Резюме: Монархии Персидского залива по-разному относятся к исламистским организациям. Если до Исламской революции 1979 г. в соседнем Иране они еще верили, что «Братья мусульмане» незаменимы при строительстве государства, то после постепенно стали к ним охладевать.

 

Монархии Персидского залива по-разному относятся к исламистским организациям. Если до Исламской революции 1979 г. в соседнем Иране они еще верили, что «Братья мусульмане» незаменимы при строительстве государства, то после постепенно стали к ним охладевать. Масло в огонь подлили стремительная глобализация, протесты «арабской весны» и приход к власти в Египте представителя исламистов Мухаммеда Мурси.

Политический ислам не является частью государственных институтов в монархиях Залива, что, впрочем, не мешает ему оставаться влиятельной закулисной силой. Несмотря на то, что исламистские организации формально признаны запрещёнными или нежелательными, на практике они продолжают оказывать влияние на внутреннюю и внешнюю политику.

 

Кувейт и Бахрейн: буфер между шиитами и суннитами

Режимы Кувейта и Бахрейна позволяют исламистам играть роль системной оппозиции, которая словно буфер сдерживает шиитское влияние. Подобная политика находит широкую поддержку у коренного населения, в том числе на фоне антизападных настроений и обостренных национал-патриотических чувств, спровоцированных большим процентом экспатов в странах Залива.

«Братья мусульмане» и другие исламистские партии, присутствующие в парламенте Кувейта, фактически участвуют в законотворческом процессе, отчасти поэтому власти страны строго регулируют продажу алкоголя, предоставляют гражданство только мусульманам и существенно ограничивают права женщин.

Опасаясь критики и протестов прогрессивной молодежи, которая обеспокоена высоким уровне коррупции и недостаточной социальной мобильностью, исламисты в Кувейте разделились на две ветви: «хизб» – политическая и «харака» – социальная. Это позволяет не только лоббировать свои интересы на высоком уровне, но и решать острые социальные проблемы, чтобы обеспечивать поддержку среди населения.

В целом, соседство с Ираном серьезно беспокоит власти, которые в большинстве своем сунниты. Ситуация усугубляется еще и тем, что 40% населения Кувейта, по неофициальным данным, ? шииты. Они готовы отстаивать свои интересы, поэтому жесткий подход не самое лучше решение, он может спровоцировать массовые протесты. И опыт Бахрейна этому пример. Отголоски шиитских волнений и ввод войск Эр-Рияда в 2011 г. слышны в Заливе до сих пор. Приняв решение об интервенции, Саудовская Аравия фактически продемонстрировала соседям по Совету сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), что никто не защищён от военного вмешательства, если это необходимо для защиты интересов Эр-Рияда, а любое усиление шиитов – это де-факто продвижение интересов враждебного Тегерана.

Осознавая риски, руководство Кувейта выбрало стратегический подход, создав определенную конкуренцию между исламистскими организациями. Власти страны не запрещают шиитские объединения, но активно поддерживают их суннитских конкурентов, как «Братья мусульмане» и салафитские группы. Это позволило создать политический буфер для защиты действующего режима, в том числе реагировать на антизападные настроения населения.

Руководство Бахрейна, как и Кувейта, прекрасно понимает, что провластные исламисты-сунниты ? чуть ли не единственная сила, способная сбалансировать влияние шиитского большинства, которых в стране примерно 70 процентов. Запрет исламистских организаций в ОАЭ и Саудовской Аравии не отражается на политике Бахрейна, где местные «Братья мусульмане» по сути обладают иммунитетом, и все закрывают на это глаза.

 

Катар: «мягкая сила» внешней политики

Катар в отличие от Кувейта и Бахрейна пошел немного другим путем. Поддержка исламистов стала инструментом внешней политики государства. При этом внутри страны подобные объединения держат на расстоянии, опасаясь большого влияния на местное население.

Власти эмирата поддерживали практически всех исламистов во время и после событий «арабской весны». Эта тактика позволила абсолютной монархии создать образ единственного борца за демократию на Ближнем Востоке, что негативно отразилось на отношениях с соседями по ССАПГЗ.

До сих пор в местных роскошных отелях открыто проходят встречи представителей группировки «Хамас», выпускные вечера образовательного гиганта Qatar Foundation посещает Юсуф Аль-Кардави, один из главных идеологов «Братьев мусульман», именно в честь него здесь был назван огромный религиозно-образовательный центр «исламской умеренности и возрождения». Эмират также выступает стратегическим посредником при переговорах Вашингтона с движением «Талибан».

Отношение к исламистам внутри государства гораздо менее терпимое. Власти Катара делают всё возможное, чтобы ограничить их влияние в политической и социальной сферах.  В стране, где власть консолидирована в руках эмира и нескольких кланов королевской семьи, активность исламистских организаций заметна лишь в области образования. Богатые катарцы проходят обучение в дорогих и престижных вузах, где прививаются западные ценности, но бедные мигранты из стран Ближнего Востока и Азии вынуждены учиться в более низких по уровню университетах. Именно там исламисты и находят плодородную почву для продвижения своих идей и привлечения новых сторонников.

События «арабской весны» доказывают, что если на Ближнем Востоке появляются задатки демократии, то они непременно связаны с исламистскими движениями. Хотя Саудовская Аравия и ОАЭ еще в какой-то степени верили в положительную роль исламистов вплоть до начала революции, Доха всегда питала к ним недоверие и придерживалась простого правила, что исламизм — полезный инструмент, который лучше всего применять за пределами эмирата.

Справедливости ради следует отметить, что Катар – не единственная страна в Заливе, которая придерживается двойных стандартов в отношении исламистских организаций. Война в Сирии вынесла на поверхность огромное число противоборствующих группировок, финансируемых странами Залива. Это доказывает, что арабские монархи рассматривают поддержку подобных объединений как весьма действенный и прагматичный подход во внешней политике.

 

Саудовская Аравия и ОАЭ: сплочение нации под внешней угрозой

Саудовская Аравия и ОАЭ придерживаются наиболее радикальной политики по отношению к исламистским организациям. Местные власти видят в них потенциальную угрозу, а не инструмент для создания постколониальной государственности или идеологического буфера.

После обретения независимости от Великобритании страны Залива приветствовали «Братьев мусульман» как борцов с арабским национализмом и левыми идеями, продвигаемыми СССР. Главным же экспортером идеологии был Египет, в вузах которого в 1960-1970-е гг. почти массово проходили обучение представители местной элиты. Переломным моментом стала революция в Иране, которая явила весь разрушительный потенциал доморощенного исламизма для монархий.

Умело манипулируя последствиями событий в Тегеране в 1979 г. и недавними волнениями «арабской весны», Эр-Рияд и Абу-Даби создали среди населения образ внешней угрозы для сохранения правящих семей. Сегодня исламисты представляются чуть ли не главной причиной всех бед на Ближнем Востоке. В ОАЭ «Братья мусульмане» запрещены из-за обвинений в попытке вооруженного захвата власти. В Саудовской Аравии считают, что подобные организации политизируют и неверно интерпретируют мирные учения ваххабизма.

Несмотря на запреты, идеи исламистов все равно продолжают пользоваться спросом среди населения. Стремление достичь социального равенства и побороть произвол властей популярны в небогатых северных эмиратах ОАЭ, среди бедного и сельского населения Саудовской Аравии и молодёжи.  Сегодня более 60% жителей Саудовской Аравии — люди до 30 лет, уровень безработицы среди которых превышает 30 процентов. Молодежь разочарована нынешней социально-политической обстановкой, где преобладает коррупция и произвол властей. Новое поколение требует больше свобод, а в отсутствии политических альтернатив ищет поддержку среди исламистских организаций. Для многих из них идеалом и вовсе становится турецкая смешанная республиканская форма правления во главе с умеренными исламистами, что смерти подобно для монархического строя Залива.

Несмотря на стабильность нынешних режимов, полемика вокруг исламистов не утихает. Участники подобных объединений во многом идеалисты, движимые консервативными идеями и стремлением к социальной справедливости. Именно поэтому они привлекательны и одновременно влиятельны при слабых и недостаточно устойчивых социально-политических институтах.

Государствам-рантье Залива пока удаётся покупать доверие населения и удерживать исламистов в комфортных для собственного существования рамках. Существенные социальные выплаты, периодическое прощение потребительских кредитов и высокий уровень экономического развития благодаря экспорту природной ренты – всё это хоть и напоминает «взятки» со стороны государства, но эффективно отодвигает потребность в борьбе с произволом и коррупцией на второй план. Однако обеспокоенность их влиянием продолжает возрастать, и очевидно, что они еще очень долгое время продолжат оказывать серьезный эффект на судьбу монархий Залива.