У консерваторов и либералов по-разному устроены мозги
В 1968 году состоялись дебаты между консервативным мыслителем Уильямом Бакли-младшим (William Buckley) и либеральным писателем Гором Видалем (Gore Vidal). Блеснула надежда, что ведущие представители противоборствующих интеллектуальных лагерей покажут американцам, что даже в неспокойную эпоху не соглашаться друг с другом воплне можно цивилизованно. Однако хватило их ненадолго.
Бакли и Видаль быстро скатились к оскорблениям, а потом даже подали друг на друга в суд за клевету.
История дебатов 1968 года предваряет хорошо известную книгу 2013 года под названием «Предрасположенность», познакомившей широкую публику с политической нейробиологией. Авторы, трио политологов из Университета Небраски-Линкольна и Университета Райса, утверждали, что различия между либералами и консерваторами кажутся глубокими или даже непреодолимыми потому, что уходят корнями в личностные характеристики и биологические предрасположенности.
Как показывают исследования, консерваторы больше либералов тяготеют к безопасности, предсказуемости и авторитету, а либералы предпочитают новизну, нюансы и сложность. Если бы можно было поместить Бакли и Видаля в магнитно-резонансный томограф и показать им одинаковые изображения, мы бы скорее всего увидели различия в их мозге, особенно в областях, где обрабатывается социальная и эмоциональная информация. У либералов обычно больше серого вещества и нервных клеток, составляющих переднюю часть поясной извилины — эта область помогает обнаруживать ошибки и решать конфликты. А миндалевидное тело, которое регулирует эмоции и оценивает угрозы, наоборот, больше у консерваторов.
Хотя эта картина на удивление постоянна, мы имеем дело с вероятностью, а не с определенностью — то есть встречается масса индивидуальных вариаций. На политическом ландшафте встречаются левые с личным оружием, правые на «Приусах» и многие другогие. Не решен и вопрос «курица или яйцо»: это мозг изначально «видит» мир по-разному или различия усугубляются политическими предпочтениями? Наконец, не совсем ясно, какая вообще польза от сведений, что мозг республиканца «загорается» на «икс», а демократа — реагирует на «игрек».
Что говорит нам о политическом поведении нейронная активность? Эта еще развивающаяся область политической нейробиологии постепенно выходит за рамки описания основных структурных и функциональных различий мозга у людей разных идеологических убеждений — то есть уже не просто выясняет, у кого больше миндалина, а переходит к более тонким исследованиям когнитивных процессов, предопределяющих политическое мышление и механизм принятия решений. Партийные пристрастия определяют не только то, за кого мы голосуем, а влияют на нашу память, рассуждения и даже восприятие истины. Осознание этого не сплотит нас неким чудесным образом, но исследователи рассчитывают, что более глубокое понимание того, как ангажированность влияет на наш мозг, хотя бы смягчит губительнейшее из ее последствий: раскол, который грозит уничтожить общие ценности, без которых невозможно национальное единство.
Социологи, изучающие политические пристрастия, уже составили существенное представление о том, чем чревата ошибочная поддержка «не той» партии. Политическая же нейробиология пытается углубить эти наблюдения и ищет доказательства, что убеждения или предрассудки проявляются как мера объема мозга или его активность — это доказывает, что отношения, убеждения или заблуждения на самом деле подлинны. «Структура и функции мозга дают нам более объективные данные, чем ряд анкет», — говорит политический нейробиолог Ханна Нам (Hannah Nam) из Университета Стоуни Брук. «Участники в целом честнее, когда думают, что у ученых есть «окно» к ним в мозг». Это вовсе не означает, что политическая нейробиология может «читать мысли», но она вполне может выявить несоответствия между заявленным мнением и глубинными когнитивными процессами.
Сканирование мозга также вряд ли применимо в качестве биомаркера для конкретных политических результатов, потому что отношения между мозгом и политикой не однозначны. «Тем не менее, нейробиологические характеристики вполне могут предсказывать политические результаты — пусть с и некоторой долей вероятности», — говорит Нам.
Чтобы изучить, как именно мы обрабатываем политическую информацию, политический психолог Ингрид Хаас (Ingrid Haas) из Университета Небраски-Линкольн и ее коллеги для своей статьи 2017 года придумали вымышленных кандидатов от обеих партий и снабдили обоих набором политических заявлений по вопросам вроде школьной молитвы, программы Medicare (бесплатная медицинская помощь для лиц старше 65 лет, прим. перев.) и военного бюджета. Большинство ответов оказались предсказуемыми: республиканцы
как правило выступают за увеличение расходов на оборону, а демократы поддерживают расширение Medicare. Но некоторые реакции удивили: например, консерватор-сторонник абортов или либерал, поддерживающий вторжение в Иран.
Хаас пропустила через сканер мозга 58 человек с разными политическими взглядами. Каждый раз участников спрашивали не согласны ли они с тем или иным кандидатом, а хорошо или плохо то, что он предлагают. Такая постановка вопроса позволила исследователям рассмотреть реакцию нейронов в зависимости от того, была ли информация ожидаемой или неожиданной — или по-научному конгруэнтной или неконгруэнтной (согласованность информации, одновременно передаваемой человеком вербальным и невербальным способом — прим. ред.). При этом они учли партийную принадлежность участников эксперимента и взаимосвязь между идеологическими различиями и ответами испытуемых.
Либералы оказались внимательнее к несогласованной информации, особенно к кандидатам от демократов. Когда они сталкивались с такой позицией, им требовалось больше времени, чтобы решить, хорошо это или плохо. При несовместимой информации активизировались две области мозга: островковая часть и передняя поясная кора, которые «помогают людям формировать и осмыслять свое отношение», объясняет Хаас. Как неординарные позиции влияют на результаты голосования? Хаас подозревает, что чем больше такой информации, тем выше вероятность, что избиратели решат «наказать» кандидата. Но при этом не исключено, что они подойдут предвзято и попытаются приуменьшить разрыв так называемыми «мотивированными рассуждениями».
Мотивированное рассуждение, когда люди пытаются любой ценой оправдать свои мнения или решения, даже при убедительных контраргументах — популярная тема в политической нейробиологии в силу своей распространенности. Хотя партийные пристрастия тоже сказываются, мотивированные рассуждения идут еще дальше. Большинству из нас нравится считать себя добрыми людьми — точно так же как люди люди предпочитают верить, что их общество справедливо, законно и вызывает зависть. «Даже если общество несовершенно и достойно критики, люди предпочитают считать, что живут справедливо», — говорит Нам. Когда эта предвзятость особенно сильна, добавляет она, люди пытаются найти рациональные аргументы в пользу укоренившегося неравенства и несправедливости и всячески их оправдать. Этот когнитивный процесс психологи называют «системным оправданием».
Нам и ее коллеги хотели разобраться, какие области мозга управляют аффективными процессами, лежащими в основе системного оправдания. Так, они обнаружили, что объем серого вещества в миндалине связан с тенденцией считать общество законным и желанным. И заключили, что «склонность к системному оправданию связана с основополагающей нейробиологической тягой к бдительности к потенциальным угрозам», говорит Нам.
После первоначального исследования команда Нам наблюдала за подгруппой участников в течение трех лет и обнаружила, что структура их мозга предсказывала, будут ли они участвовать в политических протестах или нет. «Чем больше объем миндалины, тем ниже вероятность участия в политических протестах», — говорит Нам. «Это вполне закономерно, поскольку политический протест — это поведение по принципу: «Мы должны изменить систему»».
Понимание того, как партийная принадлежность влияет на самосознание, вплоть до уровня нейронов, помогает объяснить, почему люди ставят партийную лояльность выше политики или даже правды, заключили психологи Джей Ван Бавель (Jay Van Bavel) и Андреа Перейра (Andrea Pereira) оба из Нью-Йоркского университета в журнале «Тенденции когнитивных наук» в 2018 году. Короче говоря, наше самосознание формируется как из индивидуальных характеристик — например, есть ли у человека дети — так и из групповой принадлежности — например, нью-йоркец ли он. Эти связи служат нескольким социальным целям: они питают нашу потребность в принадлежности и тягу к определенности и предсказуемости, а заодно поддерживают наши нравственные ценности. И наш мозг представляет их себе так же, как и другие формы социальной идентичности.
Помимо прочего, партийность затуманивает память. В исследовании 2013 года выяснилось, что либералы ошибочно запомнили, будто Джордж Буш не вышел из отпуска во время урагана Катрина, а у консерваторов обнаружились ложные воспоминания, будто Барак Обама пожимал руку президенту Ирана. Партийное самосознание определяет наше восприятие. Когда в исследовании 2012 года либералам и консерваторам показали запись политического протеста, то согласились ли они вызвать полицию или нет, зависело от их восприятия. Если цель протеста заявлялась как либеральная (против запрета открытым геям служить в армии), консерваторы с большей вероятностью обратились бы в полицию. Либералы же — если думали, что это бунтуют консерваторы (например, против клиники абортов). Чем сильнее мы отождествляем себя с партией, тем больше вероятность, что мы будем ее поддерживать, что бы ни случилось. Эта тенденция усугубляется неконтролируемыми потоками политической дезинформации, и слишком часто партийность берет верх над истиной.
Если мы поймем, как это происходит на когнитивном уровне, мы сможем вмешаться и попытаться ослабить некоторые из отрицательных сторон партийности. Противоречие между истиной и самосознанием, вероятно, связано с областью мозга, которая называется орбитофронтальной корой — она вычисляет ценность целей и убеждений и тесно связана с памятью, исполнительными функциями и вниманием. «Если самосознание определяет ценность тех или иных убеждений, оно же может их исказить», — говорит Ван Бавель. Осознав, что политические симпатии удовлетворяют эволюционную потребность в принадлежности, мы должны предложить альтернативные способы — например, деполитизировать новый коронавирус и призвать американцев сплотиться. Поощрение истины придаст ей важности: доказано, что эффективность повышается, если платить деньги за правильные ответы и наказывать за неправильные.
Ослабить партийное влияние до выборов 3 ноября практически невозможно, потому что объем политической информации будет лишь нагнетаться, ежедневно взывая к нашему политическому самосознанию. Но есть и хорошие новости: крупное исследование Гарвардского университета в 2020 году показало, что люди постоянно переоценивают уровень негатива извне по отношению к собственной группе. Иными словами, наши противники не любит нас вовсе не так сильно, как нам кажется. Неверная информация усугубиляет предвзятость, а исправленные сведения значительно ее снижают — это еще одна хорошая новость.
«Биология и нейробиология политики поможет определить, как успешнее всего достучаться до людей», — считает Ван Бавель. «Может, лучший способ взаимодействия с политическими противниками — это не пытаться убедить их в серьезном вопросе, поскольку эта попытка в принципе обречена на провал. Лучше попытаться понять их логику и суждения и разрушить их стереотипы».
Источник: Scientific American