Хиллари Клинтон, вдохновленная успехами арабской весны (действительными или воображаемыми) набросилась на Китай с угрозами народного гнева, который, мол, всегда преследует диктаторские режимы. Вообще-то, это такая новейшая американская мода — «грозить Египтом» всем подряд от Белоруссии до Узбекистана. Однако когда речь идет о Китае, который все-таки американский сиамский близнец и промышленный, и финансовый, это как-то перебор. Дело в том, что доктрина «демократизации Ближнего Востока», о которой любила говорить еще предшественница Клинтон Кондолиза Райс, как инструмент глобального переформатирования стратегического региона, имеет давнюю историю. Наверное, авторы «длинных стратегий» не объяснили незадачливой г-же Клинтон, что не для того они придумывали «демократизацию», чтоб она приставала с глупостями к Китаю. С мадам Клинтон случилась та же история, что с некоторыми ее советскими предшественниками, которые сами начинали верить в идеологические химеры, придуманные ими для сугубо практических целей.

Однако, вопрос — Америка и Китай — это симбиоз или потенциальные противники — имеет ключевое значение. Притом что амбиции восходящего Китая видны невооруженным глазом, не говоря уже об амбициях «нисходящей» Америки. В связи с этим хотелось бы обозначить попунктно некоторые соображения.

1. Китай — производственный цех американских корпораций. В начале 2000-х Америка сумела оттянуть кризис, просто перенеся производство в Китай. Попытки нападения заводоуправления (или бухгалтерии) на собственный производственный цех носят параноидальный характер. Хотя, как видно из контекста, элементы паранойи в действиях этих подразделений присутствуют.

2. Китай — финансовый донор Америки. До последнего времени Китай являлся практически единственным источником покрытия огромного американского бюджетного дефицита. И единственным инструментом абсорбирования огромной денежной массы, производимой ФРС. Правда, в последнее время Китай перестал справляться с этой задачей. Что вынудило ФРС кредитовать правительство напрямую, покупая его бонды. Что еще больше усилило опасения китайцев за свои долларовые активы на фоне американской политики обесценивания доллара. При этом Китай остается не только участником — последним столпом мировой глобальной долларовой системы. Тут наши авторы упоминают, что Китай становится крупнейшим мировым кредитором. Интересно, в какой валюте Китай осуществляет свою кредитную экспансию? Не в юанях же? В этом смысле Китай — такой же конкурент Америки, как в свое время арабские шейхи. Денег много, но деньги эти — доллары. Действительно, Китай выступает с наиболее развернутыми и конкретными предложениями по изменению глобальной финансовой системы (см. например, письмо главы китайского центробанка о переходе на реально обеспеченную валюту). При этом никакого заметного движения с точки зрения перемещения центров принятия глобальных финансовых решений в «восточном направлении» не видно.

3. Китай продолжает в решающей мере зависеть от внешних рынков и в первую очередь от американского. При всех неимоверных и на самом деле довольно эффективных усилиях переориентироваться на внутренний спрос такие вещи в принципе нельзя сделать быстро. Даже кратное повышение мизерных доходов большинства населения не делает его потребителем товаров длительного пользования, сравнимым по покупательной способности с западным. В Китае не было и до сих пор нет традиции потребления в кредит. Напротив, в условиях отсутствия системы социального обеспечения есть традиция максимального сбережения. Чрезвычайно быстрое купирование влияния кризиса на китайскую экономику (буквально за пару месяцев) было достигнуто в первую очередь, конечно, не за счет расширения внутреннего спроса, а за счет резкого усиления государственных инвестиций, сжатия сроков проектов развития строительства огромного количества производств, для которых на мировом рынке, и так испытывающем дефляционное давление, отсутствует какой-либо потенциальный спрос.

4. На самом деле сегодня Китай выступает основным, единственным по сути мотором мировой глобальной экономики, удерживающем ее от реального падения. И, с другой стороны, главной опасностью, зоной риска, проблемы которой может перевести кризис в открытую стадию. Которой пока удается избежать благодаря гомерическим эмиссионным усилиям ФРС США. Китайский рост, столь необходимый мировой экономике, с макроэкономической точки зрения предельно диспропорционален и рискован. Кстати, именно поэтому американская борьба с «занижением курса юаня», логичная с точки зрения интересов конкретно отраслевых лоббистов, с макроэкономической точки зрения абсолютно нелепа. Американские успехи в этом направлении одновременно бы били и по глобальному спросу, и по возможностям покрытия американского бюджетного дефицита. И то и другое критически опасно для Америки.

То есть на тему о симбиотической взаимосвязи китайской и американской систем можно говорить бесконечно. На самом деле мы не разделяем мнение, высказанное в том числе и некоторыми нашими авторами, что Китай представляет собой альтернативную «западной» модель экономики. Китай, очевидно, представляет собой альтернативную модель управления, в первую очередь во внеэкономической сфере. Но таких «альтернатив» в мире много. Проблема как раз в том, что никаких альтернатив, кроме совсем маргинальных, глобальной финансовой долларовой системе в мире нет. Эта система в известном смысле тотальна. И в рамках ее тотального кризиса, как это представляется все более очевидным, смертна. Пока этого не произошло, главным (и единственно более или менее полноценным) денежнофинансовым инструментом остается доллар, а главным регулятором и бенефициаром, соответственно, его эмитент — США. Вот когда эта система реально начнет разваливаться, когда построенные на ней связки порвутся, вот тогда и возникнет возможность выбора. И для Америки, и для Китая. Тогда, собственно, и России придется выбирать модель своего существования в мире. Однако сама возможность и параметры этого выбора формируются сегодня. Это, собственно, единственное, что можно сказать про нас в контексте глобальной американо-китайской темы.

 Фото: wek.com.ua