Иранские заметки

Вот уже без малого три десятилетия слово «Иран» не сходит с первых полос мировых СМИ. В 1979 г. мощная революционная волна смела проамериканский режим династии Пехлеви, в стабильности и долговечности которой практически не сомневались западные политологи, востоковеды и разведчики. Перипетии ожесточенной политической борьбы, по накалу напоминавшей гражданскую войну, вынесли на вершину власти аятоллу Хомейни – наиболее целеустремленного и харизматичного лидера шиитского духовенства. На карте мира появилось совершенно уникальное образование – исламская республика, вобравшая в себя разнородные элементы исламского права, западной демократии и личного мировоззрения Хомейни. Не успев обрести внутреннюю стабильность, новое государство оказалось втянуто в изнурительную восьмилетнюю войну с Ираком, не принесшую противникам ничего, кроме сотен тысяч жертв и огромных разрушений. С конца 1980-х гг. мировая общественность пристально следила за окончанием холодной войны, распадом социалистического лагеря и войной на Балканах, из-за чего иранская проблематика несколько выпала из информационного дискурса. Этот период «затишья» иранские лидеры использовали в конструктивных целях: отказались от излишек революционного радикализма и сосредоточились над решением насущных проблем восстановления и модернизации экономики.

Теракты 11 сентября 2001 г. в США резко изменили ситуацию в ближневосточном регионе, в значительной степени изменив саму парадигму международных отношений. Теперь политика Вашингтона и Запада в целом по отношению к той или иной стране определялась ее реальными или мнимыми связями с террористами – правда, под последними часто понимались далеко не только непосредственные организаторы и исполнители преступлений, но и их «вдохновители», «союзники» и «сочувствующие». Такая широкая трактовка понятия «терроризм» позволила президенту США Дж. Бушу обвинить антиамериканское руководство ИРИ в поддержке террористов и причислить его к так называемой «оси зла» вместе с Ираком и Северной Кореей. А в августе 2002 г. иранские диссиденты обнародовали данные о строительстве в городе Натанз установок по обогащению урана якобы для создания атомного оружия, что, конечно, не улучшило репутацию Ирана как миролюбивого государства. На протяжении последующих восьми лет ядерная программа Ирана прочно вошла в круг наиболее острых мировых проблем, стоящих на повестке дня таких организаций как ООН, Европейский Союз и МАГАТЭ. Неспособность сторон прийти к соглашению привела к введению серьезных санкций против Тегерана, которые больно ударили по отдельным отраслям экономики страны. Помимо обвинений в стремлении к ядерному терроризму западные критики ставят в вину «режиму аятолл» дестабилизацию обстановки на Ближнем Востоке путем поддержки шиитских вооруженных формирований в Ираке, а также антиизраильских движений Хезболла и ХАМАС в Ливане и Палестине соответственно. За нарушения прав человека режим непрестанно атакуют как внешние, так и внутренние оппоненты: им не нравится, что в стране существуют законы, ограничивающие права женщин и некоторых меньшинств, что подвергаются репрессиям диссиденты, что силы правопорядка действуют слишком брутально, а механизмы общественного контроля над полицией отсутствуют. Критика правящей элиты стала особенно интенсивной после прихода к власти в 2005 г. президента Махмуда Ахмадинежада, которого обвиняют в резком ухудшении положения ИРИ на международной арене и волюнтаристской экономической политике.

Одним словом, в новое десятилетие XXI в. Иран входит одной из наиболее политически изолированных (от Запада) стран мира, неся на своих плечах тяжелый груз внешних и внутренних противоречий. Но вместе с тем эта изолированность помогла Ирану в большей мере сохранить свою самобытность под мощным прессом глобализации. Чтобы понять, насколько Иран на самом деле «закрыт» от внешнего мира, чем живут его жители и какие процессы происходят в обществе, мы решили получить информацию из первых рук – совершить небольшое путешествие в Исламскую республику.

1. Граница.

Для ответа на расхожий туристический вопрос «What this country is about» часто полезно пообщаться с таможенными службами: пособирать документы для получения визы, пройти собеседования с консульскими сотрудниками или сдать отпечатки пальцев. В зависимости от того, как много времени и нервов вы теряете, можно попытаться предположить, насколько власти обеспокоены проблемами нелегальной иммиграции, терроризма или преступности. Несмотря на то, что Иран в массовом сознании воспринимается как страна-изгой, противопоставляющая себя остальному миру, правила въезда в страну весьма несложны. Достаточно просто приобрести авиабилет до Тегерана и по прилете в аэропорт «Имам Хомейни» предъявить паспорт пограничнику. Сверх этого надо заполнить небольшую анкету, где в числе прочего указывается телефон любого знающего вас иранца. Если при проверке все данные оказываются верными, то вам выдают визу сроком на две недели с правом продления еще на две. Все эти формальности мы прошли довольно быстро и беспрепятственно оказались на иранской территории.

На городских улицах

Впрочем, уже когда мы попали на борт судна «Аэрофлота» в Москве, стало понятно, что растиражированный СМИ негативный имидж Ирана действительно глубоко проник в сознание европейцев и россиян. Поездки в Иран пользуются все меньшей популярностью. Из более чем 200 пассажиров аэробуса неиранцев было едва ли больше десятка – и это с учетом того, что транзитом через Москву на Ближний Восток путешествуют помимо россиян многие жители Евросоюза. Еще несколько лет назад соотношение иранцев и иностранцев было если не равным, то близким к нему. За все две недели странствий по стране нам повстречались лишь несколько австралийцев, французов, немцев и японцев. В самом Иране люди, работающие в сфере туризма, жалуются на снижение интереса европейцев и североамериканцев к их стране. Впрочем, они не склонны возлагать вину за свои потери исключительно на западные масс-медиа. И тогда разговор плавно уходит в политическую плоскость…

2. «Республика – да! Исламская – нет!»

Среди ночи нет никакой возможности доехать на общественном транспорте из недавно построенного международного аэропорта (находится в 40 километрах от столицы) до отеля в центре Тегерана, поэтому мы договариваемся с таксистом добраться до места назначения за 25 долларов. Когда мы уже почти добрались до гостиницы, обнаружилось, что водитель неважно ориентируется в районе. Начались поиски. Когда я случайно заметил небольшую табличку, указывавшую направление движения в сторону улицы Джомхурийе Ислами – Исламской республики, - то сразу сказал об этом шоферу. Тот кивнул головой в знак согласия и при повороте на искомую улицу проговорил: «Республика – да! Исламская – нет!» и многозначительно причмокнул. Конечно, я не преминул поинтересоваться о причинах столь оппозиционных настроений, однако в ответ увидел лишь загадочную улыбку. Но как показал дальнейший опыт общения с местным населением, узнать их мнение о текущей ситуации в стране представлялось не такой уж и неразрешимой задачей.

Современные районы Тегерана

Если вы иностранец и обладаете ярко выраженной европейской внешностью, то организовать социологическое мини-исследование на улицах иранских городов вам будет совсем несложно. Прохожим на улицах, случайным соседям в кафе или автобусе, равно как и продавцам в магазине будет очень интересно пообщаться с заморским гостем, а если последний будет владеть фарси (самоназвание персидского языка) – то уважение к вам и желание пообщаться возрастет вдвойне. Такое отношение особенно отчетливо ощущается вдали от столицы, где встреча с живым европейцем или американцем для местного обывателя сродни маленькому событию. Необычайно обильным на встречи с иранцами, готовыми контактировать с иностранцами, оказался город Шираз, что на юге страны.

Кризис идентичности

Жители Шираза издавна славятся своим гостеприимством, что отмечают и представители других регионов Ирана. Нам удалось почувствовать себя окруженными вниманием и заботой местной публики в бассейне под открытым небом, расположившемся неподалеку от главных городских достопримечательностей – мавзолеев великих персидских поэтов – Саади и Хафиза. Купающаяся молодежь быстро взяла в оборот необычного вида сверстников и прямо в воде приступила к расспросам о жизни за границей: никто из них к моменту окончания вуза за пределами родины не побывал. Правительство запрещает покидать пределы страны тем иранцам, которые не прошли срочную службу в армии, в ряды которой студенты идут уже после того как получат диплом. Возможность сравнить образ жизни внутри Ирана и за его пределами на собственном опыте у них еще не появилась, однако буквально каждый по «умолчанию» отдает предпочтение Западу (все они были сторонниками Мирхусейна Мусави – неудачника президентских выборов 2009 г.) – в их представлении населяющие его народы реализовали на практике лучшие политические, экономические и культурные идеи. Некоторые идут еще дальше и говорят о… религиозном превосходстве стран Европы и Северной Америки.

Ворота «Коран». Шираз

Вот Ариан, молодой выпускник электротехнического колледжа, решивший открыть небольшую фирму по торговле мороженым, спросил меня о том, какую религию я исповедую. На этот часто задаваемый иностранцам жителями Ближнего Востока вопрос, кажущийся многим европейцам и особенно американцам не вполне политкорректным, я дал обычный ответ и уже приготовился слушать привычные в подобных случаях пафосные заверения в крепости христианско-мусульманской дружбе и близости двух религий, как мой собеседник с ходу нарушил все «приличия»:

- Вы знаете, я тоже христианин. Кстати, вы случайно не методист?

- Нет, я православный. Но позвольте поинтересоваться, почему вы приняли другую веру?

- Долгая история… раньше такое навряд ли бы случилось. Но, слава Богу, сейчас у нас есть интернет и спутниковое телевидение. Они открыли для меня много нового. Пару лет назад я заинтересовался Новым Заветом и убедился в том, что Масих (т.е. «мессия», как христиане на Ближнем Востоке называют Иисуса из Назарета) не просто пророк, но живое воплощение Бога. Это поменяло все мое мировоззрение.

- Хорошо, но ведь Вам наверно сложно открыто говорить о своей вере?

- Все мои близкие друзья об этом знают. Вообще же, конечно, стараюсь не афишировать: формально переход из ислама как апостасия карается смертью. Недавно эту шариатскую норму власти даже хотели внести в Уголовный кодекс, но после начала «зеленого движения» испугались. Но не это главное. По моему убеждению, ислам – это продукт примитивного мышления арабских скотоводов, который был насильно нам навязан извне. Он наложил жесткие оковы на развитие национального менталитета иранцев. Если бы не ислам и не эти муллы, наше общество было намного более развитым и свободным. Почему я стал христианином? Христианство содержит гораздо более высокое учение о свободе и ответственности каждого отдельного человека. Но нашим ахундам (так в Иране презрительно именуют шиитских священнослужителей) до этого нет дела. Между прочим, знаете, как я протестую против их порядков?

-??

Ариан достает из рюкзака бейсболку с вышитым на ней… перевернутым крестом.

- Но ведь это знак сатаны, - не скрываю я своего удивления. – И от Вас, как христианина, я такого не ожидал.

- Ты прав. Но я одеваю ее только тогда, когда встречаю ахундов. На моей бейсболки они видят отражение своего alter ego – той своей потаенной сущности, о существовании которой мало кто из них даже догадывается…

II

В истории человечества во всех странах во все эпохи встречались люди, которые в результате длительного духовного поиска или под влиянием более прозаических причин меняли веру. Однако в современном Иране религиозные искания выходят далеко за пределы круга утонченных интеллектуалов. По всему Ирану появляются неформальные общины людей, более не считающих себя мусульманами и «вернувшихся» в веру отцов – зороастризм или христианство. К зороастризму вообще отношение особое: в сознании многих людей он напрямую ассоциируется со славным доисламским прошлым их родины времен Ахеменидов и Сасанидов. Поэтому можно довольно часто встретить благочестивых иранцев-мусульман, совершивших хадж в Мекку и при этом носящих на шее серебряных фаравахаров – своеобразного аналога христианского ангела-хранителя. Один из таких исфаханских «криптоогнепоклонников» поделился своими мыслями по этому поводу: «Вне всяких сомнений, ислам в основе своей – религия мира, дружбы и любви. Но в последнее время мне все больше кажется, что для нашего народа она не очень-то подходит: слишком уж она поверхностна, а потому часто порождает нетерпимость и экстремизм. Нашему сознанию хочется чего-то большего».

Изображения фаравахара на стенах дворца в Персеполе

Разумеется, говорить о серьезных угрозах доминированию шиитского ислама в ИРИ пока преждевременно. Однако налицо размывание того прочного моноконфессионального монолита, которым было иранское общество до революции 1979 г.: помимо очевидных случаев «апостасии», общий уровень религиозности, особенно среди городской молодежи, неуклонно снижается. Люди все меньше соблюдают пост, среди молодого поколения добрачное сожительство, употребление алкоголя и игнорирование намазов становятся все более распространенными явлениями. Пожалуй, лучше всего причины такой религиозной апатии объяснил Хасан – тегеранский таксист, показывавший нам мавзолей имама Хомейни на кладбище Бехеште Захра на юге Тегерана. «Я верующий шиит. – начал Хасан. – Я очень почитаю нашего восьмого имама Резу, дважды ездил в паломничество в Мешхед в его мавзолей. Но мне очень жаль, что правящие муллы своими поступками – коррупцией, радикализмом и презрением к обычным людям – дискредитируют ислам. Возвышенную веру они превратили в пошлую пропаганду, которая отвращает от религии многих людей. Ведь имамы первых веков были настоящими праведниками и достойными руководителями общины. А кто они такие? – Хасан указал на портреты Хомейни и Хаменеи при входе в мавзолей. – Обычные политики, хоть вероятно и не самые плохие». Впрочем, стоит отметить, что подобные настроения в большей мере характерны для столицы и крупных городов. Множество небогато одетых паломников, приехавших со всех концов Ирана, чтобы помолиться у гробницы Хомейни и ночевавших в палатках и прямо под открытым небом, красноречиво свидетельствовали о популярности рахбара (персидское наименование духовного лидера ИРИ) в традиционных слоях общества.

Проблема кризиса исламской идентичности по своей природе в чем-то напоминает кризис коммунистической идеологии в позднем СССР. В 1970-80-е гг. советское общество, столкнувшись со многими экономическими и духовными проблемами, стало усматривать главного виновника своих бед в коммунизме как таковом, не отделяя в нем добрых семян от плевелов. Недовольство господствовавшим учением усиливало также то, что оно было безальтернативным, а властная элита напрямую себя с ним отождествляла. В сегодняшнем Иране происходит нечто подобное: поскольку власть всячески подчеркивает свою приверженность законам ислама и свои действия объясняет тем же, то неудачные действия правительства бросают тень и на официальную религию как декларируемый источник легитимности правящего режима. И отход от ислама – это своеобразная форма политического протеста. Впрочем, до власти начали понимать уровень девальвации собственной пропаганды. Недаром после последних выборов количество изображений Хомейни и различных пропагандистских лозунгов на улицах городов резко уменьшилось – возможно, в несколько раз.

Здание прокуратуры г. Тегерана

«Одна семья – один ребенок».

После победы исламской революции в Иране начался настоящий бэби-бум: одна женщина в среднем рожала 6.5 детей. Сейчас исламская республика демонстрирует такие темпы снижения рождаемости, которым могли бы позавидовать западные апологеты теории планирования семьи. В настоящее время на среднестатистическую иранскую семью приходится чуть больше полутора детей, а в больших городах и того меньше. «Я не хочу ухудшать демографические проблемы моей страны. У меня уже есть ребенок, и больше детей у меня точно не будет. Страна явно перенаселена». Такие слова мы услышали не от преданного идеям Компартии Китая жителя Пекина или Шанхая, а от рядового тегеранского служащего.

Иранцы все чаще не стремятся создавать полноценную семью или откладывают это дело в долгий ящик. Бывший заместитель министра финансов США Пол Крейг Робертс усматривает причины данного явления в пагубном влиянии вестернизации: «Значительная часть иранской молодежи попала в рабство к западному культу удовольствий и самообожания». Однако подобное объяснение верно лишь отчасти. Дело в том, что темпы экономического роста объективно не могли успеть за скоростью увеличения народонаселения, что, естественно, породило дефицит рабочих мест и безработицу. Вместе с тем, в период исламской республики была создана сравнительно доступная система высшего образования, в учебных заведениях которой обучается более 15 млн. молодых людей, половина из которых – женщины. Далеко не все выпускники ВУЗов не только способны найти работу по специальности, но и вообще трудоустроиться. Безработица порождает социальное недовольство и стремление покинуть страну. Около 150 тыс. человек ежегодно уезжают из Ирана в страны Европы и Северной Америки. У меня иранцы не раз спрашивали, можно ли устроиться в России специалисту зуботехнической лаборатории, строительному инженеру и программисту.

Правительство пытается повлиять на «демографическую апатию» граждан. Недавно по инициативе президента Махмуда Ахмадинежада был принят закон, по которому на счет каждого второго ребенка в семье будет начисляться 1000 долларов. Правда, только после достижения им 18-летнего возраста. Неудивительно, что стимулирующая мера подействовала только на жителей бедных отдаленных провинций.

Иранские дети

Довольно часто иранцы склонны видеть причину своих нестроений не столько в общей макроэкономической ситуации, складывавшейся десятилетиями, сколько в волюнтаризме правительства Ахмадинежада, правящего страной вот уже целых 5 лет. Из перспективного политика «новой волны» в глазах абсолютного большинства образованных людей он успел превратиться в недальновидного фанатика и радикала. «Любой свободомыслящий человек здесь презирает Ахмадинежада», - сказал молодой преподаватель математики из Йезда. Вот лишь небольшая часть из длинного списка претензий, предъявляемых президенту: популизм, направленный на бедные традиционные слои общества, религиозный радикализм, ненужная конфронтация с Западом, безответственные антизападные выступления, нанесение вреда имиджу страны, провоцирующие инфляцию дотации малоимущим, кадровый фаворитизм. Обвинения в последнем основаны на том, что Ахмадинежад назначает руководителями государственных и полугосударственных компаний своих выдвиженцев – братьев по оружию из Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Эта военизированная организация, существующая параллельно с собственно армией, служит одной из главных опор режима. Нима, тридцатилетняя программист средних лет из Тегерана, например, пожаловалась, что директором ее фирмы, занимающейся внедрением новых образовательных технологий, назначили неквалифицированного офицера КСИР вместо признанного специалиста, получившего техническое образование в Англии. По ее словам, в фирме ее мужа, занимающегося изготовлением медицинского оборудования, произошло то же самое. Почти все члены ее семьи приняли участие в прошлогоднем «зеленом движении» - независимо от пола и возраста. «90% тегеранцев ненавидят Ахмадинежада», - поведала Нима, невольно повторяя мнение других наших собеседников.

Встречали мы и сторонников курса действующего президента. В Исфахане туристы из Кашана рассказывали, как много Ахмадинежад сделал для развития инфраструктуры их города, как часто он ездит по отдаленным провинциям дабы решать их проблемы непосредственно на месте. Сторонники Мусави в их представлении – это избалованные столичные жители и «низкопоклонники перед Западом». «Нам не нужны так называемые западные свободы – они ведут только к вырождению». Но даже этих молодых «консерваторов» беспокоил имидж их родины за рубежом. Иранцы привыкли гордиться тем, что они народ мирный, и созданная СМИ репутация ИРИ их откровенно раздражает. В этой связи отношение к России в последнее время заметно ухудшилось. Консерваторы не в восторге от поддержки Москвой международных санкций против Тегерана, а либералам не нравится терпимое отношение российских политиков к Ахмадинежаду. Теперь уже русские в Иране не удостаиваются радостных восклицаний и комплиментов в адрес России при встрече с рядовыми иранцами.

Действительно, несмотря на целый комплекс проблем, Иран все еше обладает целым рядом позитивных свойств, которые уже в основном утрачены на Западе. На телевидении отсутствуют передачи, пропагандирующие разврат, на улицах вы не найдете казино, публичных домов и питейных заведений. Люди намного меньше подвержены симптомам консьюмеризма; большинство иранцев не испытывают перманентных неврозов из-за невозможности купить дорогой автомобиль, сделать быструю карьеру в короткий срок или получить моментальную прибыль. Родителям, оставляющим детей дома, можно не беспокоиться, что их ребенок начнет смотреть неприличный фильм или глупое ток-шоу по телевизору.

Желая смены сложившейся в Иране социально-экономической системы, большинство иранцев не могут предложить ясной альтернативы режиму исламской республики. В этом и состоит опасность нынешнего положения. Никто не может гарантировать, что перестройка не породит Горбачева и последующую национальную катастрофу…

Анатолий Арутюнян