Через двадцать после распада СССР с особой остротой встала необходимость поиска новой стратегии развития и иного образа жизни. (*)

 

Я буду говорить об актуальности альтернативного пути развития после того, как о его смерти было объявлено официально, и выражу столь простую мысль, что история, которая, как нам заявили 20 лет тому назад, закончилась, тем не менее, продолжается со всей наглядностью и очевидностью.

 

Когда мы сейчас вспоминаем о распаде СССР, то первое, что следует иметь в виду, так это то, что СССР был не страной, а частью света. Не только из-за своих размеров, а прежде всего из-за огромного разнообразия представленных там культур и цивилизаций. Внутри этого огромного евразийского сообщества, стержнем которого являлся русский народ, можно было наблюдать великое многообразие культур, языков, народов и письменностей.  

 

В СССР были представлены все крупнейшие мировые религии. Помимо православных, составлявших большинство, была Армяно-Грегорианская Церковь, католики в западной части Украины и Литве, лютеране в Эстонии, все мусульманские конфессии: сунниты, шииты, измаэлиты, суфиты на Северном Кавказе, буддисты в Бурятии и Калмыкии, анимисты в Горном Алтае и Якутии, современная европейская жизнь и отгонное животноводство… Многообразие, аналогов которому нет в других странах мира.

 

СССР не имел себе равных и по имевшимся природным ресурсам: водным, нефтяным, лесным, газовым, земельным. Все это было чрезвычайно важным для мирового равновесия. СССР, кроме того, играл роль противовеса в двухполярном мире.

 

Именно в силу этого мы говорили, что это он был частью света. Мы раньше говорили, что болезнь одной части света вызывает болезнь остальных его частей. Тогда подобное высказывание могло показаться кому-то несколько странным. Сейчас, с наступлением глобального кризиса (потепление атмосферы Земли, вызванное человеческой деятельностью, и, конечно же, почти анекдотичный по сравнению с ним кризис неолиберального капитализма), все оказались ввергнутыми в кризис. И речь уже не идет о какой-то части: о «коммунизме», об СССР, о восточном блоке, Третьем мире (который никогда не выходил из кризиса), а о самом центре системы. Так что болезнь остальных частей – объективная реальность.

 

Как когда-то в СССР, в настоящее время мы наблюдаем систему, имеющую все признаки истощения, проводящую совершенно нерациональную, если не сказать абсурдную, экономическую политику, при которой большое потребление электроэнергии и высокие темпы продаж автомобилей считаются положительными, а рост тела, которое давно уже вышло за пределы подросткового возраста, признается явлением нормальным, хотя налицо ярко выраженное физическая уродство. Эта система не понимает сама себя, а ее управляющие как будто не замечают болезней.

 

Подобно тому, как это было в России в период повальной приватизации, нынешний кризис пытается воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы беспощадно обобрать большинство граждан и совершить беспрецедентное попрание гражданских прав и демократических норм. Подобно тому, как это было в СССР, в Евросоюзе набирают силу центробежные тенденции, когда экономика смешивается с разочарованием в единой Европе (в странах, которые изначально проявляли энтузиазм, как, например, Испания), и национал-популистские настроения, зарождающиеся в Германии и распространяющиеся дальше. Мы наблюдаем также еще одну особенность, свойственную СССР: люди перестают верить в систему. Все эти новые свидетельства заставляют нас по-иному взглянуть на конец «коммунизма». И мы снова задаем себе вопрос: что представлял собой тот коммунизм и откуда он появился, особенно в тех крупных странах, где он одержал победу.

 

К вопросу о рецептах и стратегии 

 

Первое, что бросается в глаза при рассмотрении истории России и Китая, так это то, что мы были слишком одержимы коммунистическим учением, идеологической составляющей, атрибутикой, флагами, но со всем этим нам далеко продвинуться не удалось.

 

Что осталось от изначальных идеалов, появившихся в Европе в XVIII-XIX веках – свободы, равенства и братства – за 80-летнюю историю СССР и 60-летнюю историю КНР?

 

Мы могли бы обсудить это и наверняка нашли бы какие-то обнадеживающие моменты в тех драматических событиях, когда во имя идеалов совершается множество преступлений, в том числе и столь ужасающих с точки зрения всемирной истории как сталинские репрессии, которые достигли своего апогея в 1937 году: тогда был расстрелян почти миллион человек. Или Большой скачок в Китае в 50-х годах, приведший к самому страшному голоду ХХ века, который унес от 20 до 30 миллионов человеческих жизней. И все это отчасти было вызвано политическими ошибками. Как подметил когда-то Маноло Васкес Монтальбан (Manolo Vázquez Montalbán), это лишь подтверждает, что в ХХ веке левое движение окончательно потеряло свою невинность…

 

Если это завело нас слишком далеко, давайте в таком случае попытаемся рассмотреть происходящее с другой точки зрения: с точки зрения теории развития. Что это означает?

 

Речь идет о проблеме неравномерного развития, то есть о том, что одни страны развиваются успешнее и быстрее, чем другие. В европейском историческом контексте, где государство государству – волк, это обстоятельство порождает конфликты, войны и угрозы быть завоеванным, уничтоженным или поглощенным соседним государством. Русская революция стала порождением этой проблемы. Постараюсь пояснить, как это произошло, с помощью небольшого исторического экскурса.

 

Промышленное развитие Европы шло волнами, и у каждой из них был свой собственный рецепт развития. Первый рецепт был разработан в Англии: свободная торговля, возникшая на основе политической экономике Адама Смита и Рикардо. Благодаря ему, англичане первыми стали на путь промышленного развития, начали развивать современную торговлю. Именно на основе данного рецепта выстраивала свою деятельность первая группа капиталистических стран.

 

Второй рецепт был создан в Германии в ходе второй волны индустриализации Фридрихом Листом, экономистом Бисмарка и Германского таможенного союза, который внес некоторые изменения в английскую модель. В результате возник государственный капитализм, который, в отличие от либерализма, выступал за жесткий государственный протекционизм с целью создания условий для того, чтобы немецкая промышленность была в состоянии конкурировать со странами первой волны. Благодаря государственному капитализму Бисмарка и империализму, Германия, находившаяся среди отстающих стран в этой европейской гонке и поздно присоединившаяся к процессу создания промышленности, вышла на передовые позиции. Это был несомненный успех.

 

Россия

 

Разработанную Листом модель внимательно изучала царская Россия, которая была гораздо ближе к авторитарной Пруссии, чем к британскому либерализму. Премьер-министр Петр Столыпин даже пытался перевести на русский язык немецкий рецепт. Он был сторонником государственного капитализма в России.

 

Напомним, что в начале XX века Россия была одновременно и великой державой и страной среднего уровня развития, находившейся в полуколониальной зависимости от других великих держав. Она отставала от уровня развития своих европейских конкурентов: Англии, Германии и Франции. Самые современные отрасли российской промышленности находились под контролем иностранного капитала. В 1914 году 90% горнодобывающей промышленности, почти 100% добычи нефти, 40% металлургической, 50% химической и 28% текстильной промышленности находились в руках иностранных предпринимателей. Лишь 30% населения умели читать и писать.

 

За всем этим с большой обеспокоенностью наблюдали российские власти. Тогдашний премьер-министр Сергей Витте говорил: «или мы догоним Европу, или же, в случае неудачи, превратимся во второй Китай». 

 

Чтобы понять, что имел в виду Витте, необходимо понять, почему он с таким опасением приводит понятие второго Китая. Что представлял собой Китай в конце XIX и начале XX века? Это была страна, в полной степени испытавшая на себе самые отрицательные последствия «неравномерного развития». Китай находился под жесточайшим гнетом колониальных держав, одержимых идеей расового превосходства, хозяйничавших там по своему усмотрению и применявших право экстерриториальности. Они, по сути дела, распинали страну, в частности, сделав наркоманами 150 миллионов ее жителей… 

 

Столыпину не удалось осуществить в России реформы по прусскому образцу. Ему не хватало социальной поддержки и средств для их осуществления. На объяснение всех причин уйдет слишком много времени, а между тем разразилась Русско-японская война 1905 года, ознаменовавшая собой первое поражение европейской имперской державы от нарождающейся промышленной азиатской страны. Напомним, что после нападения на российский анклав Порт-Артур (в настоящее время это китайская провинция Ляонин) и уничтожения российского Тихоокеанского флота, Царь Николай II направил свой Балтийский флот в кругосветное плавание через Мыс Доброй Надежды, чтобы отделать этих «макак», как он выразился. Замысел его генералов и адмиралов заключался в «быстром покорении Микадо». Но в действительности события развивались совсем по-другому. Когда российский флот прибыл на место, то был потоплен японским в Цусимском заливе. К этому еще добавились неудачи в Первой мировой войне, и в итоге, свое решение предложили большевики, уже не в виде реформы, а слома существовавшего строя. Они заявили о новом пути развития, не имеющем ничего общего с капитализмом, об отмене частной собственности и последующей коллективизации сельского хозяйства (у Сталина, в отличие от Столыпина, имелись в распоряжении деньги на ее осуществление, а также НКВД и новая структура общества), а также предприняли целый ряд других мер. Революционный слом создавал условия для зарождения тоталитарного строя. Таков был российский коммунизм: российский ответ начала века на проблему неравномерного развития.

 

Благодаря коммунизму, или Советской власти, России удалось укрепить свои позиции – никто не посмел обращаться с ней как с Китаем, то есть та угроза, о которой предупреждал Витте, была преодолена – и выработать свою собственную модель развития, которая продержалась много лет и помогла расширить границы державы до невиданных пределов: от Эльбы до Меконга.  

 

И русский рецепт стал источником вдохновения всемирного масштаба: одна треть человечества прожила в странах, чей общественно-экономический строй был похож на советский.

 

Разумеется, Ленин не был националистом, это был социалист-интернационалист, но идеи и учения зарождаются и пускают корни лишь в определенном историческом контексте. В своем развитии они подчиняются определенным закономерностям, накладывающим на них определенный отпечаток. Этим я хочу сказать, что альтернативные пути развития обязательно вызываются некоей необходимостью.

 

Китай

 

А теперь давайте посмотрим на китайский коммунистический режим, понять причины возникновения которого невозможно вне связи с СССР. Китайцы стремились выбраться из вышеописанной дыры и выбрали русскую модель слома предыдущего строя. И пошли на это по весьма простой причине: когда они искали наиболее перспективные пути развития, когда принимали стратегическое решение о выборе общественно-политической модели (напомним, что Китайская революция победила в 1949 году) в тридцатые годы, то было очевидно, что коммунистический путь развития – наиболее современный и эффективный.

 

Россия доказала действенность этого рецепта. Она выиграла Гражданскую войну и победила иностранную интервенцию (Китай испытал это на собственном опыте), одержала победу в Великой Отечественной Войне, в ходе которой Гитлер намеревался расчленить СССР и превратить Россию в свой протекторат (тот самый «второй Китай», о котором предупреждал Витте), по темпам экономического роста Страна Советов обгоняла западные страны и т.д. и т.п. И все это происходило в крайне неблагоприятных условиях.

 

При этом китайцы привнесли множество своих национальных особенностей в советскую модель. Собственно говоря, по-другому и быть не могло, учитывая то, что Китай – это целая цивилизация. В результате, китайская модель столь же сильно отличалась от советской, как советская – от изначальных идей европейского социализма, зародившегося в Англии, Франции и Германии. В китайской модели мы наблюдаем такие явления как создание народной армии, стратегию завоевания села и окружения городов, так называемое мышление Мао Цзе Дуна и великую традиционную культуру, направленную на решение задач нового этапа развития страны.

 

В 1918 году Ленин определил российский коммунизм как «Советскую власть плюс электрификацию всей страны». Это была формулировка, отвечавшая скорее нуждам развития и укрепления власти, чем идеологическим канонам. Китайский коммунизм был еще более своеобразным. Его главная цель состоит в построении сильного и процветающего Китая плюс Датун. Датун является конфуцианским идеалом социального сплочения на основе сильной экономики и стабильного общества. Все это можно подвести под определение «китайских национальных особенностей», на которые всегда приводят в качестве демагогической отговорки пекинские руководители, когда представители западного мира пытаются учить их жизни. 

 

Мы, западные эксперты, ломаем голову, пытаясь понять «идеологические разногласия» между Мао Цзе Дуном и Дэн Сяопином (сюда также относятся споры о том, что «коммунистического» есть в нынешнем «капиталистическом Китае» и т.д. и т.п.). Однако повседневная действительность заключается в том, что с точки зрения данного определения, с точки зрения «коммунизм – стратегия развития» Мао Цзе Дун, Дэн Сяопин, Цзян Цзэминь, Ху Цзиньтао и их последователи являются выразителями различной тактики, направленной на достижение стратегической цели развития Китая, единой для поколений, представителями которых они являются. Все они весьма последовательно и согласованно идут по пути китайского коммунизма, так, как мы его определили. Мао выбрал коммунизм советского образца по той же самой причине, по какой Дэн начал выстраивать рыночную экономику с учетом американского опыта и по какой Ху привносит в современную жизнь своей страны элементы социал-демократии, кейнсианства, «гармоничного общества» и т.д. Все дело в том, что в каждом случае тот или иной выбор рассматривался как наиболее подходящий для претворения в жизнь формулы «коммунизм – стратегия развития». «Построение сильного и процветающего Китая плюс социальная гармония Датуна». Вот суть китайского коммунизма.

 

Альтернативные формы коммунизма продолжают существовать после его официально объявленной смерти

 

Подобный исторический подход позволяет лучше понять не только российскую и китайскую действительность со всеми их проблемами, но и общемировое положение дел. 

 

Через двадцать лет после того, как коммунизм престал существовать в качестве официальной доктрины, вопрос о путях развития по-прежнему остается актуальным, ибо проблемы неравномерного развития – не только между странами, но также между слоями населения - требуют своего решения:

 

Современная Россия обеспечивает свой экономический рост благодаря экспорту сырья, причем в условиях крайнего неравноправия. Если во времена СССР в обществе поддерживался некий средний социальный уровень, напоминавший скандинавскую модель, то в настоящее время в нем наблюдается неравенство, напоминающее то, что царит в странах Латинской Америки. Оба явления весьма противоречивы, особенно принимая во внимание то, что образовательный уровень российского общества один из самых высоких в мире. Но этот экономический рост, достигавший до глобального финансового кризиса 7% в год благодаря высоким ценам на нефть и впоследствии несколько замедлившийся, происходил в то время, когда показатель человеческого развития (благосостояние/средняя продолжительность жизни/образовательный уровень) снижался. Бюрократически-олигархическая система насквозь коррумпирована и совершенно непригодна для модернизации, требующей большей открытости и выравнивания доходов. Перемены необходимы, поскольку нынешняя политическая система «самовластия» - псевдосамодержавия с опереточным плюрализмом, не предполагающего сменяемость власти и т.д. - дальше существовать не может. Она, конечно, уже не столь тяжеловесна как советская, но при этом не соответствует даже нормам карикатурной западной демократии. 

 

В Китае противоречия между главной целью – стабильность+процветание - и способом производства и распределения богатств на градостроительные цели с каждым разом проявляются все с большей силой. Становится ли страна более процветающей и стабильной на основе большего неравенства, больших объемов производства цемента и загрязнения окружающей среды? Что останется от китайского экономического «роста», если принять во внимание весь ущерб, наносимый окружающей среде и здоровью людей в результате несоблюдения элементарных санитарных норм, загрязнения водных ресурсов, земель и атмосферного воздуха? Все эти замечания относятся лишь к России и Китаю, или же, наоборот, мы можем наблюдать их повсеместно? Разумеется, это скорее риторический вопрос. Альтернативные пути и формы развития возникают вследствие объективной необходимости. Так было всегда и повсюду.

 

Распространяющийся по всему миру кризис заставляет искать отличные от тех, что предлагает капитализм, модели жизни, экономики и отношений с окружающей средой. С этой точки зрения просматривается возвращение в исходную точку, возврат к необходимости разработки альтернативной модели для всего человечества. И эта необходимость вызывает к жизни, если можно так выразиться, идеи выравнивания доходов, демократизации общественной жизни и интернационализма, озвученные тогда, когда возникла социалистическая идея. В Европе и Северной Америке эти идеи были погребены благодаря социал-демократии, но сейчас они возрождаются, будучи востребованы самой жизнью. Разумеется, теперь в них учтены все предыдущие победы и неудачи. Наступила та самая зрелость в результате утраченной невинности, о которой говорил Маноло Васкес Монтальбан.

 

Вывод заключается, прежде всего, в том, что мы не знаем, как все это разрешится. У истории свои темпы развития, но есть непреложный закон. Мы не знаем, выльются ли те возможности и вызовы, которые европейский кризис бросает большинству, в социальное поражение или же, наоборот, нам предстоит пережить новый 1848 год, весну народов с новым «Коммунистическим манифестом»…

 

Мы твердо знаем лишь то, что в отличие от того, что двадцать лет тому назад говорилось о конце коммунизма, историческое развитие продолжается с невиданным доселе драматизмом. Что через 20 лет после роспуска СССР, необходимость поиска альтернативной стратегии развития и нового образа жизни стала еще более насущной, чем когда-либо.

 

(*) Лекция, прочитанная 22 декабря в культурном центре Espai Mallorca Барселоны в связи с 20-й годовщиной прекращения существования Советского Союза.

Оригинал публикации: Sobre el “comunismo” después de su muerte