Демократия зависит от согласия проигравших. На протяжении большей части XX века партии и кандидаты в США конкурировали на выборах с пониманием того, что поражения на выборах не являются постоянными, и их можно пережить. Проигравшие могли согласиться с результатом, скорректировать свои идейные концепции и коалиции и перейти к борьбе на следующих выборах. Идейные концепции и политика оспаривались, иногда яростно, но какой бы жесткой ни была риторика, поражение обычно не означало политического уничтожения. Ставки могли быть высокими, но они редко были экзистенциальными, то есть речь не шла о жизни или смерти. Однако в последние годы, начиная со времени перед избранием Дональда Трампа (и дальше все быстрее), это положение начало меняться.

ТРАМП КАК ГУРУ ВРЕМЕН НЕСТАБИЛЬНОСТИ

«Наши радикальные противники-демократы движимы ненавистью, предрассудками и яростью, — заявил Трамп в июне в Орландо, выступая перед толпой, собравшейся на мероприятии, организованном по случаю начала кампании по переизбранию. — Они хотят уничтожить вас и нашу страну в том виде, какой мы ее знаем». В этом — суть обращения президента к своим сторонникам: он — единственный, кто стоит между ними и пропастью.

В октябре, когда возникла угроза импичмента, он вскипел от ярости в «Твиттере»: «То, что происходит — это не импичмент, это переворот, направленный на то, чтобы отнять у людей власть, их право голоса, их свободы, их Вторую поправку, религию, армию, стену на границе и их Богом данные права граждан Соединенных Штатов Америки!». Для пущей верности он также процитировал мрачное предсказание одного из сторонников о том, что импичмент «приведет к трещине в теле нашей страны — расколу таких же масштабов, как гражданская война (имеется в виду война Севера и Юга США в 1861-1865 гг. — прим. ред.), и от раскола этого наша страна никогда не исцелится».

Апокалиптическая риторика Трампа соответствует духу времени. Политический истеблишмент сегодня очень нестабилен, в нем больше разногласий, чем когда-либо в новейшей истории. За последние 25 лет и «красные», и «синие» районы приобрели более насыщенную «окраску», причем демократы сконцентрированы в городах и их агломерациях, а республиканцев больше в сельских районах и пригородах. В Конгрессе, где идеологии двух партийных фракций когда-то частично совпадали, идеологический раскол между демократами и республиканцами сегодня превратился в пропасть.

По мере того, как представители и сторонники партий отдалялись друг от друга географически и идеологически, они становились все более враждебными друг к другу. В 1960 году демократов и республиканцев, заявлявших, что они были бы недовольны, если бы их дети вступили в брак с человеком, состоящим в другой партии, было менее 5%. А сегодня, согласно недавнему опросу, проведенному Общественным институтом религиоведения совместно с журналом «Атлантик» (The Atlantic), это не понравилось бы 35% республиканцев и 45% демократов. Это гораздо больше, чем процент тех, кто возражают против браков между представителями различных рас и разных религиозных конфессий. По мере усиления враждебности доверие американцев к политическим институтам и друг к другу снижается. Согласно исследованию, проведенному исследовательским центром «Пью» (Pew Research Center), результаты которого были опубликованы в июле, только около половины респондентов считают, что их сограждане согласятся с результатами выборов независимо от того, кто победит. На периферии недоверие стало причиной распространения идеи децентрализации: правые активисты в Техасе и левые активисты в Калифорнии вновь заговорили о выходе своих штатов из состава США.

Исследования, проведенные недавно политологами из Университета Вандербильта (Vanderbilt University) и других организаций, показали, что и республиканцы, и демократы, к сожалению, с готовностью дегумианизируют членов противоположной партии. Исследователи обнаружили, что «партийные активисты и сторонники партий готовы прямо заявить, что члены оппозиционной партии подобны животным, что у них нет важнейших человеческих качеств». Президент поощряет такие страхи и использует их в своих целях. Это опасная черта, которую нельзя переступать. Как пишут исследователи, «дегуманизация может ослабить моральные ограничения, которые обычно не дают нам причинять вред другому человеку».

Открытое политическое насилие по-прежнему является гораздо более редким явлением, чем в другие периоды межпартийного раскола, включая конец 1960-х годов. Но горячая риторика способствовала радикализации некоторых личностей. Сезар Сайок (Cesar Sayoc), который был арестован за рассылку самодельных взрывных устройств многим видным демократам, был поклонником телеканала «Фокс Ньюс» (Fox News). В судебных документах его адвокаты заявили, что он черпал вдохновение из риторики Трампа, сторонника превосходства белой расы. «Невозможно, — писали они, — рассматривать психическое заболевание [Сайока], не связывая это состояние с политической атмосферой». Джеймс Ходжкинсон (James Hodgkinson), который открыл огонь по конгрессменам-республиканцам на тренировке по бейсболу (и тяжело ранил члена Палаты представителей Стива Скализа/Steve Scalise), состоял в группах в «Фейсбуке» — «Покончить с Республиканской партией» (Terminate the Republican Party) и «Дорога в ад вымощена республиканцами» (The Road to Hell Is Paved With Republicans). В других случаях политические протесты переросли в жестокие столкновения, особенно в Шарлотсвилле, штат Виргиния, где во время марша «Объединим правых» была убита молодая женщина. В Портленде, штат Орегон, и в других городах произошли столкновения участников леворадикального движения «антифа» с полицией. Насилие со стороны экстремистских группировок играет на руку идеологам, стремящимся посеять страх перед противоположной стороной.

Что стало причиной такой ненависти и злобы? Стрессы в условиях глобализирующейся постиндустриальной экономики. Растущее экономическое неравенство. Преувеличение роли социальных сетей. Дискриминация по признакам, связанным с местом жительства и страной происхождения. Демагогические провокации самого президента. Как в «Убийстве в Восточном экспрессе» каждый подозреваемый приложил руку к преступлению.

БЕЛЫЕ ПЕРЕЖИВАЮТ — И ПРОИГРЫВАЮТ

Но, возможно, самой главной причиной являются демографические изменения. США переживают переходный период, который, возможно, никогда не переживала ни одна богатая и стабильная демократия: ее традиционно доминирующая группа скоро превратится в политическое меньшинство — а ее группы меньшинств все более уверенно отстаивают свое равноправие и продвигают свои интересы. Если и есть прецеденты такого перехода, то они прослеживаются здесь, в США, где изначально преобладали белые англичане. Эта ситуация изменилась, но с момента начала изменений границы доминирующей группы так и не были определены. Однако вряд ли эти прецеденты являются утешительными. Во многих случаях этот пересмотр условий провоцировал политические конфликты или открытое насилие, и лишь немногие из них были столь же глубокими, как тот конфликт, который продолжается сейчас.

На памяти большинства американцев жители страны в основном были белыми христианами. Сейчас ситуация изменилась, и избиратели к этим изменениям не безразличны — почти треть консерваторов утверждают, что они подвергаются «серьезной» дискриминации за свои убеждения, как и более половины белых христиан-евангелистов. Но более значительными по сравнению с уже произошедшими изменениями являются изменения, которые еще предстоят: где-то в течение следующей четверти века — в зависимости от уровня иммиграции и изменения этнической и расовой идентификации — большинство населения США постепенно составят представители небелой расы. Для некоторых американцев эти изменения станут поводом для ликования, для других они могут пройти незамеченными. Но этот переход уже вызывает резкую политическую реакцию, которую использует в своих целях и нагнетает президент. В 2016 году избиратели из числа белых рабочих, которые говорили, что дискриминация белых является серьезной проблемой, или которые утверждали, что чувствуют себя чужими в своей собственной стране, голосовали за Трампа почти в два раза чаще, чем те, кто этого не говорил. Две трети избирателей Трампа согласились с тем, что «выборы 2016 года — это последний шанс остановить крах Америки». В Трампе они увидели защитника.

ДИКТАТУРА МЕНЬШИНСТВ?

В 2002 году политолог Руй Тейшейра (Ruy Teixeira) и журналист Джон Джудис (John Judis) опубликовали книгу «Зарождающееся демократическое большинство» (The Emerging Democratic Majority). В ней они заявили, что демографические изменения — «потемнение» кожи у жителей Америки, наряду с увеличением количества женщин, профессионалов и молодежи в рядах демократов скоро ознаменуют «новую прогрессивную эру», в которой республиканцы будут низведены до постоянного политического статуса меньшинства. Авторы книги утверждали (несколько победным тоном), что формирование нового большинства является процессом неумолимым и неизбежным. После переизбрания Барака Обамы в 2012 году Тейшейра привел новые доводы, написав в журнале «Атлантик» статью «Демократическое большинство может обосноваться всерьез и надолго» («The Democratic majority could be here to stay»). Два года спустя, после того, как в 2014 году демократы потерпели поражение на выборах в Конгресс, Джудис отчасти отрекся от своих слов, заявив, что формирующееся демократическое большинство оказалось миражом и что растущая поддержка Республиканской партии среди белых рабочих обеспечит республиканцам долгосрочное преимущество. И похоже, выборы 2016 года стали подтверждением этого.

Но теперь многие консерваторы, проанализировав демографические тенденции, пришли к выводу, что Тейшейра не ошибся — он просто слишком поторопился с прогнозом. Они видят, что Республиканская партия уже не добивается прежнего успеха среди молодых избирателей, и те понимают, что культурная среда восстает против них, отвергая их сегодня за взгляды, которые еще вчера были общераспространенными. Они теряют веру в то, что смогут победить на выборах в будущем. А это означает мрачные перспективы.

ПРОТИВ ЧЕРНЫХ, ПРОТИВ БЕДНЫХ?

Республиканская партия считает пребывание Трампа на президентском посту не возрождением, а скорее междуцарствием, короткой передышкой, которой можно воспользоваться, чтобы замедлить процесс собственного ослабления. Вместо того, чтобы просто соперничать на выборах, Республиканская партия активизировала свою деятельность, пытаясь просто уменьшить количество тех жителей Америки, которые имеют право голосовать. Уменьшение общего количества избирателей, обычно происходящее за счет иммигрантов, увеличивает шансы белых на то, чтобы добиться парламентского большинства, составляя меньшинство среди жителей страны. В течение первых пяти лет после того, как консервативные судьи в Верховном суде в 2013 году нарушили ключевое положение закона «Об избирательных правах», в 39% округов произошло важное изменение. Раньше закон требовал от этих округов иметь определенное количество избирательных участков. А после принятия нового закона власти в этих округах сократили число избирательных участков. Бедному и цветному населению добраться до далекого участка труднее.

И хотя манипулированием границами избирательных округов грешат обе партии, республиканцы за последнее десятилетие позволяли себе это все чаще. В прошлом году на выборах в законодательный орган штата Висконсин демократы получили 53% голосов, но только 36% мест. В Пенсильвании республиканцы попытались объявить импичмент судьям Верховного суда штата, которые пресекли попытки Республиканской партии манипулировать границами избирательных округов по выборам в Конгресс в этом штате. Администрация Трампа попыталась скрыть истинное количество иммигрантов для переписи 2020 года, чтобы уменьшить их право голоса. Манипуляции в своих интересах совершают все политические партии, но попытки просто уменьшить количество поданных голосов будет предпринимать только та партия, которая поняла, что не сможет получить голоса широких слоев населения.

АГРЕССИВНАЯ СДАЧА ПОЗИЦИЙ

История США богата примерами того, как некогда доминировавшие группы приспосабливались к росту ранее маргинализированных групп населения — иногда достойно, чаще с горечью и лишь изредка — агрессивно и с насилием. Партийные коалиции в США постоянно перетасовываются, перестраиваясь в соответствии с новым интересами и целями. Некогда жесткие границы, обусловленные верой, этнической принадлежностью и классом, зачастую оказываются «растяжимыми». Проблемы приобретают значимость или теряют актуальность, вчерашние соперники становятся завтрашними союзниками.

Но иногда этот процесс смены союзников нарушается. Вместо того чтобы протянуть руку и привлечь в свою коалицию новых союзников, представители лагеря правых ожесточаются, выступая против демократических процессов, которые, как они опасаются, закабалят их. Консерватизм бывает идейный и базирующийся на идентичности («хочу оставаться таким, как есть»). Консерватизм, определяемый идеями, может успешно противостоять прогрессивности, набирая сторонников благодаря верности принципам и эволюционируя с каждым поколением. Консерватизм, определяемый идентичностью, сводит свою политику к простому арифметическому вопросу — и в какой-то момент эта выгодная прежде арифметика перестает работать.

Трамп привел свою партию в этот тупик, и это вполне может стоить ему шанса на переизбрание, если предположить, что он не будет отстранен от власти в результате импичмента. Но поражение президента, скорее всего, только усугубит отчаяние, которое прежде послужило причиной его восхождения к власти. Это поражение будет воспринято ними как подтверждение того, что демографическая волна обернулась против них. Этот страх — единственная величайшая угроза, стоящая перед американской демократией. Это та сила, которая уже разрушает прецеденты, нивелирует нормы и сметает барьеры. Когда группа, которая традиционно пользовалась властью, приходит к убеждению, что ослабление ее могущества неизбежно и что за этим последует крах всего, что ей дорого, она будет бороться за сохранение того, что у нее есть — чего бы это ни стоило.

ЕСТЬ ЛИ ШАНС У ПЛЮРАЛИЗМА?

Адам Пшеворский (Adam Przeworski), политолог, изучающий демократические государства Восточной Европы и Латинской Америки, переживающие нелегкие времена, утверждает, что для выживания демократические институты «должны давать всем соответствующим политическим силам шанс на то, чтобы время от времени побеждать в условиях конкуренции интересов и ценностей». Но, добавляет он, они также должны сделать кое-что еще, не менее важное: «Они должны сделать так, чтобы даже поражение в условиях демократии было более привлекательным, чем будущее при недемократических результатах». То, что консерваторы (несмотря на то, что сейчас они сохраняют контроль над Белым домом, Сенатом и правительствами многих штатов) теряют веру в свою способность победить на выборах в будущем, плохо сказывается на эффективности американской демократии. Но еще большее беспокойство вызывает следующий факт: они и вправду считают, что это поражение на выборах приведет к их краху.

Нам следует быть осторожными, чтобы не преувеличить эту опасность. В США уже не 1860 год — и даже не 1850 год. Однако многочисленные примеры из истории Америки (особенно довоенного Юга) служат поучительным примером. О том, как быстро может ослабнуть сильная демократия, когда значительная часть населения приходит к убеждению в том, что она не может и дальше побеждать на выборах, равно как и в том, что она не может позволить себе проиграть на этих выборах.

БОЙТЕСЬ СТРАХА БОГАТЫХ

Крах господствующей Республиканской партии в условиях трампизма является одновременно и результатом весьма специфических обстоятельств, и настораживающим отголоском других событий. В своем недавнем исследовании становления демократии в Западной Европе политолог Дэниел Зиблатт (Daniel Ziblatt) обращает внимание на решающий фактор, отличающий государства, достигшие демократической стабильности, от государств, которые стали жертвой импульсивных действий авторитарных личностей. Главной переменной была не сила или характер лагеря левых или сил, стремящихся к большей демократизации, а скорее жизнеспособность правоцентристских сил. Сильная правоцентристская партия могла бы отгородиться от более экстремистских движений правого толка, изолировавшись от радикалов, которые выступали против самой политической системы.

Левые отнюдь не защищены от авторитарных импульсов; некоторые из худших бесчинств XX века совершались тоталитарными левыми режимами. Но правые партии, как правило, состоят из людей, которые имеют влияние и положение в обществе. В рядах этих партий может быть несоразмерно большое количество лидеров — бизнес-магнатов, военных офицеров, судей, губернаторов, от лояльности и поддержки которых зависит правительство. Если группы, которые традиционно пользовались привилегированным положением, увидят будущее для себя в более демократическом обществе, считает Зиблатт, они с этим обществом согласятся и устремятся к нему. Но дальше Дэниэл Зиблатт делает грозное предупреждение: «Если консервативные силы сочтут, что из-за избирательной политики они будут навсегда отстранены от участия в управлении страной, они, скорее всего, полностью отвергнут демократию».

Зиблатт указывает на Германию 1930-х годов, то есть самый катастрофический крах демократии в XX веке, как на свидетельство того, что судьба демократии находится в руках консерваторов. Там, где правоцентристская партия находится на подъеме, она может отстаивать интересы своих приверженцев, лишая поддержки более радикальные движения. В Германии, где правоцентристские партии дрогнули, движущей силой краха демократии стала «не их сила, а скорее их слабость».

АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Между тем нет сомнения, что самый катастрофический крах демократии в предыдущем, XIX веке произошел именно здесь, в США, [когда вспыхнула гражданская война]. И он был результатом страха белых избирателей, которые боялись упадка своей собственной власти в меняющейся стране, становившейся более многонациональной и многорасовой.

В молодой республике рабовладельческий Юг обладал непропорционально большой политической властью. Первый десяток президентов Америки — за исключением тех, кто носил фамилию Адамс — были рабовладельцами. 12 из первых 16 госсекретарей были выходцами из рабовладельческих штатов. Первоначально Юг главенствовал и в Конгрессе благодаря тому, что при подсчете численности населения для определения количества представителей в Конгрессе от каждого штата можно было причислять к населению три пятых от числа находившихся в собственности рабов.

Сможет ли сегодня политическая система США выстоять, избежав дальнейшего раскола, — вот это зависит от выбора правоцентристов.

Политика в молодой республике была фракционной и нестабильной, в ней доминировали пересекающиеся интересы. Но поскольку северные штаты формально отказались от рабства, а затем поддержали политику экспансии на Запад, в отношениях между штатами, которые возвеличивали свободный труд, и штатами, богатство которых было непосредственно связано с рабским трудом, усилилась напряженность, из-за чего на первый план вышел местный конфликт. К середине XIX века демография была явно «на стороне» свободных штатов, в которых быстро росла численность населения. Через Атлантику хлынули потоки иммигрантов, которые находили работу на фабриках Севера и обосновывались на фермах Среднего Запада. К началу Гражданской войны выходцы из других стран составляли 19% населения северных штатов и лишь 4% населения Юга.

Новые тенденции впервые почувствовали в Палате представителей, самом демократическом институте американского правительства — и в ответ южане совместными усилиями попытались убрать тему рабства из повестки дня. В 1836 году конгрессмены из южных штатов и их союзники ввели в Палате представителей правило «затыкания рта», запрещающее рассмотрение петиций, в которых хотя бы просто упоминалось рабство. И это правило действовало на протяжении девяти лет. Как пишет в своей недавно опубликованной книге «Кровавое поле: насилие в Конгрессе и путь к гражданской войне» (The Field of Blood: Violence in Congress and the Road to Civil War) исследовательница-историк Джоан Фриман (Joanne Freeman), представители рабовладельческих штатов в Вашингтоне также прибегали к запугиванию, угрозам оружием, вызывали на дуэль тех, кто осмеливался дискредитировать институт пекулия, или просто набрасывались на них в Палате представителей с кулаками или тростями. В 1845 году речь, произнесенная представителем штата Огайо Джошуа Гиддингсом (Joshua Giddings), в которой он осуждал рабство, так разозлила представителя штата Луизиана Джона Доусона (John Dawson), что он взвел курок пистолета и заявил о намерении убить своего коллегу-конгрессмена. Другие члены Палаты представителей (как минимум четверо из них были с оружием в руках) набросились на представителей противоположного лагеря, создав опасную конфликтную ситуацию, которая была похожа на сцену из фильма — не Фрэнка Капры (Frank Capra — американский кинорежиссер и продюсер, работавший в жанре бурлескной комедии — прим. перев.), а скорее Серджио Леоне (Sergio Leone — итальянский кинорежиссер, сценарист, продюсер, работавший в жанре спагетти-вестерн — прим. перев.). К концу 1850-х годов угроза насилия приобрела такие масштабы, что депутаты постоянно ходили в Палату представителей с оружием.

Поскольку политики Юга понимали, что демографические тенденции начинают благоприятно сказываться на положении Севера, они начали воспринимать саму народную демократию как угрозу. «Север приобрел решительное господство над всеми департаментами этого правительства», — предупредил сенатор из Южной Каролины Джон Кэлхаун (John Calhoun) в 1850 году, говоря о «деспотической» ситуации, в которой интересы Юга были обречены на то, что их принесут в жертву, «какими бы тягостными ни были последствия». Когда в Палате начали выступать против политиков-южан, они, пытаясь сохранить свой контроль над Палатой, взялись за Сенат, настаивая на том, чтобы прием новых свободных штатов был соразмерен приему новых рабовладельческих штатов. Чтобы защитить свою власть, они обратились в Верховный суд, в котором к 1850-м годам большинство судей было от рабовладельческих штатов — их было на пять человек больше. И, к несчастью, они нанесли ответный удар по полномочиям северян устанавливать правила своих собственных общин, начав лобовое наступление на права отдельных штатов.

Но Юг и потворствовавшие ему союзники перестарались. Благодаря правоцентристскому консенсусу, объединявшему плантаторов Юга с предпринимателями Севера, союз долгое время сохранял неприкосновенность. Однако по мере того, как демографические тенденции оборачивались против Юга, политики-южане начали терять надежду на то, что смогут убедить своих северных соседей в моральной справедливости их позиции или в прагматичности компромисса. Вместо того, чтобы сохранить веру в электоральную демократию для защиты своего образа жизни, они использовали право федерального правительства на принуждение, чтобы заставить Север поддерживать институт рабства, требуя наказывать всех, кто предоставляет убежище рабам, даже в свободных штатах. Закон о беглых рабах 1850 года требовал от правоохранительных органов северных штатов арестовывать тех, кто бежал с южных плантаций, и налагал штрафы на граждан, которые давали беглецам убежище.

Мания преследования, которой страдали южане, оправдала себя и дала свои результаты там, где оказались бесплодными усилия аболиционистов, десятилетиями бившихся за отмену рабства. Именно она стала причиной возникновения того неприятия рабства, которого так опасались южане. Образ вооруженных судебных исполнителей, разлучающих семьи и отправляющих их собственных чернокожих соседей обратно в рабство, вывел многих северян из морального оцепенения. В предыдущие десятилетия метания демократической политики создавали препятствия для Юга, но отказ Юга от электоральной демократии в пользу политики, не признающей мажоритарной системы, окажется катастрофическим для его идеологии.

ГОРЕ ПОБЕЖДЕННЫХ ОПАСНО ДЛЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

Сегодня Республиканская партия, которая импонирует в первую очередь белым избирателям-христианам, ведет битву, обреченную на неудачу. Коллегия выборщиков, Верховный суд и Сенат могут на время отсрочить поражение, но они не могут делать это вечно.

Попытки Республиканской партии удержать власть путем принуждения вместо убеждения высветили опасность того, что в плюралистической демократии определится политическая партия, которая будет создана не на основе ценностей или идеалов, а на основе общего наследия. Возьмем, к примеру, настойчивые попытки Трампа замедлить масштабы иммиграции, которые с треском провалились и дали обратный результат, настроив общественность против его политики ограничений. До того, как Трамп в 2015 году объявил о своем намерении выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, о необходимости увеличить квоты на законную иммиграцию говорили менее четверти американцев. Сегодня же так считают более трети граждан США. Какими бы ни были достоинства конкретных предложений Трампа по вопросу иммиграции, из-за его действий их принятие и придание им законной силы стало менее вероятным.

Для популиста Трамп на удивление непопулярен. Но успокаиваться в связи с этим не следует. Чем радикальнее он настраивает своих противников против своей повестки дня, тем больше он дает своим сторонникам поводов для опасений. Из-за крайностей левых его сторонники еще больше объединяются вокруг него, а из-за крайностей правых Республиканской партии становится труднее добиваться поддержки большинства. А это подтверждает обоснованность опасений, что партия теряет свои позиции. И это порочный круг.

Правые (и страна) могут вернуть свои позиции. В нашей истории было множество влиятельных групп, которые, отказавшись от своей приверженности демократическим принципам в попытке удержать власть, потерпели поражение в своей борьбе, а затем обнаружили, что могут добиваться успеха при политическом устройстве, которого они так боялись. Федералисты приняли законы об иностранцах и подстрекательстве к мятежу, криминализируя критику своей администрации. Демократы после окончания Реконструкции лишили чернокожих избирателей избирательного права, а прогрессивные республиканцы отняли муниципальное управление у избирателей-иммигрантов. Каждая из этих влиятельных групп отвергала «неограниченное право народа голосовать» из страха, что она (эта влиятельная группа) проиграет на выборах. Этот же страх рисовал в их воображении картинки того, что может последовать за таким поражением. И в каждом случае демократия в итоге побеждала, не вызвав трагедии и на оказав пагубного воздействия на тех, кто на выборах потерпел поражение. Американская система чаще работает, чем не работает.

ПАРТИИ, БОРИТЕСЬ ЗА ИММИГРАНТОВ!

Другой пример относится к временам Первой мировой войны. Из-за наплыва иммигрантов, особенно из Восточной и Южной Европы, многие белые протестанты почувствовали угрозу. В стране сразу же друг за другом произошли следующие события: был введен «сухой закон», отчасти для того, чтобы регулировать социальные привычки этих новых групп населения. Начали проводиться рейды Палмера, облавы, во время которых были арестованы тысячи человек, придерживавшихся радикальных политических взглядов, и сотни из них были депортированы. Возродился «Ку-Клукс-Клан» как национальная организация с миллионами членов, включая десятки тысяч тех, кто открыто проводил марши в Вашингтоне. Также были приняты новые иммиграционные законы, запрещавшие въезд в США.

При президенте Вудро Вильсоне (Woodrow Wilson) Демократическая партия была в авангарде этого националистического движения, возникшего как ответная реакция на приток иммигрантов. Через четыре года после того, как Вильсон покинул свой пост, в партии произошла битва за выдвижение кандидатом в президенты между зятем Уилсона и Элом Смитом (Al Smith), католиком из Нью-Йорка ирландско-немецко-итальянского происхождения, который выступал против «сухого закона» и осуждал линчевание. Участники съезда зашли в тупик из-за 100 с лишним бюллетеней, в итоге остановившись на «темной лошадке». Но через четыре года после этого в следующей борьбе за выдвижение в кандидаты Смит одержал победу, оттеснив в сторону националистические силы внутри партии. Он объединил недавно получивших избирательные права женщин и избирателей из числа этнических меньшинств из развивающихся промышленных городов. Демократы проиграли президентскую гонку в 1928 году — но одержали победу в следующих пяти, что ознаменовало один из самых славных периодов в американской политической истории. Политики-демократы поняли (задним числом), что самый эффективный способ защитить то, что им дорого — это не препятствовать вступлению иммигрантов в партию, а приглашать их в нее вступить.

РЕСПУБЛИКАНЦЫ: ИЗМЕНИТЬСЯ ИЛИ УМЕРЕТЬ

То, сможет ли сегодня американская политическая система выстоять без дальнейшего раскола, говорится в исследовании Дэниела Зиблатта, возможно, зависит от выбора, который сейчас делают правоцентристы. Если правоцентристы решат признать некоторые поражения на выборах, а затем попытаются приобрести сторонников с помощью аргументации и привлекательности — и, что крайне важно, не будут превращать расовое наследие в свой организационный принцип — тогда Республиканская партия сможет остаться жизнеспособной и успешной. Это позволит устранить ее разногласия и улучшить ее перспективы, как это было с Демократической партией в 1920-е годы после Вильсона. Демократия будет сохранена. Но если правоцентристы, проанализировав демографические потрясения и сочтя перспективу поражения на выборах недопустимой, свяжут свою судьбу с трампизмом и ультраправой идеологией, основанной на этнонационализме, то они обречены на дальнейшую потерю избирателей и рискуют вернуться к самым неприглядным временам нашей истории.

В двух документах, подготовленных после поражения Митта Ромни (Mitt Romney) в 2012 году и перед избранием Трампа в 2016 году, излагаются линия поведения и варианты. После сокрушительного поражения Ромни на президентских выборах Национальный комитет Республиканской партии решил, что если он будет придерживаться своего курса, то вся партия будет обречена на политическое изгнание. Комитет опубликовал доклад, призывающий Республиканскую партию предпринимать дополнительные действия для завоевания доверия «испаноязычных, жителей азиатских и тихоокеанских островов, афроамериканцев, индейцев, коренных американцев, женщин и молодежи». В этой рекомендации звучала предельная паника; на эти группы избирателей приходилось почти три четверти бюллетеней, опущенных в ящики для голосования в 2012 году. «Если НКР не будет серьезно относиться к решению этой проблемы, на будущих выборах мы потерпим поражение, — говорится в докладе. — Об этом свидетельствуют данные».

Но эту панику почувствовали не только прагматики из Республиканской партии. В самой авторитетной декларации правых, сторонников трампизма, писатель-консерватор Майкл Энтон (Michael Anton) написал в журнале The Claremont Review of Books, издаваемом консервативным Институтом Клермона, что «выборы 2016 года — это аналог Рейса 93: захвати кабину пилотов, иначе умрешь». Его вопль отчаяния стал мрачным отголоском демографического анализа, проведенного Комитетом республиканцев. «Если вы не заметили, наша партия с 1988 года постоянно терпит поражение, — написал он, утверждая, что «расклад карт — совершенно не в нашу пользу, и у нас нет шансов». Он с осуждением высказался о «непрекращающемся потоке иностранцев из стран третьего мира», который вплотную приблизил демократов «к тому моменту, после которого их ждет нескончаемый триумф, навсегда избавляющий их от необходимости делать вид, что они соблюдают демократические и конституционные тонкости».

На последних президентских выборах Республиканская партия столкнулась с необходимостью выбора между этими альтернативными концепциями. В докладе, написанном после 2012 года, была дана идеологическая характеристика Республиканской партии, и прозвучал призыв к ее лидерам — достучаться до представителей новых групп, подчеркнуть общие ценности и реформировать партию, превратив ее в организацию, способную завоевать большинство голосов в президентской гонке. А Энтон в своей статье, напротив, называет партию защитницей «народа, цивилизации», которым угрожает растущее разнообразие Америки. Попытки Республиканской партии расширить свою коалицию, заявил он, были жалкой капитуляцией. Если она проиграет следующие выборы, консерваторы будут подвергаться «преследованию, им будут мстить за сопротивление и инакомыслие».

Энтон и еще около 63 миллионов американцев «захватили кабину пилотов». Знаменосцев Республиканской партии победил кандидат, который ни дня не провел на государственной службе и который источал презрение к демократическим процессам. Вместо того чтобы попытаться договориться с электоратом, который становится все более разнообразным, Дональд Трамп вплотную занялся избирательными округами, где традиционно поддерживали республиканцев, пообещав защитить их от культуры и политики, которые, по его словам, направлены против них.

Когда президентство Трампа закончится, Республиканская партия окажется перед тем же выбором, с которым она столкнулась до его прихода к власти, только выбирать надо будет срочно. В 2013 году лидеры партии ясно увидели путь, который лежал перед ними, и призвали республиканцев попытаться завоевать симпатии избирателей различных национальностей и цвета кожи, ценности которых соответствовали «идеалам, философии и принципам» Республиканской партии. Между тем трампизм исключает консервативные идеи и принципы из числа приоритетных в пользу этнонационализма.

Консервативные элементы политического наследия Америки — склонность к преемственности, любовь к традициям и институтам, здоровый скептицизм в отношении резких отклонений — обеспечивают стране необходимый балласт. Америка — это одновременно и страна постоянных перемен, и страна с сильной преемственностью. Каждая новая волна иммиграции в США меняла культуру Америки, но и сами иммигранты приняли и тем самым сохранили многие из основных традиций страны. Евреи, католики и мусульмане, прибывавшие к берегам этой страны, стали (к огромному разочарованию их духовенства) немного конгрегационалистами, перемещая власть с кафедр на скамьи. Сельские труженики и рабочие стали более предприимчивыми. Многие вновь прибывшие еще больше прониклись идеей равноправия. И все стали «более американскими».

Приняв этих иммигрантов и предложив им приобщиться к основополагающим идеалам страны, американские элиты избежали вытеснения. Доминирующая культура страны постоянно переосмысливалась и преображалась, расширяя свои границы, чтобы удержать большинство изменяющегося населения. Когда появились Соединенные Штаты, большинство американцев были белыми, протестантами и англичанами. Но неискоренимая разница между валлийцем и шотландцем вскоре стала почти незаметной. Сама белизна кожи оказалась способной приспосабливаться — это растяжимое понятие сначала исключило евреев, итальянцев и ирландцев, а затем расширилось и включило их в себя. Господствовавшие церкви уступили место различным протестантским сектам, а распространение других религий сделало «христианство» последовательным и внутренне непротиворечивым вероучением, которое также расширилась, образовав иудео-христианскую традицию. Если белое христианское большинство Америки исчезло, то взамен уже появляется какое-то новое большинство — с каким-то новым, более глубоким пониманием того, что значит принадлежать к американскому мейнстриму, быть частью американского большинства.

Привлекательность американской идеи настолько велика, что она заражает даже наших диссидентов. Суфражисты в Сенека-Фоллз, Мартин Лютер Кинг-младший (Martin Luther King Jr.) на ступенях Мемориала Линкольна и Харви Милк (Harvey Milk) перед зданием мэрии Сан-Франциско — все цитировали Декларацию независимости. У США есть прочная, устоявшаяся радикальная традиция, но наиболее успешные радикальные общественные движения в целом приняли язык консерватизма, формулируя свои призывы к переменам как выражение основополагающих идеалов Америки, а не как отказ от них.

Даже сегодня большое число консерваторов по-прежнему имеют мужество поступать согласно своим убеждениям, считая, что смогут завоевать доверие новых приверженцев своим идеалам. Они не теряют надежду на победу на выборах и не готовы отказаться от принципа морального убеждения в пользу принуждения. Они борются за то, чтобы избавить свою партию от президента, успех которого был построен на убеждении избирателей в том, что страна ускользает у них из рук.

Ставки в этой битве правых гораздо выше, чем на следующих выборах. Если республиканских избирателей не удастся убедить в том, что демократические выборы будут и дальше предлагать им реальный и верный путь к победе, что они смогут процветать в меняющейся и более многообразной стране и что даже в случае поражения их основные права будут защищены, то трампизм будет распространяться еще долго после того, как Трамп покинет свой пост. И из-за этого пострадает наша демократия.