«Магия европейской интеграции вновь сработала», – сказал председатель Совета ЕС Шарль Мишель по завершении саммита Евросоюза, который продлился с 17 по 21 июля. И это совершенная правда. Остаётся только надеяться, что последствия очередного магического достижения окажутся не настолько трагическими, как это должно быть, если оценивать его в соответствии с основными законами науки о международных отношениях.
Для европейской интеграции самой сложной задачей всегда было убедить страны-участницы даже не пожертвовать частью суверенитета, а делегировать исполнение связанных с ним задач на уровень сообщества. В 1991 г. председатель Европейской комиссии Жак Делор предложил ввести в основополагающий договор такую категорию, как субсидиарность (принцип, согласно которому задачи должны решаться на самом низком, малом или удалённом от центра уровне, на котором их решение возможно и эффективно – прим. ред.). Только получив взамен право доказать во всех случаях, что та или иная задача может быть лучше решена на национальном уровне, государства ЕС согласились на дальнейшее углубление интеграции и расширение полномочий её наднациональных агентств.
Это сделало возможным дальнейшее развитие интеграции, но дьявол в деталях. Именно тогда был положен конец неограниченному действию «эффекта переплёскивания» (spill—over effect), когда новые полномочия Брюсселя появлялись как бы сами собой, из необходимости исполнять уже имеющиеся поручения национальных столиц. Теперь такое право нужно было каждый раз доказывать заново.
Решения, которые приняты на одном из самых длительных саммитов Европейского союза 17–21 июля, также могут стать для ЕС большим прорывом. Впервые создан механизм финансовой солидарности. Предложения Европейской комиссии о проведении масштабной программы заимствований на финансовых рынках средств, которые затем могут быть переданы в форме грантов (312,5 млрд евро) странам ЕС, в наибольшей степени пострадавшим от экономических последствий пандемии. К этой сумме также прибавится ещё 77,5 млрд евро грантов, не связанных с пандемией, то есть доступных для всех. Также образованный из этих заимствований Фонд восстановления будет располагать суммой в 360 млрд евро для выделения пострадавшим странам уже не грантов, а кредитов. Что важно – средства Фонда являются частью следующего семилетнего бюджета ЕС общим размером 1,82 трлн евро. Осуществлением заимствований и выделением средств будет заниматься Европейская комиссия.
Италия – экономически наиболее пострадавшая от пандемии страна – получит из этих средств почти четверть всей суммы – 209 млрд евро, хотя из них только 82 млрд будут в виде грантов, а остальные 127 млрд как кредиты. Для сравнения – весь объём грантов для итальянской экономики всего в десять раз больше, чем правительство Германии уже выделило на восстановление после пандемии своему национальному перевозчику. Но зато и в столько же раз больше, чем та же Германия планирует направить на помощь всем развивающимся странам мира.
Страны «экономной четвёрки» (Австрия, Нидерланды, Дания и Швеция) требовали меньше грантов и больше кредитов. После переговоров они добились весьма незначительной коррекции в пользу кредитов. Но в обмен получили увеличение так называемой «скидки» – возврата денег из общего бюджета за счёт увеличения доли отчислений в национальную казну из таможенных платежей. Нидерландам было за что сражаться – именно эта страна является главными «воротами» доступа на общий рынок ЕС иностранных товаров.
Однако гораздо более важными, чем конкретные финансовые параметры, представляются политические условия «сделки», которую смогли заключить лидеры стран Евросоюза. Новый фонд создан, и, хотя и называется «временным» и «исключительным», вполне может начать работать как постоянный механизм взаимной помощи стран зоны евро и поддержания её экономической устойчивости. Однако одновременно усилен контроль стран – членов ЕС над распределением грантов и кредитов. На основе технологий, уже наработанных после кризиса зоны евро в 2008–2013 гг., Европейская комиссия должна оценивать планы восстановления экономики стран-получателей грантов и кредитов, а саммит Евросоюза – утверждать её рекомендации.
Но теперь каждая страна ЕС может решением парламента или правительства потребовать рассмотрения вопроса об использовании конкретных средств на Европейском совете (то есть на высшем уровне). Решение саммита гласит буквально следующее: «Если в исключительных случаях одно или несколько государств-членов сочтут, что есть серьёзные отклонения от надлежащего исполнения соответствующих контрольных и целевых показателей, они могут обратиться к председателю Европейского совета с просьбой передать этот вопрос на рассмотрение следующего Европейского совета»[1]. Очевидно, что такой страной может оказаться вовсе не Италия или Испания – создан механизм для контроля со стороны богатых стран над тем, как бедные тратят деньги из общего фонда. Другими словами – экономическая политика стран-получателей грантов и кредитов сделана предметом легитимного интереса парламентов стран-доноров бюджета ЕС.
Это, в принципе, нормально. Те, кто гарантирует своими сбалансированными финансами то, что средства не будут потрачены впустую, имеют полное право контролировать поведение тех, кто тратит. Однако возможность рассмотрения вопроса на высшем уровне – будь на то желание парламентариев, например, Нидерландов, – означает то, что баталии, подобные тем, что велись последние несколько месяцев, могут повторяться регулярно. По мнению многих наблюдателей, это приведёт к превращению Европейского совета в постоянное место торга на основе эгоистических национальных интересов и предпочтений. Очевидно, что последствия для солидарности стран – членов ЕС и их добрых отношений будут самыми плачевными. Подконтрольностью итальянского или испанского бюджета союзникам из Австрии или Нидерландов будут пользоваться национальные оппозиционные партии, которые в Италии и так очень сильны. Средства массовой информации с обеих сторон будут регулярно радовать читателей рассказами о высокомерии северян или безалаберности жителей Южной Европы.
Но самая большая опасность, которая заложена в «сделке» 21 июля, в другом.
Изначально такие органы ЕС, как Еврокомиссия, были ценны именно тем, что не выражали интересы ни одной из стран и при этом располагали широкими исполнительными полномочиями. Теперь эти полномочия ставятся под прямой контроль национальных правительств в самой важной области финансовой солидарности, которую президент Эммануэль Макрон вполне резонно считает наиболее значимой для выживания всей интеграции.
А там, где центральную роль в принятии решения играет способность стран договариваться, неизбежно вступает в дело фактор различий их относительных силовых возможностей. Речь, конечно, не идёт о традиционной военной силе. Европейская интеграция – это идеал либерального международного порядка, где традиционные факторы силы исключены из отношений между участниками.
Но это не отменяет их силовых различий как таковых. И финансово успешная Австрия с населением 9 млн может диктовать экономическую политику Италии, в которой живет 60 млн человек. Вряд ли это понравится итальянским избирателям – точно так же, как и суммы, которые они получат из Фонда восстановления. А значит не за горами новое пришествие во власть в Риме Маттео Сальвини или ему подобных с соответствующими последствиями для интеграции вообще.
Помимо этого, то, что Европейская комиссия добилась принятия своего плана путём фактического «слива» собственных полномочий в пользу государств, уже неизбежно будет иметь последствия для её институционального будущего. Институты, особенно наднациональные, накапливают мудрость и опыт, а национальные политики всё начинают заново в соответствии с сиюминутными пожеланиями избирателей. Европейская интеграция была всегда успешна как элитный проект, потому что её основатели понимали: мир в Европе – это слишком серьёзно, чтобы отдавать его на усмотрение национальных политиков. Особенно это важно сейчас, когда ослабевает стабилизирующая роль США в европейских делах. Германия и Италия несколько десятилетий жили в условиях ограниченного суверенитета. Однако ограничителями были США, которые получили это право по итогам Второй мировой войны.
На европейском уровне произвол национальных политических предпочтений ограничивали функциональные агентства ЕС. Начиная с Лиссабонского договора 2008 г. они последовательно слабеют. И новый удар по Брюсселю был нанесён саммитом Евросоюза 17–21 июля, сам факт завершения которого без провала празднуют сейчас в европейских столицах. В своём заключительном слове председатель Совета ЕС Шарль Мишель сказал, что «магия европейской интеграции вновь сработала», и это совершенная правда. Остаётся только надеяться, что последствия очередного магического достижения окажутся не настолько трагическими, как это должно быть, если оценивать его в соответствии с основными законами науки о международных отношениях.