Эффект бумеранга

 Виталий Борисович Пономаренко, не старый, но рано поседевший и поэтому внушающий окружающим уважение своим респектабельным видом врач-гинеколог, вышел из лифта на 4-м этаже поликлиники при городской клинической больнице, и пошел по коридору в сторону своего кабинета, приветливо раскланиваясь с проходящими мимо коллегами. Возле кабинета на стоящих вдоль стены стульях уже расположились женщины разных возрастов и девушки. Их собралось около десяти человек. “Ого!” – подумал Виталий Борисович, довольно улыбаясь в усы. Ему было приятно такое признание его профессионализма. Действительно, за восемь лет работы в этой больнице Виталий Борисович буквально влюбил в себя персонал  и пациенток. Его обходительные манеры, искреннее участие, доброта, лучившаяся из глаз, и, главное - потрясающая врачебная интуиция и талант диагноста сделали его популярнейшей личностью в городе. Слава о его таланте разошлась и за пределами города и многие иногородние женщины, уставшие бесцельно ходить на приемы к местным врачам, зачастую безграмотным и равнодушным, обивали пороги городской поликлиники в надежде попасть на прием к Виталию Борисовичу. Казалось, не было таких женских болезней, которые не смог бы точно определить и назначить грамотное и эффективное лечение Пономаренко.

- Доброе утро, уважаемые, – поздоровался с пациентками Виталий Борисович и подошел к двери кабинета. Он намеренно на людях напускал на себя суровый и неприступный вид, скрывая мягкость характера и понимая, что этой мягкостью могут воспользоваться наглые и нечистоплотные люди. Зайдя в кабинет, Пономаренко оглядел помещение, выискивая какой-либо непорядок, но все было на местах и сверкало чистотой. Гинекологическое кресло стояло за ширмой и просвечивалось пугающими очертаниями. Виталий Борисович переоделся в белый хрустящий халат и сел за стол, намереваясь просмотреть истории болезни очередных пациенток. Вдруг, постучав, в кабинет вошла старшая медсестра Мария Романовна:

- Виталий Борисович, доброе утро! Хорошо спали? – Мария Романовна любовно смотрела на засмущавшегося Пономаренко.

- Спасибо, Мария Романовна, хорошо…

- А вам тут циркуляр из министерства. Приказали всем довести под роспись. – Мария Романовна подала Пономаренко лист бумаги. Тот взял листок и, нацепив очки, начал читать. По мере чтения лицо его багровело и наливалось возмущением.

- Что за бред?! – воскликнул Виталий Борисович, - это же невозможно!

- Вот и я говорю, - Мария Романовна как-то жалко склонила голову и сдвинула плечами.

- Ну, ладно, вы можете идти, я разберусь… - Виталий Борисович снова начал перечитывать бумагу. Это было распоряжение министерства о национальной языковой политике в сфере здравоохранения, в котором предписывалось служебное и неслужебное общение исключительно на государственном языке. В случае нарушения данного предписания угрожали серьезным административным взысканием, вплоть до увольнения с работы. “Вашу мать!!!” – подумал Пономаренко в момент, когда его врожденная интеллигентность и аристократизм, съежившись, метнулись куда-то в угол его необъятной души. Он поднял трубку телефона и набрал внутренний номер главврача.

- Доброе утро, Семен Антонович, это Пономаренко!

- Узнал, узнал, не быть тебе богатым, доброе утро, - ответил немного сиплый голос.

- Я получил это распоряжение министерства…

- Да, знаю, знаю. Зайди ко мне на минутку, обсудим.

- Хорошо, - Виталий Борисович положил трубку, с тоской посмотрел в окно, за которым, словно желая еще больше омрачить его настроение, собирался дождь, и вышел в коридор.

- Извините, дорогие, прием немного задерживается, подождите немного, извините…- Пономаренко заспешил по коридору к лифту.

В кабинете его радушно принял Семен Антонович, заплывший жиром лысоватый оптимист. Как он говорил, можно пережить любое время, если жить вне времени. Он усадил Пономаренко в кресло и сочувственно посмотрел на него.

- Меня это тоже убило, но выполнять нужно, иначе… - он не договорил, но было ясно, что иначе ничего хорошего ожидать не придется.

- Ну, хорошо, на бытовом уровне еще можно как-то соблюдать это распоряжение, но, Семен Антоныч, у нас же СПЕЦИФИКА!!! Мы же постоянно применяем специфические термины, как с ними быть? – загорячился Виталий Борисович.

- А вот, они прислали специальный словарь медицинских терминов на государственном языке, - Семен Антонович бросил на стол новенькую брошюрку. Пономаренко недоверчиво взял книжицу и раскрыл ее на первой попавшейся странице. Прочитав несколько слов, он с ужасом посмотрел на главврача:

- Но это же невозможно ни произносить, ни объяснить!! Вы послушайте: - “канцер” - “пистряк”, а “канцерогенез” - “пистряковытвир”! Они что, издеваются? Кто это понавыдумывал? Откуда они взяли эти слова?! – Виталий Борисович, задыхаясь, потянул ворот рубашки.

- Успокойтесь, Виталий Борисович, - главный налил стакан воды и протянул Пономаренко, но тот, не заметив протянутой руки со стаканом, смотрел куда-то в угол невидящим взглядом. Затем, обратив внимание на стакан, взял его дрожащей рукой и выпив, посмотрел на наручные часы.

- Что, спешите уже? - участливо спросил Семен Антонович.

- Да нет, смотрю, сколько до пенсии осталось, - нашел в себе силы пошутить Пономаренко, - ну, ладно, нужно идти, пациенты ждут. А когда начинается эта экзекуция? - поинтересовался он.

- С момента получения предписания, короче, уже…

- То есть, мы с вами уже должны быть наказаны?

- Выходит, так…

- Так необходимо же хоть какое-то время на ознакомление с новой терминологией, ее же нужно выучить, в конце концов!

- Конечно, конечно, первый месяц подготовительный, санкции будут применяться с начала второго месяца действия.

- Маразм какой-то, - Виталий Борисович бросил взгляд на словарь и спросил:

- Можно взять?

- Естественно, нужно. Держитесь, Виталий Борисович, - главный сжал руку Пономаренко, провожая его к двери.

Подойдя к двери кабинета, Пономаренко увидел, что возле нее суетится человек в рабочей одежде. Это был больничный плотник, который менял табличку. Он снял предыдущую табличку и готовился прикрепить новую.

- А ну-ка, дайте посмотреть, - Пономаренко взял в руки табличку и прочитал надпись: - “Пологожінківник”. Молча вернув табличку плотнику и качая головой, Пономаренко вошел в кабинет, где уже находилась медсестра, поздоровался и попросил начинать прием. Пока медсестра приглашала первую пациентку, Виталий Борисович посмотрел на название брошюрки. Он оторопело пытался вникнуть в смысл названия. Хотя Пономаренко превосходно владел украинским, даже писал стихи, любил петь песни и вообще, обожал все, что относилось к милой, светлой и теплой народной украинской традиции, в этом случае он был обескуражен и растерян, ибо название брошюрки было такое: - “Лікарське позначництво (називництво) ”, что должно было, по идее, обозначать? - “Медицинская терминология”.

***

Прошло две недели. Виталий Борисович пытался максимально освоить новую терминологию, понимая, что в ином случае его просто уволят и тысячи людей лишатся его профессиональной помощи. Он за себя не боялся, потому что его давно уже приглашали в частные клиники, предлагая огромные гонорары, но Пономаренко мягко отказывался, ничем не аргументируя, но в узком кругу как-то признался, мол, уйду я, буду большие деньги получать, а, как же эти девочки с патологиями, женщины бездетные и страдающие? Кто им поможет честно и квалифицированно? Ведь у них, как и у 90% живущих в стране людей, нет денег на частного врача. В той клинике только анализы сдать – можно с сумой идти. А УЗИ, а операции? Там каждое движение врача, персонала и каждый “клик” аппаратуры калькулирован, даже дежурная улыбка девушки в регистратуре. Но и это еще не гарантия правильного диагноза и успешного лечения. Я врач, говорил Виталий Борисович, я должен служить людям, а не денежным мешкам. Он научился сносно уже говорить на “новоязе”, хотя пациенты его не понимали, и приходилось все объяснять на нормальном языке. Это обстоятельство вынудило его обратиться к главврачу с просьбой: узнать в “верхах”, как поступать в подобных случаях, как писать рецепты и направления, заполнять карточки и прочие документы, а главное, как объясняться с пациентом? Потому что при каждом приеме приходилось дважды давать наставления, на “новоязе” и на русском языке. Первый раз, чтобы исполнить предписание, второй, чтобы довести до пациента правильный смысл этих наставлений. Виталий Борисович даже поймал себя на том, что испытывает некое садистское удовольствие от произносимых на “новоязе” терминов, звучание которых заставляло пациентов забывать о своих болячках и пытаться понять произносимое. Жалея пациентов, Пономаренко мгновенно переводил сказанное, и они похохатывали вместе над “лікарським позначництвом”. Жизнь стала веселее, но тяжелее. Необходимость двойного объяснения привела к тому, что увеличилось фактическое время приема и очереди стали больше. Зато пациенты предвкушали разговор с врачом, а время в очередях проходило незаметно, так как женщины, хихикая, обсуждали подробности предыдущего приема и наперебой рассказывали новеньким о специфика приема у гинеколога (пардон, у пологожинкивныка). Виталий Борисович как-то, вспоминая о недотепах из министерства, подумал: - “Заставь дурака Богу молиться…” и тут его осенила мысль. Ведь если буквально придерживаться реализации этого предписания, то, возможно, “наверху” поймут, что это нововведение абсурдно и вредно. Хотя, если бы могли понять, то поняли бы сразу, так как абсурд очевиден априори. “Но попытаться стоит”, - улыбнулся Виталий Борисович и решил начать незамедлительно.

Как-то так сразу получилось, что на прием к Пономаренко пришла жена заместителя министра здравоохранения. Это было не удивительно, потому что слава о нем, как о талантливом враче, как уже говорилось, витала далеко за пределами города. Не обошла она и министерские кабинеты. Пациентка вплыла в кабинет, мило улыбаясь, и, слегка кокетничая, произнесла:

- Виталий Борисович, вам звонили насчет… - и многозначительно подмигнула.

- Так, мені телефонували. Ви Амалія Едуардівна? Прошу, сідайте.

Виталий Борисович сохранял важное выражение лица, хотя ему было смешно при виде немолодой, но пытающейся по-девичьи кокетничать, женщины.

- Які проблеми ми маємо? – пытливо посмотрел на женщину Пономаренко.

- У меня уже полгода в правом нижнем боку периодические боли, а в последний месяц они участились и усилились.

- Ви у різальника перевірялися на наявність запалення хробакоподібного відхвістя?

- У кого?! – выпучила глаза Амалия Эдуардовна, - На что?

- На наявність запалення хробакоподібного відхвістя, - невозмутимо произнес Виталий Борисович, - у різальника.

- А это.. кто? – насторожено спросила Амалия Эдуардовна.

- А ви не здогадуєтесь? Це, нормальною мовою, хірург.

- А почему вы сразу не говорите на нормальном языке?

- А це ви в свого чоловіка спитайте.

- При чем тут мой муж?

- Да при тому, шановна, що, мабуть, не без його участі нас примушують спілкуватися виключно державною мовою і дотримуватись лікарського позначництва включно! Два тижні тому прийшов циркуляр з міністерства, який загрожує за невиконання цього розпорядження дуже серйозні адміністративні стягнення, виключно до звільнення з роботи. А так як я свою роботу ціную, тому я і змушений виконувати це розпорядження. На чому ми зупинились?

- На ризальныке. А что за отхвостье такое?

- Апендикс.

- А… - как-то забито сказала Амалия Эдуардовна, - обращались. Двадцать лет назад.

- Зрозуміло. Тоді роздягайтесь і сідайте в крісло.

Виталий Борисович обследовал пациентку на кресле, затем при помощи УЗИ, предложил одеться и задумчиво сказал:

- З приводу розпізнави щось конкретно сказати поки що рано. Треба буде вам сходити зараз в дослідню і здати аналіз крові на кровокулець та білокрівці, та сечу на цукор. Скажете дослідовцю, щоб приглеїв результати до картки. Ви на солодицю не страждали ніколи?

Амалия Эдуардовна сидела с идиотским выражением лица и тупо смотрела на врача. Виталий Борисович невозмутимо продолжал:

- Зробіть ще зарядосерцезапис.

- Что?

Виталий Борисович, наклонившись, тихо сказал:

- Електрокардіограму.

И, посмотрев значительно на потолок, сказал:

- Вони можуть спостерігати за допомогою прихованих телекамер, тому, якщо щось буде незрозуміло, я тихо підкажу.

На Амалию Эдуардовну было жалко смотреть. Ей можно было уже смело рекомендовать другого врача и, совершенно понятно, какого. Виталий Борисович решил дожать и обратился к медсестре:

- Валю, коли ви останній раз здоровообробку робили в орудні? Постійно якийсь сморід стоїть.

- Та два дні тому, Віталій Борисович. Може, висморідник купити?

- Може… - Пономаренко снова обратился к Амалии Эдуардовне:

- На перший погляд у вас апоплексія яєчника, але потрібно ушпиталення та більш ретельне дослідження, щоб упевнитись в тому, що немає пістряковитвору. Можливо, доведеться зробити живовзяття. Дайте руку, я вам гоп'як зміряю. – Пономаренко взял руку пациентки и начал глубокомысленно вслушиваться в нервное биение пульса. Амалия Эдуардовна уже ничего не спрашивала и сидела с открытым ртом, пуская слюни. Виталий Борисович сказал медсестре:

- Валю, відведіть шановну пані до дослідні та проконтролюйте взяття аналізів, потім покажіть де зарядосерцезаписня, а потім ушпиталюйте.

Амалия Эдуардовна робко подняла руку и еле-еле проговорила:

- А можно завтра “ушпиталиться”? Мне домой, собраться нужно.

- Безумовно! Тільки завтра зранку просто сюди. І візьміть, будь-ласка, десь з двадцять впорсників, у нас дефіцит.

- Чего взять?

- Впорсників! Штрикавки! Ну, шприців… - уже тихо добавил Виталий Борисович. Медсестра увела шатающуюся Амалию Эдуардовну восвояси, и Пономаренко продолжил прием сам.

***

Михаил Семенович Стрельман, мягко покачиваясь на заднем сиденье комфортабельного служебного автомобиля, ехал из Кабинета Министров, где он был на совещании, обратно в министерство. Невеселые думы струились в его голове, беспорядочно сталкиваясь и меняя направление. Он уже более чем двадцать лет работал в сфере здравоохранения, дослужился до поста заместителя министра, видел всякое, но такого бардака еще не видел. То, что происходило со страной за последние несколько лет и непосредственно в министерстве, имело явно клинические признаки. Он уже устал воспринимать рационально все нововведения, которые не способствовали разрешению накопившихся проблем, а загромождали рабочий день непонятными и ненужными делами, планами, отчетами, оценками непонятно чего, балансами, графиками. Весь этот ворох бумаг годился, практически, только для использования по другому, более полезному назначению. Хотя эта бумага не подходила по качеству и для этой цели. Слишком твердая и плотная. Вспомнив о естественном процессе, он поморщился от боли. Сидячая и нервная работа довели его до острой стадии геморроя, и долгое сидение на совещании привело к усилению постоянно мучающей его боли. “Нужно заняться здоровьем…” – подумал Михаил Семенович. Вот и жена вчера была не в себе. Сообщила, что сегодня в больницу ложится, что-то серьезное по гинекологии. А он даже отвезти ее лично не смог, только машину отправил. Еще что-то говорила о новых порядках в больницах. Дескать, доктора изъясняются только на государственном языке, и понять их совершенно невозможно, говорят какие-то дикие вещи. Говорит, чуть крыша не поехала, но так и не поняла до конца, в чем дело. Надо будет проверить, что там творится. Хотя… Михаил Семенович посмотрел на часы и, удостоверившись, что у него есть около часа до встречи с министром, дал команду водителю подъехать в поликлинику 4-го управления. Через десять минут он, кряхтя, двигался по коридору, раскорячив ноги и выискивая глазами нужный ему кабинет. Наконец нужный номер кабинета был найден. Однако Михаил Семенович медлил, так как ему нужен был проктолог, а на табличке, украшающей дверь, было написано “Гузнівник”. Решившись, Михаил Семенович постучал и, услышав голос, приглашающий войти, перешагнул порог кабинета.

- Это кабинет проктолога? – спросил он у врача, сидевшего за столом.

- Ні, це кабінет гузнівника. – ответил врач.

- А проктолог где сидит?

- Не знаю.

- А вы что лечите?

- Почечуй.

- Что?

- По-че-чуй!

- А это что?

- Це - хвороба гузна.

- То-есть, если я правильно понял, это болезнь задницы - ануса, то-бишь?

- Не розумію. – Врач был равнодушен и невозмутим.

- Слушайте, что вы мне голову морочите? – возмутился Михаил Семенович, - какое гузно, какой почечуй?! Что это значит?

- Нічого не знаю. Я повинен на роботі розмовляти виключно державною мовою. А якщо ви, урядовець, не розумієте державної мови, то біда не моя, а ваша.

- Короче, - Михаил Семенович сел на стул напротив врача, - немедленно осмотрите меня. У меня обострились боли в области ануса, возможно кровотечение. Я требую немедленной помощи!

- Не розумію.

- Пояснюю державною мовою! В мене загострився біль в гузні! Я потребую негайної допомоги! – зашелся в истерике Михаил Семенович.

- О, це інша справа! Скидайте штани та ставайте раком…

***

Нервный и взъерошенный Михаил Семенович прибыл в министерство и, зайдя в приемную министра, спросил у секретаря:

- У себя?

- Нет, Михаил Семенович, хотя должен был быть уже с полчаса.

- Я подожду,  - Стрельман сел на диван.

Секретарь сидела, играя с компьютером в карты, и одновременно отвечала на многочисленные звонки. Вдруг, отвечая на очередной звонок, она вскрикнула: - Не может быть! – и начала напряженно вслушиваться. Михаил Семенович насторожился: что-то произошло неприятное. Секретарь бросила трубку и посмотрела расширенными глазами на Михаила Семеновича.

- Ну, что? – нетерпеливо спросил замминистра.

- Министр попал в автокатастрофу!! Лежит сейчас в больнице в реанимации. Политравмы головы и все такое. Ой! Что же делать?!

- Спокойно! – Михаил Семенович ощутил себя руководителем спасательных работ, - дайте телефон. В какой больнице он лежит?

Получив ответ, он связался с приемным покоем больницы и, позвав к телефону дежурного врача, начал расспрашивать о состоянии Министра.

- Я дуже жалкую, - сказал дежурный врач, - але його вже відвезли в трупарню. Травми дуже тяжкі. Крововилив в головомозок: в задомозок і передомозок. Якби вчасно прибув оживлінник, то, можливо, були б ще шанси на життя.

- А что случилось, вы знаете?

- Знаю тільки те, що він був за кермом автівки сам, а водій сидів на пасажирському місці. Там він і залишився. Вони виїхали на зустрічну смугу і лоб в лоб з КАМАЗом. Тут ще така справа… - врач закашлялся смущенно и продолжил, - в крові міністра виявили твориво, а саме, ввижальнопричинець…

- Вы на каком языке изъясняетесь, - на марсианском?! – взревел Михаил Семенович, - скажите немедленно по-человечески!

- Так розпорядження ж…

- Я, как замминистра, разрешаю!!

- Тогда слушайте… В крови министра нашли галлюциногенное вещество, сейчас в лаборатории определяют состав вещества. По-видимому, оно и стало причиной как того, что он сел за руль, так и аварии. “Скорая” приехала довольно быстро. Водитель был мертв, министр – жив. Когда привезли к нам, то не оказалось под рукой грамотного реаниматолога, вернее, грамотный в смысле реанимационных мероприятий был, а вот в смысле государственного языка – не было. Пока нашли врача, владеющего в полной мере госязыком (министр, все же), пациент умер. Вот такая история…

Михаил Семенович устало опустил трубку, выпрямился и тусклым взглядом посмотрел в окно. “Вот дурдом”, - подумал он и сказал секретарю: - Созовите совещание. Михаил Семенович прекрасно понимал, что инициатива из первых рук будет вознаграждена повышением.

***

Виталий Борисович поднял рюмку с ароматным янтарным напитком и медленно, с наслаждением выпил. То же самое сделал и его собеседник, главврач. Они сидели в его кабинете, закрывшись, и отмечали отмену распоряжения министерства об обязательном общении на государственном языке. Закусив лимоном, Виталий Борисович продолжил мысль:

- Вот вы говорите, Семен Антоныч, что они считают это проявлением патриотизма, что раз мы живем на Украине, то обязаны знать государственный язык и разговаривать на нем в обязательном порядке. А как же исторические сложившиеся обстоятельства? Как быть с тем, что в стране русских более 12%, а русскоязычных – более половины? Да и те, кто не русскоязычный, они же не говорят на государственном языке! Они говорят на “суржике”! А на государственном языке говорят около 5% населения. Это, в основном, преподаватели, госслужащие. А так, чтобы на бытовом уровне кто-то выражал свои мысли на “мове”, извините, я не встречал. Правда, в последнее время я в транспорте встречаю частенько таких, бравирующих знанием языка. Они так старательно выговаривают “дякую” и “будь-ласка” и смотрят так пронзительно на твое “пожалуйста, прокомпостируйте билет”, что чувствуешь себя у расстрельной стены. И еще, о патриотизме. Знаете, я долго живу и наблюдаю одну вещь: чем больше кто говорит о патриотизме, тем больший он предатель интересов страны и народа, в частности. Именно такие люди способны продать за чечевичную похлебку самые животрепещущие интересы страны и ради своих карманных интересов бросить в котел гражданской войны миллионы судеб.

- Ну, не нервничайте вы так, дорогой мой, - Семен Антонович ласково смотрел на Виталия Борисовича замасленными глазками, - вы знаете, я из старой интеллигентной семьи. Мой прадед был врачом в земской больнице. Дед ассистировал самому Пирогову, потом был репрессирован в 30-х. И по их рассказам, да и по рассказам родственников я знаю, что после революции, когда на улицах города появились петлюровцы, и зазвучала украинская речь – это было дико! Крестьяне говорили на сельском наречии и это было нормально, но эти… Эти начали все переводить на украинский: вывески, названия улиц и прочее. А сами не могли ничего, только грабить. Даже немцев позвали себе в помощь и отдали им такие земли, которые, увидев, немцы говорили, что эту землю можно на хлеб намазывать, вместо масла. Вот и весь их патриотизм. Например, Петлюра… Отнявши Киев у гетмана Скоропадского, немедленно отправил в Швейцарию, Францию, Португалию, Канаду (к канадским украинцам) несколько чемоданов с золотом для покупки дач, домов, вообще убежищ для главных украинских деятелей правительственных партий эсеров и эсдеков, в случае краха своей авантюры на Украине. Так и современные “патриоты”. Вот увидите, Виталий Борисович, история повторяется. Эти тоже сбегут, только они уже предварительно перевели огромные средства за границу, чтобы обеспечить безбедное существование своим потомкам. Только жаль, что успели страну разорить и пока не останавливаются. Но Бог все видит… Вы, кстати, верующий? Впрочем, что я спрашиваю. По вашим делам вы истинно верующий

Виталий Борисович промолчал, рассматривая этикетку бутылки, затем решительно наполнил рюмки, поднял свою и сказал:

- Давайте выпьем за грядущую эпоху чести, правды и веры. Я верю, что после подлецов обязательно придут честные и чистые люди.

Они чокнулись и выпили. Заходившее за горизонт солнце выкарабкалось из-под тучи и осветило на миг красноватым светом двух сидящих в кабинете русских интеллигентов с украинскими фамилиями, которым было стыдно за власть, но не было стыдно за себя и за свою работу, потому что на таких, как они, держалась и держится страна.

Александр Петрич

Толковый словарь:

Хробакоподібне відхвістя – червеподобный отросток

Розпізнава – диагноз

Дослідня – лаборатория

Кровокулець – гемоглобин

Білокрівці – лейкоциты

Дослідовець – лаборант

Приглеїти – приклеить

Солодиця – сахарный диабет

Зарядосерцезапис – электрокардиограмма

Здоровообробка – санитарная обработка

Висморідник – дезодорант

Пістряковитвір – канцерогенез

Живовзяття – биопсия

Гоп'як – пульс

Впорсник, штрикавка – шприц

Гузнівник – проктолог

Почечуй – гемморой

Трупарня – морг

Оживлінник – реаниматор

Твориво – вещество

Ввижальнопричинець – галлюциноген