Возникают угрозы, не учитывать которые мы не можем

Все больше стран трансформируют свою политику в сторону неограниченных, упреждающих действий наступательного характера, заявил президент Владимир Путин на церемонии представления высших офицеров в Кремле. Конфликтный потенциал в стратегически важных для России зонах действительно растет, и Москве придется на них реагировать. Главное теперь – правильно расставить приоритеты.

За прошлый год проведено более 3,5 тысяч учений разного уровня. В текущем же году, по словам Владимира Путина, проверки и учения охватят все без исключения округа, виды и рода войск. Кроме того, пройдет крупномасштабное российско-белорусское оперативное учение «Щит союза – 2015», а также стратегическое учение «Центр-2015».

«Даже на высшем уровне теперь приходится признавать, что прямая, неприкрытая агрессия со стороны ряда стран уже давно перешла границы допустимого»

Внезапные проверки боеготовности в категорию «учения» не входят, а именно они в последнее время стали самым распространенным видом тренировки. Последняя такая проверка недавно прошла на Северном флоте, в частях ВДВ, Дальней и Военно-транспортной авиации. В ней участвовало более 80 тысяч человек, десятки кораблей, подводных лодок, самолетов и вертолетов, в итоге был охвачен огромный регион – от Арктики до Калининградской области и полигонов в Астраханской и Волгоградской областях.

Именно внезапные проверки так раздражают «наших западных партнеров». Это, кстати, отдельный дипломатический нюанс: раз «проверки» – это не «учения», о них не надо заранее информировать иностранные посольства и приглашать военных атташе к присутствию (в то время как на плановые учения иностранные наблюдатели аккредитовываются согласно действующим договоренностям на равноправной основе). Впрочем, российская сторона все же уведомляет о них посольства в разумные сроки, которые не превращают «внезапные проверки» в заранее запланированные, но в то же время дают дипломатам возможность добраться до места их проведения. Так было и в марте. Однако «наши западные партнеры» упорно продолжают считать, что их права ущемлены, а генсек НАТО Столтенберг даже высказался в том духе, что внезапные проверки не укрепляют стабильность и доверие.

Меж тем, если западные партнеры отказывают российским наблюдателям в аналогичной инспекции (как это было, например, во время «драгунской прогулки» колонны американской бронетехники через всю Восточную Европу), то не стоит ожидать и благотворительности с российской стороны. По факту Министерство обороны демонстрирует просто чудеса открытости и толерантности. Например, на конференции по международной безопасности, которая пройдет 16–17 апреля в Москве, ждут представителей оборонных ведомств 80 государств, в том числе 15 министров. Перед ними выступит начальник Главного разведывательного управления Генштаба ВС России генерал-полковник Игорь Сергун, что само по себе – беспрецедентное событие. Ранее руководитель военной разведки был фигурой настолько закрытой, что до конца 90-х годов невозможно было даже опубликовать его фотографию. Но речь сейчас не о безалаберности, в современном мире уже нет смысла прятать от СМИ такого рода фигуры, наоборот, куда важнее продемонстрировать «человеческий образ» и уровень «приближенного», а не абстрактного мышления.Западные военные системы оказались не готовы не только к росту числа учений и проверок ВС РФ, но и к резкому скачку качества боеготовности российской армии и флота в принципе. Некоторая паника привела к медийным рефлексиям, а затем и к попыткам ответить «зеркально» – собственными учениями. Но в наиболее проблемной для НАТО оперативной зоне – Арктика, Балтийский регион, Баренцево море, Северная Атлантика – у альянса просто не оказалось сил для достаточного ответа, что привело к еще большей панике и даже истерике. Попутно выяснилось, что и НАТО в целом, и отдельные его участники растеряли навыки стратегического военного мышления, слишком полагаясь в предыдущие десятилетия на «зонтик» из-за Атлантики.

В то же время президент Путин, пожалуй, впервые за время текущего кризиса указал на то, что некоторые страны трансформировали свою политику «в сторону неограниченных, упреждающих действий наступательного характера». И эти действия теперь непосредственно затрагивают национальные и стратегические интересы РФ в разных регионах мира. Так это формулируется впервые, возможно, со времен распада СССР.

Впрочем, при Советах никто публично не декларировал наличие у государства стратегических интересов в других регионах. Хотя они были и есть – это аксиома существования крупного государства, участвующего в международной политике и международном разделении труда. Другое дело, что у России сам набор стратегических интересов и, соответственно, точек, где, по выражению Владимира Путина, «растет конфликтный потенциал», сильно отличается от, например, американского.

К примеру, России нет нужды контролировать на постоянной основе международные линии судоходства или держать крупные базы на отдаленных островах. С другой стороны, наш военно-морской потенциал направлен сейчас именно на океанскую составляющую с прицелом не только на ядерное оружие, но и на физическое присутствие в регионах, ранее в орбиту интересов не входивших. Например, значительное усиление десантного и стратегического потенциала Тихоокеанского флота связано не только с противостоянием с американцами (при прочих равных флот США все равно останется более крупным и более боеспособным). В ближайшее время Россия вполне может столкнуться на Тихоокеанском ТВД с угрозами более локального характера, которые могут потребовать вмешательства не на ядерном, а более приземленном уровне.

То же самое касается и Арктического региона. Да, на данный момент РФ значительно опережает своих ближайших и потенциальных конкурентов на этом ТВД. Наши западные партнеры не располагают даже достаточным ледокольным флотом и только собираются (правда, усиленными темпами) создавать свои ледовые группировки – как ледокольные, так и подводные. Потому РФ придется поддерживать очень высокий уровень боеспособности, не втягиваясь в гонку вооружений напрямую даже в отдельно взятом регионе или по роду войск.

Именно с этой целью сейчас усиленными темпами создается оперативная доктрина мобильного контрнаступления. Вкратце она сводится к следующему. Россия будет обладать достаточными, но не слишком крупными силами, которые можно будет перемещать на крупные расстояния для создания оперативного присутствия на ТВД. Под эту стратегию составляются и планы перевооружения, в том числе военно-транспортной авиации и специализированных воинских частей. В то же время завиральные планы создания «сверхпарка» военно-транспортной авиации можно не принимать в расчет: это идеи полуфантастические. Куда более реалистично выглядит концепция, которая позволит самим фактом возможности быстрого перемещения специально обученных десантных и специализированных частей создать психологическое преимущество перед потенциальным противником.

С этой целью в последнее время наращивается и взаимодействие с нашими союзниками. Пока наиболее эффективно выстроено взаимодействие с белорусскими вооруженными силами и с казахстанской армией, хотя она и обладает рядом специфических отрицательных черт, которые образовались в период ее тотального сокращения в девяностые и нулевые годы. Все больше крупных совместных учений проводится с участием китайских специальных частей, причем в основном на них отрабатываются именно десантные схемы перехода от обороны к контрнаступлению на ограниченном ТВД.

Новшеством 2015 года станет глобальное расширение военно-технического сотрудничества. В первую очередь речь пойдет о Венесуэле и Кубе, куда могут на постоянной основе переместиться если не сами российские военные корабли, то по крайней мере технические службы. Переговоры о создании новой военно-морской базы идут также с Никарагуа, что на фоне требования к США со стороны стран Карибского бассейна вывести свои базы с островов особенно нервирует Вашингтон.

На другой стороне Атлантического океана, в Южной Африке, также может быть создан специальный пункт технического обслуживания российского военно-морского флота. И это в дополнение к уже действующей системе координации спутниковой разведки и космической отрасли между ЮАР и Россией. Аналогичным образом развиваются и события вокруг российских военных объектов во Вьетнаме.

С одной стороны, эти приготовления действительно выглядят как наступательные. С другой – это лишь малая часть той реакции, которую России стоило бы применить в ответ на вызовы со стороны наших «партнеров». Например, военное присутствие РФ на Ближнем Востоке практически незаметно, даже несмотря на предложение Дамаска расширить базу в сирийском Тартусе. Российское политическое руководство делает все возможное, чтобы никто не получил даже минимального повода обвинить Москву в каких-либо агрессивных стремлениях. И, возможно, зря. Даже на высшем уровне теперь приходится признавать, что прямая, неприкрытая агрессия со стороны ряда стран (в первую очередь США) уже давно перешла границы допустимого.

Скорее всего, именно так надо трактовать слова президента Путина о том, что Москва более не может не учитывать возникающие в мире угрозы. Главное только приоритеты расставить правильно.