Хотят ли русские войны... Для того чтобы ответить на этот вопрос, необязательно прибегать к нерепрезентативной выборке, как в упомянутом произведении Евтушенко. На этот вопрос, в общем, наша история отвечает. Как справедливо замечают наши авторы, Россия никогда не оказывалась победителем, главным бенефициаром большой мировой игры. И в 1815-м, и в 1945-м, не говоря уже о 1918-м, триумфаторами были совсем другие. Кстати, во всех трех случаях — англосаксы, и во всех трех случаях на нашем горбу и на нашей крови в первую очередь. Мы побеждали, но не выигрывали. Даже в 1878-м, заплатив своей кровью за освобождение Балкан, политкорректно остановившись перед беззащитным Константинополем. Наши «бледнолицые братья» все равно вернули пол-Болгарии туркам. Мы побеждали, но не выигрывали. Это что касается мировой игры. В отечественных войнах мы побеждали всегда. Именно поэтому мы имеем возможность до сего дня пользоваться каким-никаким Отечеством.

Война нам не нужна. Но в том-то и дело, что война не спрашивает, нужна она или нет. Вернее, спрашивает, но только у труса и предателя. В этом абсолютная бессодержательность пацифизма. Для войны нужны две стороны. У одной из сторон всегда есть возможность сдаться без боя. Но это не называется пацифизмом.

«22 июня» кончилось «9 мая» только потому, что все, что можно было сделать до «22 июня», было сделано. Сознательно, последовательно и невзирая на цену. Все, чем занималась страна последние десятилетия перед войной, — это подготовка к войне. Это был смысл ее существования. Слезами, потом и кровью была построена экономика, показавшая самый мощный результат во Второй мировой. Все то же касается внешней политики: борьба за коллективную безопасность, договоры с Францией и Чехословакией, попытки оттянуть неизбежное, не дать нас столкнуть с немцами на заведомо проигрышных условиях. И не в последнюю очередь пакт Молотова — Риббентропа — возможность перенести будущую линию обороны далеко назад. Даже с учетом катастрофы лета 1941-го, прежде всего с ее учетом, вот представьте себе, где бы были немцы через неделю-три, начни они наступления со старой границы?

Стало хорошим тоном в цивилизованной среде утверждать, что СССР вступил во Вторую мировую в сентябре 1939-го, разделив с немцами Польшу. «Германия и Англия являются двумя столпами европейского мира... и поэтому необходимо мирным путем преодолеть наши нынешние трудности... Наверное, можно будет найти решение, приемлемое для всех, кроме России». Это, между прочим, британский премьер Чемберлен в сентябре 1938-го, и не в дипломатической переписке с немцами, а во вполне внутренней. «...Можно даже утверждать, что не справедливо пытаться мешать Германии завершить свое единство и изготовиться к войне против славян при условии, что эти приготовления не разубедят Британскую империю, что они одновременно не направлены против нее», — меморандум министра иностранных дел Британии Гендерсона накануне Мюнхена. Это и есть политика «умиротворения». Это никогда не была политика мира, пусть даже ценой уступок Гитлеру. Это было последовательное натравливание Гитлера на нас. Эта политика провалилась именно в августе 1939-го и именно пактом Молотова — Риббентропа. Поэтому они так переживают. Шестьдесят лет прошло, а обидно, как вчера... «C русскими невозможно договориться. Наш европейский цинизм разбивается о фанатизм их средневековых душ». Это уже Гитлер Чемберлену на встрече накануне Мюнхена. А ведь прав был Адольф Элоизович...

Британская империя, оставшись в одиночку перед гитлеровской военной машиной, поставила себя на грань катастрофы. Единственный шанс выжить — это заставить Гитлера поверить в то, что Сталин ждет критического момента, чтобы ударить. Гитлер не мог не поверить в это, потому что не поверить в это было невозможно. 22 июня Гитлер спас Британию от катастрофы. Гитлер — тот, кто посвятил кучу страниц обоснованию невозможности «войны на два фронта», — не мог этого не понимать. Это была чистая авантюра, материальным воплощением которой стала идея «Блицкрига».

Война 1914—1918 годов формально именуется Второй Отечественной. Однако не могу согласиться с Тимофеем Сергейцевым — никакой этой «Второй Отечественной» не было. Война со смутными и неясными целями, надрывающая народные силы ради нужд наших геополитических противников. Эта война не смогла стать отечественной, и поэтому Россия ее проиграла. Даже не потерпев военного поражения. Отечественную войну Россия проиграть не может по определению. Александр Дугин в главной теме говорит о двух типах отношения к войне и смерти — Господина и Раба. Такое деление, безусловно, имеет смысл. Но есть и другое. Есть войны господ — этакие рыцарские или бандитские разборки, что, в сущности, одно и то же. Это войны по правилам или по понятиям, где решаются конкретные вопросы. Кстати, перед Первой мировой была масса публицистики, где искренне утверждали, что, конечно же, теперь в век технического прогресса и цивилизации никакие глобальные войны невозможны. Да и с кем вообще воевать, если все европейские монархии — просто члены одной семьи?! Кстати, и Россия подписывала исторические соглашения с Англией по Центральной Азии в 1907-м и полагала, что это уже полная гарантия от войны. Имея союзные отношения с Германией, с Францией, теперь и с Англией, опять же-таки с кем?..

И есть войны Народные. Которые путать с войнами господскими очень опасно. Это когда за ценой не стоят. Это вообще явление другого порядка, на которое способны не все народы и не всегда. И тем, которые неспособны, судить об этом не дано. Кстати, это и нас касается. Может коснуться.

Россия формально правопреемник СССР. С другой стороны, наше самоопределение, идентичность напрямую связаны с победой. Не с конкретными результатами Второй мировой, которые... да где они уже, эти результаты? В нашем генетическом коде эта война Народная и Священная. Это абсолютное сакральное столкновение добра со злом. Победа, достигнутая такой ценой, такими невероятными и невиданными усилиями, — это та война, которая, безусловно, «все спишет». Только в этом контексте мы можем чтить, судить и прощать. Во всем, что касается памяти об этой войне. Это если мы действительно сохраним правопреемство, потому что, кроме международно-правовой формы, есть еще право преемства. А его нам еще предстоит заслужить.