Демократический социалист и бывший троцкист Берни Сандерс проделывает с Демократической партией то же самое, что в 2016 году сделал с Республиканской Дональд Трамп. Вопреки предварительным опросам, сулившим победу бывшему вице-президенту Джо Байдену, Сандерс набрал большинство голосов на всех трех первых праймериз и вышел на первое место в общенациональных рейтингах.

Демократы старой формации, озабоченные рейтингами, фокус-группами и хирургически выверенными выступлениями, уступают место радикалам с грандиозными планами и отвязными речами. Правда, у республиканцев, чья партия уже давно перестроилась под своего радикального кандидата, в этой гонке преимущество. Вполне возможно, это и обеспечит Трампу победу на президентских выборах.

Призрак поражения

2016 год стал для демократов трагедией. Все, чего они так долго добивались — федеральное признание однополых браков, повышение минимальной зарплаты, помощь нелегалам, — рухнуло в одночасье. Страна избрала президентом не просто идеологического противника, консерватора, а расиста, сексиста, лишенного всякой скромности и утонченности. Доказательства расизма были сомнительными — вроде нежелания видеть в стране нелегалов из Мексики, — но в непротиворечивую картину мира они вполне укладывались. Хиллари Клинтон проиграла. Проиграла нормальность.

2016 год стал трагедией и для многих республиканцев. В то время Республиканская партия не была похожа на нынешнюю — в ней было мощное крыло противников Трампа, защитников традиций и стабильности. Они не хотели победы Клинтон, но и Трамп им был не нужен. Они рассчитывали, что президентом станет, например, Джеб Буш, выходец из известной политической династии, муж мексикано-американки, символ консерватизма с человеческим лицом. Но Джеб Буш проиграл. Проиграла нормальность.

2016 год стал триумфом для многих американцев, разочарованных во всей политической системе страны. Президентом стал Дональд Трамп, который отбросил политкорректность, назвал вещи своими именами, очертил список врагов и бросился осушать вашингтонское болото. Дональд Трамп выиграл, а нормальность проиграла.

Тогда же, в 2016 году, начались попытки вдохнуть былую жизнь в бездыханное тело нормальности. И среди республиканцев, и среди демократов нашлись те, кто счел победу Трампа случайным сбоем, уродливой кляксой в книге американской истории, которую необходимо забыть, вымарать и как можно быстрее вернуться к славному прошлому, чтобы двигаться дальше.

Правда, республиканский лагерь противников Трампа довольно быстро опустел. Демократов резко качнуло влево, и ответом на этот поворот стала консолидация республиканцев вокруг президента, выразившаяся в небывалом взлете его популярности среди однопартийцев. Говорим партия — подразумеваем Трамп, и никак иначе. Каждый республиканский политик, решивший бросить ему вызов в штате или даже на местном уровне, обрекал себя на политическую смерть.

На защите нормальности остались лишь демократы, убедившие себя, что они проиграли только из-за личных особенностей Хиллари Клинтон, ее неумения держаться на публике, сомнительного прошлого и, конечно же, российского вмешательства. Достаточно найти хорошего лидера, олицетворяющего нормальность, и все вернется на круги своя.

Такого лидера нашли, им стал бывший вице-президент Джо Байден, работавший с Бараком Обамой, — один из самых популярных политиков-демократов, почти икона партии. В теории кандидатура Байдена выглядела идеальной: его знала вся страна, он пользовался огромной поддержкой чернокожих американцев (во многом из-за ассоциаций с Обамой), программа, которую он предлагал, была умеренной и могла склонить на свою сторону не только американцев, традиционно голосующих за демократов, но и неопределившихся избирателей. Он выглядел избираемым.

Поначалу все шло неплохо. Байден стартовал с сильных позиций, с первых дней занял место фаворита. В лучшие дни 2019 года его отрыв от Сандерса, занимавшего второе место, достигал 26%. Но потом дело дошло до представления программ, и начались проблемы.

По сути, программа Байдена сводилась к простому тезису: при Обаме все было хорошо, я был его вице-президентом, избирайте меня, и все снова будет как тогда. К унылости этого посыла добавлялись вялые и незапоминающиеся выступления кандидата на дебатах. На митинги в поддержку Байдена приходило куда меньше людей, чем к его конкурентам.

Все это в итоге вылилось в провал на первых праймериз. В Айове и Нью-Гэмпшире Байден получил четвертое и пятое место соответственно, не заручившись поддержкой ни одного из делегатов. В Неваде бывший вице-президент все-таки вышел на второе место, но отстал от занявшего первое место Сандерса больше чем вдвое: 20% против 47%. Если что-то похожее повторится 29 февраля в Южной Каролине, где значительную долю избирателей составляют чернокожие, кандидатуру Байдена можно будет сдавать в утиль.

Тогда лицом нормальности станет Майкл Блумберг — миллиардер, бывший мэр Нью-Йорка, рекордсмен по расходам на рекламу (уже потратил более $400 млн) и мастер предварительно записанных роликов. У него тоже хватает изъянов: подробностей программы не так много, а скандалы следуют за ним с конца прошлого века.

В вину Блумбергу вменяют поддержку практики stop and frisk — «останови и обыщи», — позволявшей нью-йоркской полиции останавливать и обыскивать людей на улице. Вышло так, что чернокожих и латиноамериканцев останавливали гораздо чаще белых и, как правило, ничего не находили. Блумберг защищал эту практику много лет и извинился лишь накануне старта избирательной кампании.

 

Достается ему и за высказывания в адрес женщин — по рассказам свидетелей, фразу «я бы в момент ее трахнул» Блумберг произносил так часто, что в итоге она сократилась до простого «в момент». Миллиардера винят и за то, что он гордится своим огромным капиталом — это не нравится рядовым либералам и демократическим социалистам, которые считают американскую систему распределения благ несправедливой и требуют резко повысить налоги для богатых. А без этих социалистов — в первую очередь молодежи — демократическому кандидату выборы не выиграть. Проблем добавило и откровенно провальное выступление Блумберга на дебатах.

 

Радикальное будущее

Нормальность оказалась в кризисе. Зато на подъеме теперь демократическая версия трампизма — сандерсизм. Социалист Берни Сандерс с самого начала кампании одерживает победу за победой, и остановить его не смог даже сердечный приступ.

Сандерс действительно весьма радикален, и дело даже не в пикантных деталях его биографии, вроде медового месяца в Ярославле в 1988 году или одобрения социалистических режимов на Кубе и в Никарагуа. Куда больше многих американцев пугают его конкретные предвыборные предложения, которые, как считают его умеренные однопартийцы, никогда не найдут поддержки у американского общества.

Например, Сандерс предлагает ввести в стране всеобщее бесплатное медицинское обслуживание, запретив частных страховщиков. Мало того, что такой шаг слабо соотносится с капитализмом, но еще и потребует, по самым скромным оценкам, расходов на 10% ВВП — втрое больше, чем страна тратит на оборону.

Еще он настаивает на введении бесплатного образования в университетах, не особо заботясь, как это скажется на его качестве. Предлагает полностью перестать высылать нелегальных мигрантов, распустив службу по контролю миграции (по сути, отменив границу), и обложить богатых новыми налогами таким образом, чтобы в будущем в стране не осталось ни одного миллиардера.

При этом радикализм Сандерса не только сущностный, но и декларативный — он открыто говорит: «Да, я демократический социалист». В то время как его соратница по партии Элизабет Уоррен, например, выступая за многие похожие реформы, именует себя «капиталисткой до мозга костей» и проигрывает.

На фоне хаотичной кампании демократов — то один кандидат резко наберет, успешно выступив на дебатах, то другой допустит неудачную ремарку и оступится — такая стабильность смотрится выигрышно. Эта стабильность имеет и человеческое лицо: по всем мероприятиям за Сандерсом следует группа сплоченных сторонников, неофициально именуемая Bernie bros — «братишки Берни». В разных штатах это разные люди, это именно что народное движение, горой стоящее за своего фаворита. Если ты «Берни бро», то ты свой, вне зависимости от расы, пола и возраста. Схожесть с трампистами, идентифицирующими друг друга по красным кепкам с лозунгом своего фаворита, почти абсолютная.

Идеи Сандерса своим масштабом, дерзостью и нереалистичностью похожи на трамповские. Да и в других вопросах он все больше напоминает главу государства. Например, Сандерс начал борьбу с мейнстримными СМИ — он открыто признал, что не собирается предоставлять журналистам подробный отчет о своем здоровье, хотя и обещал сделать это раньше. Несмотря на идеологическую пропасть, избиратели Трампа и Сандерса похожи друг на друга в главном — и те и другие крайне недовольны традиционными политиками.

Сандерс понимает: несмотря на все разговоры о том, что Демократическая партия поддержит любого кандидата, которого изберет народ, истеблишмент не хочет, чтобы этим кандидатом был он. Этого не хочет ни политическая элита, ни мейнстримная пресса, о чем говорят практически открыто. Сандерс не свой, чуждый миру политических династий и устоявшихся принципов.

Единственный выход для него — это повторить то, что сделал Трампа в 2016-м. Покорить партию изнутри, несмотря на нынешний статус чудака и изгоя. И пока Сандерс успешно движется в этом направлении. Поэтому вполне возможно, что в ноябре 2020 года мы столкнемся с битвой двух радикальных видений Америки, с противостоянием двух ненормальностей. Кто победит в этой схватке? Вполне возможно, тот, кто лучше сможет использовать инструменты нормальности.

Битва ненормальностей

Дональд Трамп, проводивший свою кампанию 2015-2016 годов буквально на коленке, за прошедшие четыре года хорошо освоил рычаги управления партией и теперь использует и традиционные инструменты: опросы, обзвоны, обходы, фокус-группы и аналитику. Все это дополняется его харизмой, умением выступать перед огромными толпами и приводить их в экстаз.

Время тоже на стороне Трампа. Пока демократы, озабоченные внутрипартийным кризисом, пытаются определиться с общими ценностями, налаженная партийная машина республиканцев уже работает. Республиканские праймериз (которые ничего не решают, у Трампа нет сколь-нибудь значимых конкурентов) собирают рекордные толпы. В Нью-Гэмпшире, например, президент получил поддержку 31 тысячи человек — это в четыре раза больше, чем у Джорджа Буша-младшего в 2004 году. В Айове Трамп почти в два раза превзошел результаты Буша и Обамы.

Сандерс тоже старается расширить свою избирательную базу — например, начал активно работать с латиноамериканскими избирателями. И усилия окупились: коалиция, проголосовавшая за него в Неваде, была очень неоднородной. В отличие от 2016 года, когда традиционными «Берни бро» считались белые американцы, теперь за него проголосовали больше половины латиноамериканцев, почти четверть чернокожих и все возрастные группы, кроме 65+, которые отошли Байдену.

Однако Сандерсу придется очень сильно превзойти Трампа в нормальности, чтобы победить — борьба с действующим президентом всегда сложна, а в условиях идеологического раскола партии — тем более.

К тому же этот раскол становится все глубже: умеренные демократы считают, что Сандерс не только проиграет Трампу, но и потянет вниз всех партийных кандидатов в Сенат и Палату представителей, за которых не будут голосовать, только чтобы не пустить во власть «красных». Люди Байдена ведут активную идеологическую борьбу, призывая всех умеренных кандидатов сплотиться вокруг него, чтобы не пустить Сандерса во власть.

Борьба идет в партийном аппарате. Рассматривается вариант отказать социалисту в праве выдвигаться прямо на партийном съезде. По существующим правилам, для автоматического выдвижения надо набрать голоса 1991 делегата от разных штатов. Если у лидирующего кандидата будет меньше голосов, то в дело вступает правило второго бюллетеня: все праймериз и кокусы обнуляются, и делегаты вольны поддержать того, кого захотят.

Кроме того, в дело вступают суперделегаты — влиятельные партийцы, губернаторы, представители парткомитета, конгрессмены, сенаторы и даже бывшие президенты. На второй бюллетень рассчитывают умеренные кандидаты, надеясь, что, столкнувшись с «красной угрозой», делегаты сплотятся вокруг традиционного кандидата. Правда, пример Трампа в 2016 году показал, насколько эфемерными могут оказаться такие расчеты.