Сеятели ветра

Михаил Осипович Меньшиков (25.09.1859 г. - 20.09.1918 г.)

русский мыслитель, публицист и общественный деятель

   Что такое "Заповiт" Шевченко, этот своего рода малороссийский гимн, который, судя по телеграммам, распевают теперь по всей Русской Империи "с дозволения" или без дозволения начальства? "Заповiт" -- значит заповедь, предсмертное завещание поэта, и, чтобы судить вполне ясно, что такое был "батько Тарас" и связанное с ним теперешнее мазепинство, достаточно знать "заповит" весь, не как он печатается в дозволенных изданиях, а как всеми поется.

   Начинается "Заповiт" общеизвестными трогательными стихами:

   Як умру, то поховайте

   Мене на могили,

   Серед степу широкого,

   На Вкраiнi милiй.

   Щоб ланы широкополи

   I Днiпро, i кручи

   Були виднi, було чути

   Як реве ревучiй...

   Тут все невинно и жалобно и, как видит читатель, понятно для всякого великоросса без перевода. Единственное здесь нерусское слово "ланы" (поля) -- слово польское. На этом месте и обрывается русский перевод, вероятно, известный большинству наших сановников. Но ведь в подлиннике он не обрывается. В подлиннике следует добавление, которое я советовал бы крепко усвоить и правительству, и всему русскому обществу. Вот что говорится о Днепре ревучем: "Яко понесе у сине море кровь ворожу, от тодi я встану i полину (полечу) до самого Бога молитися; а до того я не знаю Бога".

   Далее заповедуется:

   Поховайте та вставайте,

   Кайдани порвите

   И ворожью злою кровью

   Волю окропите.

   И мене в семьи великiй,

   В семьи вильнiй, тихiй

   Не забудьте памянути

   Не злим щирым словом.

   Как видите, раньше, чем Днепр не понесет кровь врагов Украины в синее море, Шевченко не хочет знать Бога, а вот когда случится это желанное событие, когда польются реки человеческой крови, широкие, как Днепр, "батько Тарас" согласен встать из могилы, полететь на небо и признать Господа. "Похороните меня, -- говорит он, -- да поднимайте восстание, порвите кандалы и свободу свою окропите злою кровью врагов". Вот что гласит подлинный "Заповiт", распеваемый повсюду, где собирается кучка охваченных мазепинским движением малороссов.

   Спрашивается, какие же такие "вороги" были у Украины при Шевченко пятьдесят лет назад? Не поляки же и не татары. Не заглядывая в другие политические выпады батьки Тараса, ясно, что единственные вороги, которые стояли тогда в его воображении, были "москали", которые будто бы держат Украину в плену, а украинцев -- в кайданах, то есть в кандалах. Но правда ли это? Было ли это правдой тогда или вообще когда-нибудь в истории? Никогда это не было правдой и составляет самую обыкновенную ложь. Батько Тарас, помяни его Бог, в данном случае сознательно лгал, как лгут сознательно слишком озлобленные и не слишком умные люди, чересчур огорченные личным неудачничеством. Воссоединение Малой России с Великороссией в XVII веке было, может быть, несколько вынужденное, но вынужденное не москалями, а поляками, жидами, турками, татарами. Православному народу русскому на Украине стало невтерпеж выносить хищничество и гнет всех народностей, какие тогда окружали Русь. Кое-как на время отбившись от поляков, без надежды совсем от них отбиться, Богдан Хмельницкий, вероятно, лучше нынешних мазепинцев оценивал тогдашние обстоятельства. Само собой, идеалом каждой области служит самостоятельная государственность, почему древний арийский мир делился на столько же государств, сколько было городов. И старинная Греция, и средневековая Европа, и наша удельная Русь дробились более чем на автономные -- прямо-таки на державные микрогосударства. Однако почему же нибудь ведь случилось, что этот уклад общества оказался не по силам ни одному из государственных эмбрионов. Вечная война и вечная анархия дробления повели к тому, что, как отдельные клетки тела, отдельные города и области начали группироваться в более крупные республики и монархии. Не одной Украине в век Богдана Хмельницкого не по силам было отстоять свою "самостийность". Еще раньше ее к Москве подтянулись многие уделы, республики и монархии, и даже такого могучего склада, как Великий Новгород. Богдан Хмельницкий ясно видел, что на другой же день после освобождения от Польши у разоренной и слабой Украины, никогда не имевшей собственной государственности, явится уже не один наследственный враг -- Польша, а и Турция, и Крым, и, наконец, Москва. Ведь в политике, как в гидростатике, давление надо выдерживать со всех сторон, иначе явится прорыв и разгром, иногда даже с той стороны, о которой вы и не думали (тяжкий пример -- наша маньчжурская война). Поэтому Богдан Хмельницкий, посоветовавшись со старшиной казацкой и народом, поступил наиболее мудро, вступив в государственную кооперацию с Великороссией. Ведь эта страна была искони для малороссов своя же, православная, русская, а не какая-либо чужая. С малороссийским наречием, как теперь, так и тогда украинец мог дойти до Белого моря, до Урала и за Урал. И всюду его встречали те же православные монастыри, храмы с золотыми крестами, тот же родной колокольный звон, то же церковнославянское Евангелие, те же молитвы, ладан, восковые свечки, мощи угодников. Почему же Великороссия -- "чужая" для малоросса сторона, если за две тысячи верст от Киева, в Соловках, он встречал те же самые народные святыни, что и у себя в Киеве? Тот же был Бог, та же вера, тот же язык Церкви, то же благочестивое миросозерцание, почти тот же или, точнее, почти те же деревенские наречия (ибо великорусских наречий, как и малорусских, не одно, а много), встречал общую надежду на жизнь вечную и общее на земле национальное имя (ибо как великоросс никогда не называет себя "великоросс", а просто -- русский, так и малоросс, и белорус называют себя русскими). Ясное дело, что если уже сливаться с каким-либо государственным племенем, то для Украины всего выгоднее было сливаться с Москвою. В склянке, где намешаны вода и масло, вода тянет к воде, масло -- к маслу. Так естественно произошло воссоединение русских племен. Оно было добровольным, что гласит известная формула этого присоединения: "Волим под царя московского, православного". Откуда же, спрашивается, Тарас Григорьевич взял "ворогов" Украины, "кайданы" и необходимость поднимать кровавое восстание через четверть тысячелетия мирной жизни?

   Он взял все это, мне кажется, из разных источников, как многие талантливые люди, лично обиженные судьбой. Очень часто талантливый человек принадлежит к невежественной и бездарной породе, и совершенно независимо от него его личный талант окрашивается расовой ограниченностью. Каждый из нас несет на себе все благословения и все проклятия предков, и у иных они причудливо перемешаны. Лично жизнерадостный человек, из которого брызжет смех и счастье веселых предков, в то же время бывает временами отравлен настроениями тех несчастных родичей, которые были так глупы, что умели только страдать. Как мне уже доводилось доказывать, вовсе не москали отравили воображение молодого Тараса Шевченко ужасами жизни. Что такое "неволя" -- это впервые поэт наш почувствовал от руки родного дяди, коренного хохла, который чуть не засек племянника до смерти. Не москали же, а хохлы окружили детство даровитого мальчика глубоким невежеством, и грязью, и пьянством, и всею отравою необузданных страстей человеческих, созерцание которых так ранит впечатлительное сердце. Говорят: Тарас Шевченко был крепостной и, именно служа у своего барина, понял весь ужас рабства. Полноте, господа! Похоже ли это на правду? У бар того времени, конечно, возможны были и пинки, и подзатыльники, и розги на конюшне, но неужели те же самые побои и еще хуже любой крестьянский ребенок не встречал в родной семье? А у г-на Энгельгардта, как и у всякого помещика, деревенский мальчик кроме наказаний видел и нечто такое, чего дома не мог видеть: картину более опрятной, более красивой, более сдержанной и гуманной жизни. Видел культуру все же высшую, чем у родных чабанов.

Побольше бы поэзии, поменьше злобы...

   Итак, где же неволя? Где кайданы? Присоединив Малороссию, Москва не тронула ни веры, ни языка, ни законов, ни обычаев этого русского края и, может быть, единственно, в чем погрешила (уже при Екатерине II), -- обратила многих лично свободных крестьян в крепостное состояние. Но было ли это порабощением, специально направленным на Украину? Ничуть. Великорусские и малорусские крестьяне тоже были розданы помещикам, и это вовсе не казалось тогда унижением или угнетением народным, а естественным состоянием простонародья. Крепостное право существовало тогда и во всей культурной и свободолюбивой Европе, за редкими лишь исключениями. Для блага самого простонародья, экономически слабого, затянувшегося в неоплатные долги, не имеющего ни земли, ни инвентаря, считалось наилучшим прикрепить его к культурным и богатым хозяевам, способным окультурить одичавший в нужде класс. Так решался вечный вопрос о пролетариате и об устройстве анархического элемента на земле.

   Обращаюсь к тени "батька Тараса": скажите-ка по совести, кто были малороссийские помещики, "угнетавшие" Украину, -- москали или малороссы? В подавляющем большинстве чистокровные малороссы -- Довгочхуны, Перерепенки, Петухи, Коробочки etc. Так ведь это же ваша собственная плоть и кровь! Ведь эти помещики выходили из того же немножко выслужившегося на государственной службе малороссийского простонародья. А кто были ваши священники, епископы (вроде Феофана Прокоповича), фавориты (вроде братьев Разумовских), которые не случайно и не единолично, а всею массою тяготели к общей государственной власти? То были ваши же чистокровные малороссы. А кто были поставляемые Малороссией лихие офицеры, чудные солдаты, несравненные герои? Казаки, как львы боровшиеся за всю великую нашу Империю, единственную, какую Бог создал славянскому племени? Это были хохлы же. Наконец, какой народ в Малороссии, памятуя Бога и заветы предков, самым чистосердечным образом чтит престол Царский и несет насколько можно исправно все государственные тяготы? Народ малороссийский. Так где же ваша неволя, где кайданы, где воспаленная необходимость пролить целый Днепр великорусской крови? Что вы сказали бы, если бы какой-нибудь москаль-поэт оставил завещание своему народу пролить целую Волгу малорусской крови? Вы, пожалуй, назвали бы его недоумком и были бы совершенно правы.

   В личной жизни Тарас Шевченко был кругом облагодетельствован москалями и водил со многими из них большую дружбу. Откуда же у него явилась нелепая и преступная идея подбивать своих земляков к чудовищному мятежу? Я думаю, эта безотчетная идея у него сложилась так: талантливый от природы мальчик жадно хватал всякую необходимую для таланта культуру, и не его вина, что он встретил среди тогдашних крестьян-малороссов крайне зачаточную, кустарную, лубочную умственную культуру в виде народных песен и старинных легенд. Один из несчастнейших в свете (как поселившийся на проходной дороге из Азии в Европу) народ малорусский настрадался за века своего подневольного существования, как редко кто. Особенно тяжкие остались воспоминания о литовско-польском иге и жидовском засилье. Особенно ярко в народе жили предания о гайдаматчине, о свирепых походах запорожцев, мстивших аз поругание святынь народных, отвечавших на насилия чисто гуннским погромом Польши.

   Маленький Тарас собственными ушами слышал то, чего теперь уже не услышишь в Малороссии, -- древних кобзарей, которые от отцов своих и дедов передавали эпопею освобождения Украины от польского ига. Понятно, что маленький Тарас впитал в себя весь пафос этой ненависти к врагу, проникся им до костного, так сказать, мозга. Врагов в его время уже не было, а ненависть осталась. Гениальный и просвещенный Гоголь из того же материала создал малороссийскую "Илиаду" -- "Тараса Бульбу". Менее одаренный и мало просвещенный Шевченко создал "Кобзаря", не более. Застарелую народную ненависть к полякам, иезуитам и жидам (вспомните первый проект памятника Богдану Хмельницкому, предложенный Микешиным) -- эту ненависть Шевченко безотчетно перенес на "москалей", смешав старые условия с новыми. Конечно, тут способствовали и личные обстоятельства жизни Шевченко, и крепостная его зависимость, и ссылка, и солдатчина, а главное -- ненавистнические к России внушения того польского кружка, в котором Шевченко вращался в Варшаве. Эти внушения просто сбили с толку хоть и даровитого, но очень темного малоросса. Незаметно, может быть, для него самого поляки перевели стрелки его мышления, и весь тяжелый поезд озлобленности хохлацкой против Польши покатился в глазах Тараса по направлению к России. Это в истории человеческих настроений бывает очень часто: обида от одного срывается на другом. Работа многих великих людей, если не всех их, вдохновлялась и искажалась пристрастиями, навеянными личной судьбой. Тем более это относится к средним талантам, лишенным культурного воспитания.

   Как поэт народный, как поэт фольклора, Шевченко был в очень затруднительном положении: он унаследовал от деревенских кобзарей старое народное горе, источник которого уже сошел со сцены. Чтобы вместить это волнующее народ древнее чувство в современную поэзию, потребовалось дать ему современный источник. Где искать последний, Тарасу Шевченко подсказали поляки и возмущенные против России революционеры того времени. Вспомните, что Шевченко начал политически рассуждать в эпоху, когда Россия считалась палачом европейской свободы (наши контрреволюционные в Европе экспедиции), а последние годы жизни Тараса совпадают с расцветом русского нигилизма. Отсюда, мне кажется, пошло восстание малороссийского поэта из крестьян одновременно и на Бога, и на государство, и -- в особенности -- на родное государство. Шевченко, конечно, нельзя сравнивать со Львом Толстым, но у них общая черта -- пристрастие к мужику и ненависть к старой человеческой культуре, особенно к формам религиозным и государственным. Возможно, что поэтический талант обоих писателей, исчерпывая всю натуру, не давал достаточно дарования для иных проникновении. Революционной озлобленностью им приходилось возмещать просто недостаток ясного понимания. О, эта озлобленность, политическая озлобленность!.. Какое это, в общем, дурное и жалкое чувство! Если оно суммируется в целом народе и переходит в инстинкт -- плохое это предсказание для народа! Если ваши речи циничны, а песни унылы, если вам хочется вечно ныть и жаловаться, если вы что-то оплакиваете и на кого-то призываете месть, смотрите, не к глупой ли принадлежите вы породе? И не сидит ли в вас наследственный бес праздности, уныния, любоначалия и празднословия? Люди умные не любят ни страдать, ни вспоминать о страданиях. Люди умные борются и побеждают, они непременно достигают счастья и умеют беречь его. Вот почему люди умные добрее глупых. Владеть благодатною Украиной, "где все обильем дышит, где реки льются чище серебра", жить под горячим солнцем и голубым небом вблизи морей и гор, жить народом исторически огромным и независимым и желать раздробления своей земли, пролития по ней кровавых рек - согласитесь, это как будто не совсем умно. Еще в Библии сказано, что сеющий ветер пожинает бурю. Батько Тарас порядочно-таки посеял ветра в пустых головах кое-каких своих сородичей, и если когда-нибудь над мирной Украиной заревет ураган повстания, может быть, купель крещения народа русского, старый Днепр, и в самом деле окрасится братской кровью...

3 марта1914 г.