Атрофированные мозги нации

Евгений Каблов

 

 

Российские государственные управленцы в массе своей – люди, далёкие от науки. Настоящих технократов фактически нет. Между тем на Западе сейчас на первые роли выдвигают именно их – учёных, умеющих мыслить системно. Как и чем обеспечить рывок нашей страны в будущее, что такое настоящие инновации, сколько научных «яиц» надо класть в бизнес-корзины, «АН» спросили у генерального директора легендарного Всероссийского НИИ авиационных материалов (ВИАМ) академика РАН, профессора Евгения КАБЛОВА.

 

Технократы – вперёд!

 

– Евгений Николаевич, последние несколько месяцев нас просто преследуют трагические события, связанные с авиацией и космосом. Самолеты падают, грузовые корабли не выводятся на заданную орбиту. Советский задел исчерпан полностью? Некомпетентность руководителей отраслей?

 

– Нет, советский задел далеко не исчерпан. В нашем институте ведутся уникальные разработки. Например, по материалам для гиперзвуковых летательных аппаратов. А насчёт компетентности могу привести в пример США. Тем более что опыт этой страны весьма популярен в среде наших чиновников. Президент Обама привлек к принятию важнейших государственных стратегических решений не юристов или экономистов, а технократов. Людей, которые определяют дальнейшее развитие науки и техники. Стратегия развития любого государства обязана базироваться на научно-технологическом прогнозе. А научно-технологический прогноз – это работа для академии наук, крупных научных центров и лабораторий. В США, Европе и Китае это чётко понимают.

 

– А в России? Например, какова сейчас роль Российской академии наук?

 

– Почти никакая. Необходимо срочно и резко изменить роль и статус РАН. Необходимо вернуть те права, которые были всегда. Именно академия должна давать окончательное заключение о научной обоснованности, технологической реализуемости любого крупного государственного проекта.

В советское время работала специальная комиссия Академии наук под управлением академика Владимира Котельникова, которой подчинялись все министерства, включая Госплан. Они делали научно-технологический прогноз, анализировали всю ситуацию в области науки и техники, вместе с комитетом по науке и технике готовили перспективы развития. И это научное мнение самостоятельно шло в правительство, минуя чиновников. На базе этого прогноза разрабатывался народно-хозяйственный план на пять лет развития страны. Сейчас этого нет. Вообще нет.

Я ещё в декабре 2007 года говорил президенту Владимиру Путину: как мы можем развиваться, когда нет стратегии развития страны, нет научно-технологического прогноза? О каких перспективах можно говорить, если власть даже не понимает – куда идёт страна.

Сейчас выпущена «Стратегия-2020», создана комиссия по её реализации. Смотрим, кто там работает: те же уважаемые экономисты, юристы и прочие. Ни одного серьёзного технократа. РАН от разработки и реализации отодвинули. Оппонентов из числа серьёзных учёных слышать не хотят.

 

– В России практически на всех министерских должностях стоят именно юристы или экономисты… 

 

– Вопрос кадрового резерва сегодня – один из важнейших. Страна испытывает дефицит кадров, кадров, способных не болтать с трибуны, а решать конкретные, практические задачи. Но для этого нужна внятная промышленная политика: что делается, во имя чего и каким образом?

В крупнейших западных корпорациях, с которых модно брать пример, во главе стоят люди, знающие своё производство. Там есть управленцы, но их роль не главная. Ты можешь быть хоть каким экономистом или финансистом, но ты должен понимать предмет, которым руководишь. А если не знаешь, с какого конца к двигателю подойти, то какой ты руководитель?

 

Генеральный российский конструктор

 

– Вы много общались и общаетесь с Путиным. Он кто? Ведь до сих пор российский пока ещё премьер – «черный ящик».

 

– Чем отличается Путин от многих других руководителей? Он умеет слушать. Прежде чем принять то или иное решение, он выслушивает специалистов. На любом совещании первое слово – за профессионалами. И если ты его аргументированно, глядя в глаза, убедил в своей правоте, то он всегда поддержит. Другой вопрос, что те люди, которые обязаны выполнять его решения, скажем так, не всегда это делают. Или делают не до конца. Пример – российская авиационная промышленность. Худо-бедно, она пока жива. Но если бы не он, то мы бы её уже похоронили окончательно. Наверху всё гораздо сложнее, чем показывают по телевизору.

 

– Вы сторонник возрождения института генеральных конструкторов, которые не только должны иметь огромные полномочия, но и отвечать за порученное дело буквально головой. Вас поддерживает Путин в этом начинании?

 

– Генеральные конструкторы были интеллектуальной элитой государства. Их роль в развитии страны колоссальна. Именно на них были созданы авиационная, космическая, ракетная промышленность. В одном человеке совмещались государственное мышление, объём научной, инженерной информации, и чисто человеческие качества, и могучие организаторские способности. Сейчас такого института фактически нет. За всё «не отвечает» менеджер. Хочет – даст денег на новые разработки, не хочет – не даст. А что это за «генконструкторА», которые не могут ничего решить?

Свои предложения по этому вопросу я направлял председателю правительства России и в адрес Военно-промышленной комиссии при правительстве. Сейчас Военно-промышленная комиссия поддерживает нас в плане возрождения самого института генеральных конструкторов. Но это половинчатая мера. Надо чётко принять решение – дать огромные полномочия и возложить всю ответственность за выполнение порученных задач.

 

– Да, Евгений Николаевич, такого бы генерального конструктора для всей России найти…

 

Справка «АН»

 

ФГУП «Всероссийский научно-исследовательский институт авиационных материалов» (ВИАМ) – крупнейшее российское материаловедческое государственное предприятие, которое на протяжении 79 лет разрабатывает материалы, определяющие облик изделий авиа-космической техники. Заказчиками изделий ВИАМ являются ведущие предприятия авиационно-космического комплекса России и мира. Именно в ВИАМ в 1937 г. была создана отечественная авиационная броня. Там же разработан комплекс уникальных материалов, а также средств неразрушающего контроля, обеспечивший создание многоразового космического корабля «Буран».

 

 

Инновационная болтовня

– США считают своим главным достижением XX века создание национальной инновационной системы. А мы ныне свистим повсюду: инновации, модернизации, бизнес-инкубаторы, технопарки, зоны с особым экономическим статусом и т.д. Запутали всех, в том числе и самих себя. Недавно, на одном из заседаний Совета генеральных и главных конструкторов, ведущих учёных и специалистов в области высокотехнологичных секторов экономики, я так и сказал заместителю предстедателя  правительства Сергею Иванову: у нас на все эти бизнес-инкубаторы «яиц» не хватит. Потому что если нет идеи – что высиживать-то?

Второе: ситуация с патентами, с интеллектуальной собственностью в России аховая. Президент Путин еще в феврале 2004 года поставил задачу – создать национальную инновационную систему (НИС). Задача до сих пор не выполнена. Чиновники ­НИСом обзывают всё что угодно, кроме главного – получения патентов на изобретения, закрепления интеллектуальной собственности за разработчиками, создания рынка интеллектуальной собственности.

Эти изобретения и являются теми «яйцами», которые надо положить в бизнес-инкубатор. Сейчас мы вынуждены все патенты отдавать в министерства, в нынешние «закрома родины». А кто там будет их коммерциализацией заниматься – неизвестно. Кто будет платить за поддержание патентов? Кто будет платить авторские – тоже неизвестно.

И если в ближайшее время вопрос не решится, то мы вплотную приблизимся к тому, что инновационная активность в части получения патентов будет сведена к нулю. А без «бизнес-яиц», как я уже говорил, не будет рынка интеллектуальной собственности и бизнес-инкубаторов.

В 2000 году государство выделило 17 миллиардов рублей на научные исследования и разработки. В 2010-м – 250 миллиардов. Прогресс огромный. Но сколько патентов было получено за эти деньги? В 2000-м – 15 800 патентов. В 2010-м  – смех – 16 200! В 15 раз увеличено финансирование, и рост на выходе на десятые доли процента. В это время американцы имеют в год 450 тысяч патентов. Японцы – 350 тысяч. Китай – 300 тысяч.

 

– А впереди – вступление в ВТО и всё, что мы не смогли защитить, плавно перей­дет в руки конкурентов?

 

– Да. При вступлении в ВТО наша незащищённая интеллектуальная собственность может уплыть.

 

– Эта тема возникает на переговорах о вступлении в ВТО?

 

– А кто знает? Вы знаете, на каких условиях ведутся переговоры? Вот и я не знаю. Но это вторично. Сейчас необходимо срочно сделать несколько вещей. Первое: должны быть приняты чёткие законы, правила игры для внутренней системы патентования даже безотносительно вступления-невступления в эту организацию. Второе: должен быть принят закон о передаче технологий, которые не являются ни государственным, ни военным секретом, из оборонно-промышленного комплекса в гражданский сектор экономики. Не можете написать сами, возьмите американский образец, в котором чётко прописано: как, что, куда и на каких условиях передается. Как и кому производятся отчисления. У нас, например, только идею запатентовали, как вокруг семеро с ложками уже требуют от неё кусок. Даже не дожидаясь, когда она в производство пойдёт.

Это ключевая позиция национальной инновационной системы: патенты, ноу-хау, законы, венчурный капитал. Около крупных центров должен быть создан инновационный пояс в виде малых предприятий, которые на базе своих патентов создают и выпускают продукцию.

 

Ум тренировку любит

 

– Евгений Николаевич, что происходит в перспективных космических, авиационных программах? Стагнация? Почему нет резких, прорывных достижений?

 

– Ещё древние говорили, что государство, которое за пять лет не может сформулировать масштабные национальные проекты, причём понятные большинству населения, превращается в территорию. Нам нужно ставить перед собой такие проекты и подключать к ним всех, кто умеет это делать.

Но беда в том, что в России постепенно уменьшаются научный и технический потенциалы людей. И если мы не привяжем их к такой масштабной работе, то среда, которая способна к созиданию, просто исчезнет. Мозги нации, как и мозг человека, нуждаются в постоянных тренировках. Иначе они просто атрофируются. Заново же создать мозг невозможно.