Почти 40% россиян не хотели бы видеть Путина президентом после 2024 года. Об этом свидетельствуют результаты опроса опроса «Левада-центра».
Оставить Путина в Кремле и после окончания нынешнего президентского срока желают 54% опрошенных; максимальным этот показатель был в августе 2017 г. – 67%. Рекордно низка (8%) доля тех, кто затруднился с ответом, – прежде она составляла от 14 до 26%.
Максимума с июля 2001 г. достигла доля россиян, считающих, что люди доверяют Путину, поскольку не видят, на кого еще могли бы положиться: так ответили 43% респондентов против 29% в 2016 г. (в июле 2005 г. и августе 2013 г. было 42%). А вот вариант «люди надеются, что Путин в дальнейшем сможет справиться с проблемами страны» оказался наименее популярным за 19 лет – 24% (в ноябре 2016 г. – 39%).
На электоральный рейтинг Путина эти перепады не повлияли – после резкого снижения в июне 2018 г. из-за пенсионной реформы он стабилен: 40% всех опрошенных или 54% готовых голосовать.
Политолог, директор фонда ИСЭПИ Дмитрий Бадовский комментируя данные социологического опроса на страницах «Ведомостей», напоминает, что после президентской кампании прошел год с небольшим и вопрос о новых выборах сейчас не находится в центре внимания, общественное мнение не мобилизовано:
– По аналогичным опросам в прошлом видно, что в первые годы после выборов вопрос о будущем голосовании воспринимался абстрактным и гипотетическим. В 2016 г., за два года до выборов, желание видеть Путина переизбранным перевалило за 60% и потом только росло.
Опрос показывает, что альтернативы Путину нет а основная причина доверия к нему – именно отсутствие кого-то еще, на кого можно положиться. Поддержка других политических фигур находится в зоне погрешности. Что касается не желающих переизбрания Путина в 2024 году, то нужно учитывать – действующее законодательство не предусматривает такой возможности. Поэтому часть людей дают отрицательный ответ как легалистский, т. е. исходящий из соблюдения правовых норм.
Вице-президент Центра политических технологий, политолог, Алексей Макаркин находит аналогии с 2013 годом – крымский фактор, консолидация общества и мобилизация:
– То, что произошло сейчас, показывает, что крымский фактор еще не исчерпался до конца на самом деле. Но он уже исчерпывается. Этот процесс происходит наиболее активно в крупных городах, в первую очередь, в Москве. И этот процесс наиболее активно происходит среди более молодой, образованной, активной части общества. Это, наверное, здесь самое интересное, потому что молодые и активные вели себя в разные эпохи по-разному. В нулевые годы был рост сильный, ощутимый рост, который отмечали не только экономисты, но и все население в целом. У людей было больше возможностей для продвижения, и тогда молодежные результаты мало отличались от общероссийских. Такой молодой московский житель был в очень большой части ориентирован на власть.
Несмотря на то, что были протесты, была Болотная, но все равно в целом настроения молодежи, особенно до спада 2008 года были провластными. Сейчас более молодые и образованные явно разочаровываются, и для власти это проблема. Во-первых, это те люди, которые станут еще более значимой частью общества, они растут и активные, ресурсные. Значит, их динамика будет усиливаться и они будут претендовать на все более значимую роль в стране. Но дело в том, что подрастает следующее поколение, которое настроено примерно также.
И еще один момент – не случайно группа выделена 25-30 лет. Это люди, для которых 90-е годы – какая-то глубокая история, как Сталин или Хрущев. Когда им говорят, что не нарушайте стабильность, не раскачивайте лодку, иначе будет как в 90-х, они просто не понимают, для них это не трагедия. Для них трудно объяснить, что такое 90-е годы. Они живут другой жизнью, для них 2-3 года работы на одном месте – уже много.
В тот период, когда предпочтения более молодых отличались от предпочтений всей части общества и разницы особой не было в настроениях в Москве, был экономический ощутимый рост. Сейчас оптимисты прогнозируют, может быть, в районе 3% через какое-то время. Но на следующий год – меньше 2%. Все равно это совершенно другой уровень цифр. Каких-то оптимистичных прогнозов по росту особо нет, рост в районе 1,5-2% он обществом не ощущается. Для общество это стагнация.
У президента есть момент изменения качества поддержки. Это одновременно и проблема, и ресурс. Проблема, потому что всегда хочется, чтобы поддержка была больше с какими-то сильными позитивными эмоциями. Но есть ресурс безальтернативности. Он работал и в 2012, и в 2013 годах, люди говорят, что надо что-то менять, но кто придет? Этот фактор продолжает работать, и поэтому поддержка президента остается на весьма высоком уровне. Если сравним эту поддержку по цифрам с поддержкой Макрона или Меркель, то эта поддержка значительно выше. Но в ней ключевой момент именно безальтернативность.
Что дальше? Есть варианты разные. Насчет разделения полномочий – наверное, такие варианты могут рассматриваться. Но против этого варианта наша историческая традиция. Россия очень персонализированное государство. Россия это государство, где политические периоды связываются с именами и сложно перейти к усилению деперсонифицированных институтов, чтобы ситуация меньше зависела от того или иного политика. Перейти к более сильным институтам наверное было бы неплохо. Но вопрос, насколько это реалистично…
Есть ощущение, что в России кроме персоналистского фактора, есть фактор ручного управления. Мы имеем сильное недоверие к процедурам. Распространена точка зрения, что с помощью процедур можно управлять Швейцарией, например. А в России необходимо вмешиваться во все вопросы, иначе бюрократия не будет работать. Если делать ставку только на институты, то бюрократия вообще остановится, и никто не будет ее подталкивать к общесвенно-полезной деятельности.
Насчет приемника – какой будет в этом случае формат власти, какой будет формат управления? Я за последний год слышал несколько вариантов: вариант Государственного Совета, вариант расширения функций Совета безопасности (как в Казахстане), вариант премьер-президенской республики (где вроде повторяется ситуация 2008, но при этом права премьера-министра расширяются конституционно), вариант союза России и Беларуси, введение там поста президента. Но все эти варианты имеют свои слабости. Нет ни одного варианта, который можно было бы считать отработанным, гарантированным. Время имеется, наверное будут смотреть дальше.
Вариант Союза РФ и РБ – там белорусы могут быть против, Лукашенко явно заматывает интеграцию. Вариант премьерско-президентской республики общество, может быть, воспримет как повторение 2008 года, общество тонкостями полномочий интересуется слабо.
Насчет приемника еще один сугубо гипотетический момент, поскольку до 2024 года времени много. В 2008 году общество было готово проголосовать за любого приемника, кого президент укажет, за того и проголосуем. Интересно было смотреть на тогдашнюю социологию – рейтинг Медведева резко вырос буквально за несколько дней, и это было связано с тем, что Путин на него указал. Указал бы на любого другого, было бы то же самое.
Сейчас вопрос о приемничестве сложнее, к 2024 году еще более молодые подрастут, общество будет задавать больше вопросов, будет стремиться этого приемника не просто принять, но и изучить, какая у него программа, что он улучшит и так далее. То, что я сейчас говорю – это прогноз при инерционном развитии, если не будет новых геополитических неожиданностей, сюрпризов и так далее. При инерционном развитии любая модель усиления институтов, разделения полномочий и так далее достаточно проблемна и сложна, надо будет приложить немало усилий для того, чтобы ее эффективно реализовать. И к приемнику будет больше требований и вопросов, чем в 2008 году.