Возвращение Крыма: проблемы и перспективы (Р. Ищенко)

Пять лет назад Крым воссоединился с Россией. Даст ли экскурс в историю ответ на новые актуальные вопросы?

Сегодня пятая годовщина возвращения Крыма в Россию. В 2014 году всё произошло очень быстро. 16 марта состоялся референдум о независимости Крыма. 17 марта президент Российской Федерации Владимир Путин подписал Указ о признании независимости Крыма и одобрил проект Договора о принятии Крыма в состав России. 18 марта договор был подписан, и в составе России появились два новых региона: Республика Крым и город федерального значения Севастополь. Сама скорость принятия решений говорит о многом. Независимость Крыма была признана раньше, чем кто-либо мог успеть оспорить в суде результаты референдума (о скорости подсчёта голосов можно даже не упоминать). Быстрота принятия решений даёт возможность нашим оппонентам говорить о «присоединении» и даже о «захвате» Крыма Россией. Тем не менее, кроме киевского режима (легитимность которого вызывает сомнения), никто не берётся оспаривать тот факт, что уход Крыма из Украины и его возвращение в Россию были оформлены в соответствии с волей абсолютного большинства населения полуострова.

Можем поздравить крымчан с реализацией их давней мечты. Они действительно и в 1991 году референдум об автономии (предполагающей самостоятельное участие в подписании нового союзного договора в составе СССР) проводили, и Мешкова (открыто требовавшего возвращения в Россию) избирали президентом. Но значит ли это, что воля большинства священна?

Нет. Воля большинства священна только в рамках независимого государства, в пределах его суверенитета и в случае, если она выражена в соответствии с процедурой, предусмотренной национальным законодательством. В противном случае, по аналогии с Крымом, в состав России в 2014 году должны были бы войти как минимум Донецкая, Луганская, Харьковская и Одесская области Украины, в которых большинство населения готовы были проголосовать за любую форму перехода из состава Украины в состав России. Николаевская, Херсонская, Днепропетровская, Запорожская и Кировоградская области находились под вопросом. В них большинство могло быть не абсолютным (выше 50%), а относительным.

Обычно большинство на референдуме исчисляется от количества, принявших участие в голосовании. В крайнем случае речь может идти о квалифицированном большинстве (более 50%). Изредка встречаются предусмотренные национальным законодательством случаи, когда решение принимается квалифицированным большинством в 2/3 или даже в ¾ голосов, но международное право предполагает, что в случае территориальных споров достаточно простого большинства проголосовавших. С одной стороны, это абсолютно легитимирует возвращение Крыма в Россию, с другой —  возникает вопрос относительно других украинских территорий, волеизъявление населения которых так же несомненно, но которые тем не менее остаются либо в статусе непризнанных государств, либо и вовсе находятся в составе Украины. Естественно, возникает вопрос: на сколько процентов Крым лучше Донбасса, Одессы, Харькова и сколько процентов конкретно нужно для того, чтобы вернуться в Россию? В конце концов, Киев, Чернигов, Харьков, Днепропетровск (Екатеринослав), Кировоград (Елисаветград) и Запорожье (Александровск) были русскими городами до присоединения Крыма.

Для ответа на этот вопрос нам необходимо отрешиться от эмоционального восприятия «исконных земель» и оценить ситуацию с точки зрения желаний и возможностей.

Первым русским государем (ещё даже не носившим царский титул), который заявил претензии на суверенитет над всеми землями Древней Руси (Крым в их состав не входил и на него тогда никто не претендовал) был Иван III, первым, кто обсуждал возможность завоевания Крыма, был его внук Иван IV Грозный, а первой императрицей, решившей обе задачи, была Екатерина II. Прошло 300 лет.

Если мы обратимся к эпохе Екатерины II, то обнаружим, что и при ней, и до неё получить Крым, в котором тогда русскими и не пахло (разве что в виде невольников появлялись), являлся для новорождённой Российской империи приоритетной задачей по сравнению с «освобождением» или «воссоединением» исконно русских земель, на которые претендовал ещё Иван III.

Империя родилась только в 1721 году, а крымские походы начались ещё в правление царевны Софьи. Через сто лет после смерти Ивана Грозного восстановившееся после смуты русское государство вернулось к решению тех же проблем, которые занимали «Избранную раду» (правительство Ивана IV). Решение же пришло через сто лет и пять войн (считая от Софьи) — или через 150 лет и семь войн (считая от Ивана Грозного).

Крым был окончательно признан Турцией российским только в 1791 году. Однако де-факто уже в конце 1771 года и тем более в 1772 году, ещё до окончания русско-турецкой войны 1768-1774 года, хан Сахыб-Герай и его брат калга-султан (второй после хана человек в крымской иерархии) Шагин-Герай (будущий последний крымский хан) признавали свою зависимость от России. Это притом, что «независимость» Крыма была оформлена только Кючук-Кайнарджийским миром 1774 года, указ о присоединении его к России издан в 1783 году, а признала Турция свершившийся факт только в 1791 году.

Я не случайно так много внимания уделил датам. Если сравнить крымскую эпопею с разделами Речи Посполитой, в результате которых Россия вернула исконно русские земли, то выяснится, что контроль над не имевшим в то время никакого отношения к России Крымом был приоритетным. Эту задачу русское государство пыталось решить со времён Ивана Грозного. А если и откладывало её на потом, то исключительно по причине своей относительной военно-политической слабости. И в середине XVI века, и в начале XVIII века воевать за выход к Балтике казалось проще, чем пытаться подвинуть Турцию в Северном Причерноморье. Тем не менее уже Азовские походы Петра I, завершившиеся взятием Азова, не оставляли сомнений в том, что Крым будет следующим объектом русской экспансии. Без занятия крепостей Керчь и Еникале, контролировавших Керченский пролив, захват Азова был бессмысленным. Обе крепости, а вместе с ними и другие турецкие опорные пункты в Крыму стали российскими только по договору 1774 года (почти через сто лет после начала активных действий по захвату Крыма). Итак, мы видим, что 150 лет подряд западная граница, проходящая между Смоленском и Вязьмой, отрезавшая от русских государей 2/3 исконно русского населения, живущего на коренных русских территориях, волновала московских государей меньше, чем судьба Крыма. Они определённо не были глупы и точно не собирались в Крым на отдых ездить. Почему же их так волновал отдалённый полуостров?

Сам по себе Крым до конца XIX века был территорией малопривлекательной. На севере степь, на юге покрытые редкой растительностью лысые горы, упирающиеся в море. На курорты тогда если и ездили, то на воды в Чехию, Германию или во Францию (если уж очень сильно что-то заболит). Порты (вначале херсонская верфь, позднее Одесса и Николаев) строили между Днепром и Днестром (на побережье, которое было присоединено практически одновременно с Крымом). В общем, ни в хозяйственном, ни в торговом плане от Крыма толку не было никакого. К тому же, населён он был полукочевым татарским населением, которое контролировать было куда сложнее, чем всерьёз досаждавших Петербургу своей бандитской вольницей запорожцев. Последние хотя бы числили себя православными, находились в пределах досягаемости имперских войск и были не столь многочисленны.

Тем не менее только начавшая оформляться империя за полтораста лет до Петра уже заинтересовалась Крымом. При этом до занятия полуострова её успехи на западном направлении были весьма скромны (хоть там от Вязьмы до Бреста, на глубину в тысячу километров в исконных вотчинах Рюриковичей, жили православные русские люди).

Дело в том, что даже тогда (в отсутствии авиации, ракет и прочих современных военных игрушек) владение Крымом позволяло стратегически контролировать огромные территории. Крымские ханы, обладавшие только многочисленными, но недисциплинированными и плохо вооружёнными конниками, совершали, тем не менее, успешные походы на Астрахань, Казань (признававшие до XVI века свою зависимость от Крыма), на Москву, севернее Киева, вплоть до белорусского полесья, до Северных Карпат (Львов), а также на средний Дунай (в составе турецких армий). Как только Крым стал российским, базирующийся в Севастополе флот сразу же получил возможность контролировать восточное и западное побережье Чёрного моря, блокировать проливы (Босфор и Дарданеллы), а также высаживать десанты в любом месте черноморского побережья Турции (синопский разгром турецкой эскадры, только самый яркий из множества подобных случаев).

Россия, контролирующая Крым, опираясь на него, может проводить активную политику на Балканах (вплоть до Вены и Триеста), в Восточном Средиземноморье (на Ближнем Востоке), блокировать (при необходимости) турецкие проливы (со стороны Чёрного моря). С другой стороны, враждебные силы в Крыму, опирающиеся на поддержку Турции и натовских стран Западного Причерноморья, легко контролируют всю Украину (до белорусского полесья), а также Юго-Запад России (до Воронежа, Орла, Брянска на Север и вплоть до казахстанской границы на Восток).

У полуострова есть один недостаток. Его трудно защищать, если отсутствует тыловая поддержка из Северной Таврии. Красные легко выбили оттуда Врангеля, немцы (в 1941 году) разгромили советскую группировку, а советские войска без проблем (в 1944 году) уничтожили немцев. Да и в XVIII веке русские неоднократно спокойно входили в Крым, как только татары оставляли Северную Таврию в расчёте на мощь перекопских и чонгарских крепостей. Без контроля Северной Таврии Крым требует избыточного военного присутствия. Об этом свидетельствует и постоянное наращивание российской группировки, которая уже достигла 40 тысяч (Украина держала в Крыму 20 тысяч).

Контроль Крыма, без контроля Северной Таврии, имеет смысл только в одном случае — если сосредоточенная в нём группировка войск имеет наступательные задачи (или обеспечивает наступление другой группировки). Сегодня Крым служит тыловым районом для российских войск в Сирии. Без контроля над ним сирийская операция была бы вообще невозможной. Кроме того, контроль над Крымом полностью нейтрализует любое иностранное военное присутствие на Украине, в Румынии и Болгарии. Пока Россия динамично движется вперёд, а её военно-политическая активность вынесена в Средиземноморье и на Ближний Восток проблема защиты Крыма не стоит. Но, как только надо будет перейти к стабилизации ситуации (если не к обороне) сразу возникнет проблема неэкономного избыточного военного присутствия в крайне уязвимой точке.

Социально-экономические проблемы Крыма решаются за счёт моста, газопроводов, линий электропередач, а также обеспечения водой. Его военная защита обеспечивается либо наступательной стратегией на Ближнем Востоке, на Балканах и в Средиземноморье, либо контролем Северной Таврии, который тянет за собой контроль всей Украины до Полесья на Севере и Карпат на Западе. Не случайно Екатерина II согласилась на разделы Польши только после того, как стало ясно, что Крым российский.

Так что решение крымской проблемы, с одной стороны, обеспечивает стратегическую безопасность южного фланга России. С другой — требует либо дальнейшего наступления на Юго-Запад (Балканы, Ближний Восток, в худшем случае проливы), либо, в случае принятия оборонительной стратегии, установления военно-политического контроля над большей частью территорий, именуемых Новороссией. Худший вариант оборонительной стратегии в Крыму — ликвидация военно-политического, экономического и демографического потенциала южнорусских территорий (именуемых Украиной). На сегодня, в силу сложившихся геополитических обстоятельств, реализуется именно этот (последний вариант). Однако, с учётом того, что пустошь рано или поздно заполняется (причём, как правило, враждебной силой) сегодняшнюю ситуацию, сложившуюся вокруг Крыма, можно считать временной. Так или иначе Россия для обеспечения безопасности полуострова (в первую очередь флота) должна будет пойти по пути Екатерины II. Только вместо Речи Посполитой сегодня раздела властно требует территория Украины, которой местные элиты не в состоянии управлять с минимальной эффективностью.

И так же, как в случае с Речью Посполитой, Россия не заинтересована в разделе и прилагает максимум усилий, чтобы сохранить это несчастное квазигосударственное формирование. Но местные (когда-то польские, а ныне украинские) элиты, ориентированные на союз с Западом, делают всё, чтобы реализовалась западная идея раздела. После утраты Крыма Запад может лишь поделить Украину с Россией, поскольку шансов удержать её за собой у Запада нет. Россия же может пойти на раздел, поскольку не может обеспечить социально-экономическую стабилизацию Украины собственными средствами. В этих условиях, с военно-политической точки зрения, раздел — не лучший для России, но лучший из реальных выходов.

Впрочем, Екатерина II присоединяла Крым двадцать лет, а Польшу делила двадцать пять. Так что время подумать есть.