивать потенциал «мягкой силы» для достижения основных целей российской политики на Украине. У Москвы появится возможность изменить ситуацию в свою пользу

 

Статья подготовлена при участии Бориса Соколова — младшего научного сотрудника лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ.

Среди экспертов – как отечественных, так и зарубежных – широко распространено мнение о том, что своими действиями в ходе «революции достоинства» и последовавших затем сецессии Крыма и войны в Донбассе Россия навсегда дискредитировала себя в глазах граждан сопредельной державы и воспринимается теперь в украинском общественном мнении исключительно как агрессор. Некоторые делают вывод, что России бесполезно искать компромиссные варианты разрешения текущего кризиса и следует придерживаться агрессивной политики.

Горячие головы призывают объявить войну Украине и попросту захватить пророссийски настроенные восточные регионы и даже Киев. В качестве обоснования ссылаются на то, что на Украине на долгие годы пришло к власти русофобское правительство, которое будет проводить ярко выраженную антироссийскую политику и стремиться максимально интегрироваться в евроатлантическую систему безопасности. Сторонники радикального подхода полагают, что перспективы появления по соседству крупного озлобленного государства, готового разместить на своей территории военные базы НАТО, в любом случае являются более весомой угрозой национальной безопасности России, нежели риски, связанные с экономическими, политическими и даже военными мерами противодействия, которые будут использоваться международным сообществом в случае прямого вторжения России на Украину.

Наличие под боком крупного и агрессивного государства, активно сотрудничающего с конкурентами в борьбе за влияние на мировой арене и к тому же имеющего территориальные претензии, – действительно серьезная угроза. Вместе с тем не стоит недооценивать потенциал «мягкой силы» для достижения основных целей российской политики на Украине. На данный момент общественное мнение страны весьма негативно настроено по отношению к России и при этом вполне лояльно к Соединенным Штатам и крупным странам Западной Европы – что, несомненно, благоприятствует целям внешней политики этих государств в регионе. Однако теория международных отношений и теория общественного мнения позволяют предположить, что по мере усложнения внутриполитической ситуации на Украине у Москвы появится возможность изменить ситуацию в свою пользу и вновь сформировать позитивный образ России в широких слоях украинского общества.

Рессентимент: исторические аналогии

Чтобы понять механизм, способный привести к такому результату, надо отвлечься от анализа текущей ситуации в терминах геополитики или стратегии рационального выбора и обратиться к истории идей. В философии существует термин рессентимент (от фр. ressentiment – «обида, злопамятность, негодование»). Впервые он был введен Ницше в «Генеалогии морали» для описания специфического феномена переоценки жизненных ориентиров. Согласно Ницше, рессентимент возникает в случаях, когда индивид ощущает свою неполноценность по отношению к некоторому значимому Другому и страдает от невозможности достичь равного с Другим статуса. В результате субъект рессентимента вырабатывает картину мира, отрицающую картину мира Другого, и, более того, постулирует неизбывную ответственность Другого за собственные неудачи.

Как предположила американский историк советского происхождения Лия Гринфельд, рессентимент может проявляться не только на индивидуальном уровне, но и на уровне целых стран. В своем opus magnum «Национализм: пять путей к современности» она иллюстрирует данный тезис примерами из европейской истории XVIII–XIX веков. В начале этого периода главным законодателем политической моды была Англия. Многие деятели французского Просвещения открыто восхищались английскими политическими и экономическими институтами и призывали французское правительство перестроить страну по островным лекалам. На тот момент Англия и Франция являлись главными конкурентами за лидерство на мировой арене, постоянно воевали между собой, и Франция чаще оказывалась битой. Поэтому запрос на модернизацию в стране был достаточно сильным, и реформы рано или поздно последовали. Однако французам не удалось преодолеть экономического и военного отставания от Англии; по итогам Семилетней войны они потеряли Канаду, да и в Индии их позиции были значительно ослаблены.

Одним из побочных результатов этой неудачной гонки преследования стала радикальная смена интеллектуальных настроений: если изначально во французских салонах англофилия считалась хорошим тоном, то во второй половине XVIII столетия большинство мыслящих людей Франции стали англофобами разной степени закоренелости. Похожая ситуация имела место и в Российской империи, которая со времен Петра Великого активно, но не всегда успешно ориентировалась в развитии на европейские образцы, что в итоге привело к формированию влиятельной антизападной традиции в русской социальной мысли, а также в Германии времен Наполеоновских войн, идеалом, а потом объектом ожесточенной критики которой была новорожденная Французская республика.

Яркий пример рессентимента можно обнаружить и в новейшей российской истории. Во времена перестройки подавляющее большинство жителей СССР в целом и РСФСР в частности положительно воспринимали США, демократию и рынок. Сейчас опросы общественного мнения показывают радикально противоположную картину, особенно в отношении Америки. Почему так произошло? Многие в России, особенно среди демократической интеллигенции, рассматривали реформы начала 1990-х гг. как способ рывком преодолеть техническое и экономическое отставание от Запада и превратить Россию из изолированной «империи зла» в одну из ведущих держав стремительно интегрирующейся планеты. При этом предполагалось, что бывший геополитический противник, Соединенные Штаты, приложит активные усилия для скорейшего превращения России в развитую демократию.

Однако США, хотя и оказали экономическую и политическую помощь модернизирующейся России, но далеко не в тех объемах, на которые рассчитывали российские элиты. Более того, американцы воспользовались временной слабостью бывшего конкурента и расширили присутствие в регионах, ранее входивших в советскую зону влияния. Отказ считаться с национальными интересами России уже в середине девяностых вызывал негативную реакцию у отечественной элиты, причем не только у внешнеполитических «ястребов» и ярых сторонников советского строя. Даже такие видные представители либерального крыла того времени, как Григорий Явлинский и Борис Немцов, временами позволяли себе обвинять Соединенные Штаты в недружелюбных действиях по отношению к России.

На разочарование элит наложилось и массовое недовольство населения, сильно пострадавшего от «шоковой терапии» и последовавшего за ней лихолетья. Все это привело к формированию в общественном мнении устойчивых антиамериканских и вместе с этим антирыночных и антидемократических настроений и консолидации значительной части российского социума на основе антизападной идеологии. Одним из частных последствий этого явления стала дискредитация либерально-демократических взглядов и их сторонников в российском политическом пространстве.

Возможен ли разворот?

В преддверии революционных событий прошлой зимы ситуация на Украине во многом напоминала ту, что сложилась в России начала 1990-х годов. Как и у большинства отечественных реформаторов той эпохи, идеология активистов Майдана была построена на том, чтобы сделать из Украины процветающую демократическую страну – а вовсе не на кровожадных русофобских идеях националистов-радикалов. Да, националисты представляли собой наиболее организованный и решительный сегмент украинского гражданского общества времен Майдана и поэтому сыграли непропорционально большую роль в последовавших событиях. Сецессия Крыма и пророссийские выступления в Донбассе сыграли им на руку, разбудив националистические чувства даже у многих нейтральных по отношению к России сограждан. Более того, ненависть к России стала в какой-то момент ключевым компонентом национальной солидарности Украины после Януковича и, будучи пока единственным таким компонентом, искусственно подогревается некоторыми группировками элиты ради удержания власти. Тем не менее изначально Майдан вдохновлялся не антироссийскими лозунгами, а имел вполне позитивную повестку: на улицы вышли люди, которые хотели сделать свою страну лучше.

Война с Россией до победного конца не является их политическим идеалом. Они не готовы расплачиваться за бессмысленное бодание на фронте социально-экономической катастрофой, происходящей не где-то в абстрактной «Луганде», а на улицах Киева. Раз уж обстоятельства сложились таким образом, что их страна оказалась де-факто в состоянии войны, было бы глупо обвинять их в том, что на данный момент они рассматривают Россию как врага и готовы нести определенные издержки ради победы. Но не стоит забывать, что для подавляющей части украинского населения – как и населения любой другой страны – собственные экономические интересы всегда останутся более весомыми мотивами политического поведения, нежели любые идеологические лозунги. Чтобы заставить голодающую страну сражаться до последнего патрона, необходимо обладать репрессивным аппаратом и пропагандистской машиной сталинского СССР или Третьего рейха. Нынешнее же украинское правительство не может эффективно провести мобилизационную кампанию даже в наиболее националистически настроенных западных регионах. Это заставляет предположить, что вскоре основным инструментом завоевания электоральной поддержки для украинских политиков станет способность обеспечить минимальную социально-экономическую стабильность в стране, а вовсе не безответственные призывы продолжать войну с Россией до победного конца.

Продолжение АТО возможно только при условии поступления экономической и военной помощи с Запада. Это прекрасно понимают в Киеве, и именно этого ждут сторонники нынешнего правительства, пока еще сохраняющие светлый образ Запада как олицетворения «всего хорошего против всего плохого». Европейские лидеры, однако, в целом не заинтересованы в противостоянии с Россией: слишком высоки экономические издержки, грозящие в условиях жесткой электоральной конкуренции обернуться потерей власти. Не следует обманываться насчет истинных мотивов европейцев: их куда больше волнует попытка большого соседа силой перекроить государственные границы, нежели достаточно ограниченные выгоды экономического или военного сотрудничества с Украиной. При наличии гарантий сохранения территориальной целостности Украины дипломатическое давление Евросоюза на Россию значительно снизится; экономическая помощь Украине также будет минимальной, позволяющей лишь избежать гуманитарной катастрофы, чреватой потоком беженцев (который, впрочем, будет направлен скорее в сторону России, чем в страны ЕС; соответственно, и издержки Западу будет выгоднее взвалить на Россию).

С Америкой дело обстоит несколько сложнее: там сильны позиции «ястребов», продолжающих мыслить категориями холодной войны и стремящихся обозначить американское присутствие везде где только можно. По их мнению, нынешняя независимая политика России на Украине бросает вызов статусу США как мирового гегемона и должна быть пресечена на корню. Но, положа руку на сердце, следует признать, что действия России если чем-то и отличаются от политики Израиля по отношению к сопредельным государствам, то только свойственным нашей стране масштабом. Усиление Китая и рост исламского экстремизма, который постепенно вырастает из «коротких штанишек» тактики партизанской борьбы и отвоевывает себе место на политической карте мира, являются куда большей угрозой для Соединенных Штатов, нежели реакция потревоженного в своем лесу медведя.

За океаном достаточно людей, которые ориентируются в реалиях современной мировой политики куда лучше, чем потерявшиеся во времени представители последнего «холодно-военного» поколения. Конфронтация с Россией, хорошей или плохой, демократической или авторитарной, не может быть целью номер один американской внешней политики. Тем более если союзником США выступает практически недееспособное политическое образование. Поэтому максимум, на что может рассчитывать нынешнее украинское правительство, – это поставки оружия. Несомненным бенефициаром здесь выступят американские оружейные производители, чьи лоббистские способности хорошо известны. Но проблема Украины вовсе не в недостатке вооружений.

Отсутствие значимой помощи от Запада и пренебрежение интересами самой Украины в большой геополитической игре, таким образом, представляются наиболее вероятным сценарием развития событий. Вкупе с очевидной неспособностью собственного правительства справиться с ситуацией в стране это рано или поздно должно привести к изменению общественного мнения, в том числе и в отношении перспектив дальнейшего сотрудничества с Западом. Сейчас многие политически активные украинцы осмысляют международную ситуацию с помощью простой бинарной оппозиции «Восток – Запад»: зло грядет с востока, а вот помощь должна прийти с запада. Однако если помощь оттуда не придет, – а она не придет – то эта черно-белая семантическая система окажется сломанной. Ориентация на Европу – как в качестве политико-экономического партнера, так и идеальной модели социального устройства, – перестанет быть массовой. Напротив, среди населения, особенно среди образованной и наиболее проевропейской его части, начнет распространяться чувство разочарования в прежних идеалах и обида на европейские страны – тот самый рессентимент. Параллельно будет нарастать и чувство усталости от бестолковых националистических кричалок, выступающих не более чем фоном для элитных разборок.

Если Москва приложит усилия, чтобы уйти с отрицательного полюса упомянутой выше оппозиции и заполнить идеологический вакуум, образующийся в украинском политическом пространстве по мере осознания фиаско националистического и европейского проектов, вполне возможен и радикальный поворот: Россия станет в глазах многих украинцев партнером, гораздо в большей степени заслуживающим доверия, нежели европейские политики, ограничившиеся лишь декларациями, но по факту ничего не сделавшие для спасения Украины.

Конечно, для того чтобы этот гипотетический поворот случился на самом деле, потребуется не только массированное пропагандистское воздействие, тем более что доступ российских агентов в украинское информационное пространство затруднен противодействием украинских госструктур. Убедительным аргументом в пользу союза с Россией будут такие положительные стимулы, как гуманитарная помощь населению, в том числе и оказываемая по линии церкви или НКО, человечное отношение к пленным пророссийских комбатантов в Донбассе, государственные программы поддержки беженцев с Украины, направляющихся в Россию, и жителей приграничных с Россией регионов, предоставление благоприятных условий украинским компаниям, торгующим с Россией, особенно представителям малого и среднего бизнеса. Адресатом такой политики должны выступать рядовые украинцы, а не высокопоставленные функционеры нынешнего правительства. Более того, российская пропаганда, как внутренняя, так и направленная на экспорт, должна подчеркивать различие между нынешней украинской властью и населением.

Не следует огульно клеймить «укропами» и «бандеровцами» всех живущих к западу от линии фронта в Донбассе. Такая стратегия ведет лишь к консолидации украинцев вокруг националистической политики, тогда как необходимо создавать идейный вакуум вокруг радикалов и лишать их массовой поддержки. Украина – независимое государство; поэтому национальные чувства украинцев необходимо по мере возможности щадить. Что сейчас по-настоящему важно, так это положить конец традиционной для идеологов украинского национализма практике формирования украинской идентичности через позиционирование Украины как «не-России». Лучшей возможности, чем очевидный всем политический провал антироссийски настроенных националистов и проевропейских либералов, для этого может и не представиться.

Некоторые элементы подобной политики уже проводятся в жизнь. Однако наблюдателями они интерпретируются скорее как попытка подать косвенный сигнал Западу о мирных намерениях России; тогда как эта информация должна иметь своими адресатами не только западных дипломатов и экспертов, но по преимуществу простых жителей Украины. Если из-за информационной блокады украинских властей этого нельзя добиться через СМИ, то всегда можно использовать неформальные человеческие связи. Распространение позитивного образа России и русских как противников олигархического правительства и радикальных националистов, но не самой Украины и ее народа посредством информационных потоков на микроуровне через друзей и родственников, предпринимателей, солдат, участвующих в АТО, будет иметь даже больший эффект, нежели трансляция позитивной картинки на ТВ.

Следует отметить, что подобная стратегия непрямого действия в случае успеха будет иметь несколько побочных, но очень важных для национальных интересов России позитивных следствий. Во-первых, мирное завоевание общественного мнения Украины позволит (в вероятных условиях продолжающейся политической соревновательности внутри страны) обеспечить приемлемый уровень лояльности украинского правительства в средне- и даже долгосрочной перспективе и блокировать невыгодные для России направления сотрудничества Украины с Западом. При этом неверно будет полностью препятствовать европейской интеграции Украины – чтобы окончательно не оттолкнуть и саму Европу, и проевропейские слои Украины: украинский рессентимент не уничтожит совершенно желание украинцев сотрудничать с Европой. Между тем мягкая переориентация украинского населения на сотрудничество с Россией также позволит снизить остроту противостояния в Донбассе и, следовательно, найти приемлемое решение конфликта, не ставящее под угрозу территориальную целостность Украины. Это внесет вклад в изменение образа «реваншистской» России, которым западные «ястребы» стращают своих более-менее нейтральных коллег и избирателей, и усилит электоральные позиции западных политических и стоящих за ними экономических групп, заинтересованных в сотрудничестве с Россией.

Конечно, было бы абсурдом отказаться от поддержки ДНР и ЛНР. Это будет воспринято всеми заинтересованными сторонами как проявление слабости со всеми вытекающими репутационными издержками. Особый статус ДНР и ЛНР в послевоенной Украине неизбежен, но подобное решение, очевидно, является оптимальным по гуманитарным соображениям и не требует для своей легитимации каких-то хитроумных конструкций, вовлекающих национальные интересы России и способных закрепить ее образ агрессора. Люди, убивавшие друг друга, не научатся жить вместе за один день. Присутствие миротворческих миссий ООН представляется вполне приемлемым компромиссом.

Санкции за Крым также не будут сняты в одночасье; напротив, этот вопрос будет камнем преткновения в отношениях России и Запада еще долго. Однако нарастание украинского рессентимента и последующее потепление отношений между Москвой и Киевом могут привести к парадоксальному результату, когда население страны, формально пострадавшей от территориальной экспансии соседа, будет в меньшей степени озабочено статусом Крыма как спорной территории, нежели посторонние по отношению к данной ситуации представители международных политических структур. Жители любого государства могут быть временно ослеплены ненавистью к врагу; но в конечном счете простые люди часто бывают разумнее политиков и выбирают тех, кто протягивает руку помощи, а не толкает в кровавую бездну.

Эти соображения многим покажутся невероятными. Впрочем, всего несколько лет назад большинство экспертов назвали бы невероятной войну России и Украины. Не стоит недооценивать потенциал «мягкой силы» и роль идеологических факторов в политических процессах. Резюмируя изложенную выше аргументацию, следует сказать прямо: Америке и Европе украинское население как таковое не нужно. Это всего лишь разменная монета в большой геополитической игре, которую по воле одной из группировок политических элит ведут США и в которую с большим нежеланием втягивается Евросоюз. Собственное украинское правительство, эксплуатирующее до времени националистическую антироссийскую идеологию, судя по всему, оказывается банкротом. Усугубляющиеся с каждым днем экономические трудности будут лишь усиливать рессентимент украинцев против Запада, равно как и недоверие и даже ненависть к собственным политическим элитам. РФ должна воспользоваться грядущим разочарованием украинского общества в украинском национализме и проевропейском либерализме. Наличие теснейших экономических, социальных и исторических связей между двумя странами, несомненно, будет только способствовать успеху политики, направленной на восстановление позитивного образа России среди широких слоев украинского населения.


Вернуться назад