Украина: между молотом и наковальней

Украина: между молотом и наковальней

Доклад был представлен в Харькове вчера 14-го февраля на круглом столе "Таможенный союз, как средство решения экономических и политических проблем Украины", организованном совместно Центром и Харьковским национальным университетом имени Карасина.


При подготовке данного доклада мы исходили из того очевидного факта, что Украина находится в критическом состоянии, как, с точки зрения устойчивости экономики, так и с точки зрения социально-политической стабильности. Исчерпание собственной базы развития действующей политико-экономической системы (по определению не являющейся социально-политической, поскольку роль социума в её формировании и реформировании стремится к нулю) погрузило экономику в глубокий кризис, выход из которого за счёт внутренних резервов невозможен, по причине отсутствия этих резервов. Фактически мы можем говорить о системном кризисе украинской государственности, поскольку в рамках действующей политико-экономической системы принятие действенных антикризисных мер не представляется возможным, а предлагаемые обществу паллиативы не разрешают, но усугубляют ситуацию.

Мы особо хотели бы оговорить тот момент, что указывая на кризис системы, мы имеем в виду именно кризис системы, а не кризис власти. В рамках действующей системы, власть может проиграть оппозиции раньше разрушения системы, а может переиграть оппозицию и остаться властью вплоть до разрушения системы. Единственное, чего нельзя отменить без качественного изменения системы - её неизбежного быстрого разрушения. Под разрушением системы мы подразумеваем деструкцию всех её функций: государственной, политической, административной, экономической, социальной etc.

При этом, мы считаем, что сохранение действующей власти, вплоть до её легитимной (в предусмотренные Конституцией сроки и предписанным Конституцией способом) смены, является необходимым, но недостаточным элементом вывода системы из кризисного сосотояния.

Следует отметить, что переживаемый нами кризис начался не сегодня. Кризис разразился в ходе заключительного этапа «перестройки», когда был сделан выбор в пользу не реформирования, но демонтажа советской системы. Демонтаж Украина переживает до сих пор, но вот монтаж новой системы начат не был.

Этапы развития данного кризиса можно определить как:

1989-2004 гг. - отложенная революционная ситуация;
2004-2013 (2015) гг. - отложенная революция.

На первом этапе, явно проявившееся ещё в последние годы существования СССР, недовольство масс постоянно ухудшавшейся социально-экономической ситуацией, не было преодолено путём реформ, но отложено за счёт получения независимости и выдвижения тезиса о необходимости преодолеть объективные трудности в процессе создания новой государственности, а также за счёт досрочных президентских выборов 1994 года, канализировавших недовольство масс в процесс легитимной предвыборной борьбы.

Напомним, что в этот период (конец 1993 - начало 1994 гг.) обострилось внутриполитическое положение практически во всех славянских республиках бывшего СССР. Это был кризис доверия - общество разочаровалось в реформах и реформаторах, появился запрос на антилиберальный реванш и реставрацию СССР. И Кучма, и Лукашенко шли на выборы под лозунгами восстановления социальной справедливости и всемерного ускорения полномасштабной интеграции в рамках СНГ. В тот период это воспринималось избирателем как старт процесса восстановления СССР. В Киеве и Минске возможное силовое противостояние общества и ещё неокрепшей элиты удалось преодолеть в ходе первых (возможно и последних) демократических выборов. В Москве, Президент Ельцин рискнул на силовое противостояние и в ходе короткой гражданской войны добился сохранения за собой власти ещё на шесть лет и три месяца (до начала 2000 года).

Таким образом, на Украине в этот период консолидировавшаяся постсоветская элита отбивала попытки социального реванша и успешно переключала энергию общества в русло легитимных парламентских методов борьбы. Не рассматривая особенности развития процесса в иных новых независимых государствах (после кризиса 1993-1994 годов их политическое развитие в силу объективных причин постепенно начало утрачивать синхронность), отметим, что для Украины важную роль в сохранении возможности системы к адекватному реагированию на риски и на минимизацию последствий социального недовольства несправедливым разделом бывшей общенародной собственности, а также на процесс стремительного обнищания широких масс доселе благополучных граждан, сыграл факт единства элит.

В данном случае классическое определение революционной ситуации, предусматривающее в качестве её не всегда упоминаемого в ряду других, но от этого не менее важного элемента, раскол правящих элит, подтвердилось в 2004 году. Именно тогда произошел окончательный раскол элит, не только не преодолённый к сегодняшнему дню, но углубившийся. Именно тогда наше общество вступило во второй постсоветский этап своего развития - отложенной революции.

Все элементы преодоления качественного барьера и перерастания революционной ситуации в революцию к этому моменту сложились. Однако ситуация парадоксальным образом разрешилась без качественного изменения политико-экономической модели по той причине, что партии, перехватившие лозунги общества как слева (КПУ, ПСПУ, СПУ), так и справа («Наша Украина», БЮТ) были готовы к смене власти, но не к смене модели развития. Во-первых, другая модель, кроме советского социализма (к тому моменту, к 2004 году, дискредитированного) и суверенного капитализма (основанного на тотальной приватизации госсектора) просто не обсуждалась. Во-вторых, серьёзную роль в дезориентации не только общества, но и политиков сыграл регионально-политический раскол Украины, вызванный объективными лингвистическими, этническими и конфессиональными различиями, педаллированными соперничающими элитными группировками в ходе противостояния 2004-2005 годов, и вновь реанимированными в избирательном цикле 2007-2010 годов.

Достаточное представление об отношении общества к элите даёт последнее, опубликованное 11-го февраля, исследование Института социологии НАН Украины. Только три цифры: 3% граждан Украины верят в то, что собственность украинской элиты получена честным путём, 87% считают, что нечестным; 2% граждан Украины считают, что украинская элита (богатые люди в опросе) имеет право определять политику страны (управлять страной).

Таким образом, в этом цикле региональное политическое противостояние (иногда доводившее страну до грани гражданской войны) позволило временно если не снять, то микшировать социальные противоречия и дало возможность политической элите, несмотря на внутренний раскол, сохранить политико-экономическую систему, не устраивавшую общество уже в 1994 году (то есть за десять лет до конфликта 2004 года).

Определённую, хоть и не решающую роль сыграла и внешнеполитическая поддержка, оказываемая противостоящим лагерям элиты с одной стороны США и ЕС, а с другой Россией. Этой поддержки никогда не хватало, чтобы окончательно победить оппонентов, но всегда было достаточно для того, чтобы не дать окончательно победить оппоненту. В конечном итоге внешнее вмешательство, пусть и ограниченное, также смещало акцент противостояния с социально-экономических противоречий на политические (в этом случае, на внешнеполитические).

Можно предположить, что при наличии достаточного внутреннего экономического ресурса, такая система могла бы существовать достаточно долго. Однако, слабость системы заключалась в том, что экономически она базировалась на приватизацию по определению ограниченного (конечного) советского наследия, а также на выторговывание скидок и кредитов в обмен на внешнеполитические уступки всем партнёрам («многовекторность»). По мере истощения объектов приватизации и остановки значительного числа промышленных предприятий (на сегодня больше половины мощностей по состоянию на 1991 год) снижалась внутренняя устойчивость системы, а значит, росли и требования лояльности со стороны внешнеполитических партнёров и кредиторов. Возрастание государственной задолженности дополнительно увеличивало зависимость от внешнего фактора.

В какой-то момент, между началом 2008 и концом 2010 года Рубикон был перейден. Причём украинская элита это даже не сразу заметила. Только к началу 2013 года вся тяжесть положения начала постепенно осознаваться властью (в меньшей мере оппозицией). С этого момента само выживание государства Украина стало зависеть не столько от решений, принимаемых в Киеве, сколько от Москвы, Брюсселя, в меньшей мере Вашингтона.

К сожалению, украинская политическая элита пропустила момент резкого снижения геополитической важности Украины, определяющегося как объективными внешними (начало перераспределения глобального политического влияния и экономической мощи, особо ускорившееся с началом кризиса 2008 года), а также субъективными внутренними (неадекватная экономическая модель, обусловившая постепенную утрату экономического потенциала, в том числе в сфере высоких технологий - точка бифуркации была пройдена в 2008-2010 гг.) причинами.

Вес Украины как потенциального партнёра резко снизился. Так же снизился и интерес к ней. С одной стороны, это вызвало снижение иностранного присутствия в украинской политике, которое ни разу больше не достигло уровня 2004-2005 годов. С другой стороны, снизился и интерес партнёров к сохранению территориальной целостности и социально-политической устойчивости украинского государства. Сам факт сохранения Украины на политической карте мира превратился из признанной всеми ведущими мировыми игроками необходимости в едва ли не досадную геополитическую случайность. На сегодня деструкция Украины может оказаться консенсусным решением тех же игроков, которые служили гарантами её сохранения с момента обретения независимости.

Во включении сильной, сохранившей экономический потенциал Украины в создаваемые ею интеграционные экономические структуры была заинтересована по объективным причинам (взаимодополнение экономик, возможность реставрации замкнутых технологических циклов без строительства новых предприятий и т.д.) только Россия. Однако, разрушение украинской экономики за последние пять лет продвигалось такими темпами, что технологическая ценность Украины в интеграционном проекте стала весьма условной. При этом, Украина сохранила для России цивилизационную, политическую, военно-стратегическую и, в меньшей мере, транзитную ценность.

С другой стороны, два других традиционных партнёра Украины, ЕС и США, вообще не заинтересованы в каких-либо интеграционных проектах с Украиной. Даже в качестве рынка сбыта и поставщика дешёвой рабочей силы, Украина во время кризиса свою ценность утратила (рынок с низкой покупательной способностью населения никому не нужен, а рабочая сила, согласная на любую работу уже имеется в странах ЕС в избытке). Точно так же, как для России, Украина сохраняет для своих западных партнёров определённую политическую ценность.

В данном случае, Украина рассматривается как сдерживающий фактор по отношению к усиливающейся России. Однако, украинское государство слишком слабо, чтобы эффективно выполнять роль противовеса без внешней поддержки, а ЕС и США, в силу целого комплекса причин не заинтересованы в оказании Украине такой поддержки. В силу этого, выполнить сдерживающую роль может только деструктурированное украинское государство.

В случае коллапса украинской государственности, сопровождаемого неизбежным социальным и этно-региональным конфликтом высокого накала, Россия, вместо более-менее перспективного союзника получает разбалансированную территорию, поглощающую огромные средства. При этом отказаться от установления контроля над данной территорией и вложения этих средств она не может. Территория Украины слишком важна в военно-стратегическом отношении, чтобы оставить её бесконтрольной.

В итоге, из всех основных партнёров Украины только Россия всё ещё сохраняет заинтересованность в развитии с нею интеграционных проектов. Эта заинтересованность достаточно высока, чтобы остальные игроки неофициально признали Украину сферой исключительных интересов России. В то же время, интересы сдерживания России на европейском направлении диктуют её конкурентам необходимость максимального ослабления эффекта от включения Украины в российскую орбиту влияния, что достигается за счёт разрушения украинского государства. Поскольку такое разрушение Россия не может предотвратить без участия украинской элиты. Поскольку украинская элита слишком медленно осознаёт глубину кризиса и неадекватно оценивает внешнеполитическое положение и степень внутренней устойчивости государства. Поскольку как уже было сказано, Украина критически важна для России даже только в виде территории с тем или иным количеством уцелевшего пауперизированного населения. Отказ от спасения украинского государства, попустительство его краху может стать основой для приемлемого консенсуса основных внешнеполитических партнёров Киева. Никто не получает абсолютную победу, но никто и не терпит поражение.

Жёсткая позиция ЕС и России в ходе экономических и политических переговоров с Украиной в последние два года являются косвенным свидетельством того, что подобного рода консенсус уже становится по умолчанию политической практикой. Украину практически открыто отказываются спасать без выполнения целого комплекса предварительных условий, однозначно привязывающих её либо к ЕС, либо к России. Украину (пока?) не подталкивают, но уже и не удерживают от падения.

При этом, запас прочности украинской власти сокращается высокими, постоянно нарастающими темпами. Критическое состояние экономики, характеризующееся резким сокращением производства, массовым закрытием промышленных предприятий, с сокращением многотысячных коллективов, критическим падением доходов бюджета, провоцирует острую, нарастающую высокими темпами социальную нестабильность. Ни гипотетических доходов от приватизации оставшихся в государственной собственности предприятий, ни ещё более гипотетических внешних заимствований уже просто физически не хватит на сколько-нибудь значимую отсрочку полного финансово-экономического краха. Приватизация земли, способная на короткий срок наполнить казну, резко обострит ситуацию в селе, пока ещё остающемся политически пассивным. Таким образом, как было сказано выше, экономические ресурсы поддержания стабильности системы исчерпаны, её базис более не существует и она провисла. Сохранять такое состояние сколько-нибудь долго не представляется возможным.

Однако и реформирование системы в сложившихся условиях представляется, в свою очередь, невозможным без внешней поддержки. Огромный, нарастающий потенциал социального протеста, который не может быть удовлетворён (ресурсы и запас времени отсутствуют как для проведения реформ, так и для финансирования социальных требований в рамках существующей системы) приводит к политической радикализации масс, спросу на крайние (радикальные силы).

Таким образом, система нежизнеспособна и требует реформирования, в первую очередь восстановления базисных структур, восстановления жизнеспособности украинской экономики, перехода от экономики приватизации и проедания к экономике созидания. Однако исчерпанность внутренних ресурсов, которых не хватает уже для простого поддержания жизнедеятельности системы, определяет и нехватку ресурсов для её реформирования, которое, по определению, обойдётся значительно дороже.

Если исходить из расчётов Минэкономики Украины, проведенных рабочей группой под руководством заместителя министра В.Мунтияна ещё в 2010-2011 годах (а иных просто не существует), то оперативно получить необходимые средства, как для поддержания социальной стабильности в обществе, так и для финансирования полномасштабной реформы, можно в случае вступления Украины в Таможенный союз. В своих выступлениях, В.Мунтиян, очевидно следуя заявленному украинскому внешнеполитическому курсу говорит о возможности «секторальных соглашений» и углублённого сотрудничества. Однако и позиция России, и мировая практика свидетельствуют, что в тех же выступлениях признаёт сам В.Мунтиян, что нельзя требовать от интеграционного объединения преференций, не желая нести издержки.

Кроме того, как было отмечено выше, Россия заняла в отношении Украины выжидательную позицию и принципиально согласна с любым вариантом развития событий, вплоть до того, что в следующем политическом цикле Москве придётся иметь дело в Киеве с откровенно недружественным режимом. Проблема исчерпанности ресурсной базы и необходимости поиска источников финансирования социальной стабильности и реформ никуда не денется. Равно как и не ожидается появление иных, кроме Таможенного союза, источников оперативного получения необходимых и достаточных ресурсов. То есть, в создавшемся положении любой украинский режим должен будет либо прийти в ТС, либо столкнуться с социальным взрывом. Причём при каждой смене власти, лимит времени, определяемый кредитом доверия, будет сокращаться прямо пропорционально обнищанию населения.

Таким образом, отсутствие резерва времени, позволяющего переждать трудные времена и дождаться самопроизвольного изменения политической и экономической конъюнктуры, является одной из главных проблем как нынешней, так и любой другой власти. Именно отсутствие необходимого для занятия выжидательной позиции запаса прочности и определяет практическую безальтернативность для Украины Таможенного союза.

Однако данная проблема, помимо конкретно экономического и идеологического наполнения имеет ещё и внутриполитический характер. С точки зрения интересов экономической и финансовой стабилизации и создания базы роста, вступление в Таможенный союз сегодня не имеет альтернативы. С точки зрения идеологической, такой альтернативой является сближение с ЕС, определяемое в терминах украинской политики, как «стратегическая цель» и «цивилизационный выбор». Однако идеологические приоритеты можно сравнительно быстро сменить (как, например, это было сделано в период 1991-1992 гг.).

Внутриполитическая проблематика присоединения к Таможенному союзу является куда менее однозначной и куда более проблематичной. Как уже указывалось украинское общество расколото не только на элиту (контролирующую власть и богатство) и население (быстро нищающее), но и на две непримиримые и всё более отдаляющиеся друг от друга силы: условно пророссийскую (антиоранжевую, антинационалистическую) и националистическую (антироссийскую). С нашей точки зрения не совсем точно, но максимально корректно эти силы можно было бы определить, как русофильскую и русофобскую. Их количественное соотношение примерно 60 к 40-а, но учитывая большую активность, определяемую господством в информационно-идеологической сфере, на выборах преимущество русофилов сокращается до минимального и составляет 53 к 47-и, а то и 52 к 48-и (то есть величину на грани статистической погрешности, что даёт возможность говорить о политико-идеологическом расколе общества примерно пополам).

В условиях, когда практически начался президентский предвыборный цикл 2015 года, влияние президентской вертикали и исполнительной власти в целом на парламент (и другие представительские органы) неизбежно начнёт падать, прямо пропорционально снижению рейтинга действующего Президента и правительства. Между тем, избежать падения рейтинга в условиях ощутимого снижения уровня жизни широких слоёв населения, невозможно. А значит, проведение ратификации соглашения о вступлении в Таможенный союз через парламент, даже, если такое соглашение будет подписано, становится всё более трудной задачей. Оппозиционные фракции однозначно проголосуют против. Но при этом могут проголосовать против и многие мажоритарщики, и даже некоторые члены фракции Партии регионов.

Более того, в сложившейся на сегодня ситуации оппозиция может перейти к активным уличным протестам и даже силовым акциям. Учитывая радикализацию как правого, так и левого фланга политического спектра Украины и постепенное размывание электоральной поддержки центра. Учитывая также, что столица с начала 2000-х годов оппозиционна тем политическим силам, которые находятся у власти сегодня и потенциально могут подписать соглашение о вступлении Украины в Таможенный союз, угроза парализации органов центральной власти и перехода части чиновничества на сторону оппозиции, а также выхода из-под контроля части областей является достаточно реальной. При этом, несмотря на то, что радикализируется, как было сказано, весь политический спектр, в силу сложившихся обстоятельств, именно правая (русофобская) радикальная партия активно представлена и в СМИ и уже в политике. В то же время, русофильские силы, несмотря на не меньшую радикализацию этой части общества, в силу как объективных, так и субъективных причин на сегодня не смогли удовлетворить спрос на радикальную силу на своём фланге. Не в последнюю очередь этот спрос не удовлетворён и потому, что действующая власть, опираясь преимущественно на избирателей юго-востока, не желает невыгодных сравнений с более последовательной, более радикальной и не исключено в итоге более популярной политической силой.

Следует также признать, что неоднократно публично высказанные представителями власти опасения, что активное публичное противостояние радикальных русофильской и русофобской партий приведёт к распаду страны имеют под собой реальные основания.

Впрочем, наиболее адекватной реакцией власти на такую опасность была организация под своей эгидой площадок для диалога и поиска компромисса.

Однако была избрана иная стратеги, в результате реализации которой правые радикалы-русофобы - оппоненты действующей власти резко усилились на волне объективных протестных настроений, но оказались не уравновешенны радикалами-русофилами и левыми радикалами на ином фланге.

Вынуждены констатировать, что в этой ситуации правые радикалы, как единственные политически заметные радикалы в стремительно радикализирующемся обществе, быстро набирают политический вес, увеличивая резонансные колебания, разрушающие систему.

Таким образом, на данный момент имеем:

1. Катастрофическую финансово-экономическую ситуацию, подорвавшую базисные основы системы и ведущую к резкому падению уровня жизни широких слоёв населения.

2. Как следствие - рост социальной напряжённости и радикализация оппозиционных власти политических сил.

3. Наличие популярной право-радикальной политической партии и быструю радикализацию (в том числе и под её влиянием) всего право-националистического спектра (в первую очередь партий, представленных в парламенте).

4. Готовность правых к реализации своих требований при помощи силовых акций, в том числе и в тех случаях, когда их требования противоречат законам и Конституции.

5. Отсутствие серьёзных структурированных левых и пророссийских политических сил, способных противостоять правым в их стиле, предоставляя, тем самым власти вторую точку опоры, позволяя ей выступить в качестве арбитра, удерживающего общество от гражданской войны.

6. Жизненная необходимость, ради поддержания жизнеспособности системы на период неизбежного реформирования, а также ради привлечения необходимых для реформирования ресурсов, присоединения к Таможенному союзу.

7. Риск силового свержения действующей власти правым радикалами в случае, если попытка присоединения к Таможенному союзу будет реализована.

Казалось бы, решение данной проблемы лежит на поверхности - необходимо уравновесить правых радикалов левыми и пророссийскими радикалами и последние не смогут отказать в поддержке власти, которая будет атакована правыми за попытку вступления в Таможенный союз. Однако, оперативное создание русофильской радикальной силы, уравновешивающей политические качели, не только крайне сомнительно (без широкомасштабной организационной, информационной и материальной поддержки), но и не снимает угрозу силовой смены действующего режима (поскольку для радикалов русофилов он настолько же чужд, как и для радикалов русофобов). Радикалы будут просто бороться между собой, разрывая политическое пространство на две части и уничтожая центр, а режим может только в качестве временного младшего партнёра поддерживать одних или других.

При этом необходимо учитывать, что действующая власть давно потеряла доверие и симпатии своих сторонников (голосовавших за неё в 2004, 2006, 2007 и 2010 годах), и не приобрела доверие и симпатии политических оппонентов. Это значит, что её устранение под более-менее благовидным предлогом будет выгодна как одним, так и другим радикалам.

Ещё раз повторим, что самым критическим ресурсом режима является время. В преддверии президентских выборов, усиление радикалов будет стимулировать всё большее ослабление авторитета президента. В суперпрезидентской республике, каковой является современная Украина, это будет означать обвальное сокращение дееспособности власти и утрату ею контроля над нижними, а затем и средними звеньями административной и силовой вертикали. Утрата контроля над законодательными и судебными органами может произойти гораздо раньше.

Выбить почву из-под ног радикалов можно только при помощи быстрого достижения социальной стабильности. Это, в свою очередь, требует привлечения значительного (в размере до трети заявленного бюджета) дополнительного ресурса, который можно было бы направить на резкое улучшение положения широких масс. Привлечение такого ресурса в условиях лимитированного времени (скорее всего, уже через 6-8 месяцев власть будет полупарализована) возможно только в рамках вступления в Таможенный союз. Однако реализовывать данный проект, при всех его проблемах и издержках, власти предстоит своими силами, без союзников, если не считать таковой КПУ, достаточно эффективную в парламентской борьбе и в информационном противостоянии и практически беспомощную в прямом силовом столкновении на улице.

Между тем, противостояние по вопросу о Таможенном союзе будет тем жёстче, что его разрешение будет носить характер окончательной победы либо действующей власти, либо право-националистических сил. Причём последних устраивает сложившаяся ситуация и они согласны (пока?) потерпеть до 2015 года и легитимно получить власть на выборах.

Но, со вступлением в Таможенный союз, они утрачивают какую-либо политическую перспективу. Стабилизация социальной сферы, начало экономического роста и неизбежный старт реформ лишат правых большей части их избирателей, вновь отправив в маргинальную нишу, из которой они выбрались благодаря кризису. С другой стороны, срыв ратификации соглашения о вступлении в Таможенный союз, закрывающий действующей власти всякую перспективу как на привлечение внешних ресурсов на цели стабилизации, реформирования и развития, так и поддержку внутри страны, будет означать их полную и окончательную победу - фашистскую революцию на Украине. Именно фашистскую, поскольку в условиях кризиса и пауперизации широких масс населения, националистические партии на глазах правеют и радикализируются, наперегонки пытаясь соответствовать всё более радикальным запросам избирателей.

Сегодня, у действующей власти политический и силовой ресурс пока ещё больше, чем у её радикальных оппонентов. Власть ещё может рассчитывать на лояльность силовых структур (в случае получения ими чётких и недвусмысленных приказов), а также на сохранение лояльности административной вертикали (в целом, за исключением 3-х - 6-и областей). Кроме того, в случае противостояния по вопросу о Таможенном союзе власть может рассчитывать на активную поддержку своих избирателей в базовых юго-восточных регионах, вплоть до их самомобилизации. Даже в столице на сторону власти в такой ситуации могут стать от 25 до 40% избирателей. Однако каждый день легитимность власти в глазах не только населения, но и бюрократической и силовой вертикали снижается. Чем дольше затягивается решение, тем более невыгодным для действующей власти будет расклад сил при противостоянии. Тем вероятнее катастрофический проигрыш и тем слабее надежда на победу. В какой-то момент даже идеологизированные избиратели базовых регионов и даже перед угрозой фашистского переворота откажут власти в поддержке, разуверившись в её способности к борьбе, и сделают ставку на региональную самооборону, создание местных «правительств», опирающихся на местных силовиков, а также на парамилитарные структуры.

Таким образом, уже сегодня действующая власть может сохраниться, только пройдя через острый политический кризис, который решит, кто именно уйдёт с политической арены (правые националистические радикалы или действующий политический режим). Чем раньше кризис войдёт в острую публичную фазу, тем больше у власти шансов победить и тем легче одержать победу.

Единственным решением власти, достаточно чувствительным для националистов, чтобы заставить их втянуться в противостояние раньше, чем они обеспечат себе неоспоримое преимущество, является принятие решения о вступлении в Таможенный союз. Это спусковой крючок кризиса, который находится в руках у власти, и которым она может воспользоваться в тот момент, который сочтёт для себя наиболее благоприятным. Если она этого не сделает, то радикалы найдут свой способ спровоцировать кризис (им для этого и повода не надо - достаточно желания). Только воспользуются они им в тот момент, который будет благоприятен уже для них. Если власть принимает решение инициировать кризис, обеспечивающий катарсис, то к его началу следует иметь чёткий план действий и не останавливаясь, и не втягиваясь в переговоры, идти до конца, до победы. Любые колебания - путь к поражению.

При этом необходимо чётко давать себе отчёт, что в нынешних условиях подписание соглашение о вступлении в Таможенный союз и, таким образом, старт острого политического кризиса, автоматически выбрасывает действующую власть с занимаемых ею сегодня формально центристских позиций на позиции акцентировано пророссийской силы. Причём логика борьбы будет вести к радикализации этой пророссийскости.

На этом пути могут быть потеряны некоторые союзники и даже часть политиков, традиционно ассоциировавшихся с Партией регионов, а силы, приходящие им на смену будут куда менее склонны к компромиссам на базе коррупционного раздела собственности и сфер влияния. Они будут значительно более идеологизированными и будут требовать от лидеров занятия значительно более чёткой политической позиции.

То есть, для самосохранения, силы и политики, представляющие власть сегодня, должны измениться качественно (что собственно и открывает путь к реформам). В такой ситуации, преимущество дрейфа в русско-радикальном направлении, которое открывает подписание соглашения о вступлении в Таможенный союз, с точки зрения интересов действующей власти определяется только одним существенным моментом - эта ниша пока относительно свободна и здесь действующая власть ещё может возглавить процесс, если сможет хотя бы относительно соответствовать требованиям политического момента.

Правая ниша давно занята. Более того, с момента противостояния 2004 года там действующая власть объявлена врагом, с которым не может быть никаких договорённостей, от которого добиваются только полной, безоговорочной капитуляции.

Таким образом, интересы сохранения действующей власти и реформирования системы без революционных потрясений не могут быть реализованы без вступления в Таможенный союз. Даже неизбежный при таком развитии событий внутриполитический кризис, при минимальной технологичности и последовательности, способен сыграть действующей власти на руку.

Тем не менее, пока у нас нет оснований считать, что такая линия поведения будет принята. Наоборот. Вся история действующей власти (в том числе и в периоды её пребывания в оппозиции) свидетельствует о том, что в периоды кризиса активным действиям она предпочитает пассивное выжидание, даже если это выжидание ведёт к неизбежному поражению.

Малороссийский вестник Санкт-Петербурга