Подводя итоги недавних обсуждений в Mayflower Group на фоне керченского кризиса, журналистка Джилл Догерти пришла к неутешительному выводу: «Если в двух словах, нынешняя стратегия Америки в отношении России не работает; более того, она связывает нам руки. Это делает Россию более агрессивной во внешней политике и менее демократичной во внутренней».
Теоретически, политика США в отношении России должна основываться на двух установках. С одной стороны, если действия Москвы вызывают несогласие Вашингтона или угрожают его интересам (или интересам союзников), Россию необходимо сдерживать. С другой стороны, нужно пытаться найти области общих интересов, где совместные действия принесут выгоду обеим сторонам. Подобные формулировки почти не вызывают возражений – но их практическое применение оказалось очень трудным для Соединённых Штатов.
Частично это объясняется твёрдой уверенностью в том, что «однополярный» мировой порядок, существовавший в 1990-х годах, является скорее нормой, чем каким-либо отклонением от неё. В те дни никакая другая держава или даже группа держав не могли помешать США диктовать международную повестку дня. Одни были в значительной степени солидарны с Вашингтоном, другим просто не хватало сил, чтобы серьёзно воспрепятствовать США. В целом, Вашингтон сам устанавливал для себя ограничения с учётом того, какое бремя готова была принять на свои плечи общественность США, жаждущая дивидендов мира после холодной войны.
По мере приближения середины XXI века мир начинает принимать более «нормальные» очертания с точки зрения общих закономерностей человеческой истории. Безусловно, США остаются доминирующей в мире военной и экономической державой, обладающей огромным потенциалом «мягкой» и «липкой» силы, что подталкивает другие государства разделять интересы Вашингтона. Однако на сегодняшний день некоторые страны накопили достаточно средств, чтобы оспаривать предполагаемую Вашингтоном повестку и настаивать на собственных программах. В то же время американской политической элите не хватает опыта и, осмелюсь сказать, понимания в отношениях с конкурентами.
В частности, Вашингтону стоит разобраться с различиями между понятиями «конкурент» и «противник». Конкурент стремится получить преимущества, но обычно соглашается с общими правилами взаимодействия и не рассматривает соперничество как антагонизм или даже враждебность. Однако американцы не замечают этой разницы, исходя из того, что сам факт соперничества с США (в торговле, в технологиях или за какие-либо преимущества) должен расцениваться как признак враждебности. В последние годы это создало определённую напряжённость в отношениях с давними партнёрами по безопасности в Европе и Азии.
Понимание этого различия также имеет значение и в случае с Россией. Россия перешла от стремления к единству с Западом, характерного для 1990-х годов, в статус конкурента за геополитическое влияние и геоэкономические преимущества. Не выходит ли это соперничество за общие рамки сотрудничества? Если выходит, то США придётся определяться, сколько времени, ресурсов и внимания следует потратить на решение проблемы, связанной с Россией (и соответственно, какие другие проблемы могут быть оставлены без внимания США). Это также возвращает вопрос о том, должен ли оставаться в силе многолетний приоритет американской стратегии в Евразии – стремление предотвратить сближение между Москвой и Пекином, которое подталкивает Россию и Китай теснее сотрудничать друг с другом против Соединённых Штатов.
Восприятие России как с серьёзного конкурента – с учетом размера её ВВП и численности населения – требует определиться, как именно конкурировать. Серьёзный конкурент обладает способностью выдержать «наказание» в пределах приемлемых потерь (что, по-видимому, является критерием эффективности нынешних западных санкций в отношении России), а также повысить ставки (как поступила Москва на Ближнем Востоке). Россия в состоянии сделать это, потому что в ближайшей и среднесрочной перспективе обладает достаточным запасом сил, который нельзя сбрасывать со счетов. Нет оснований для прогнозирования негативных тенденций в России и во второй половине XXI века.
Столкнувшись с подобным соперничеством, американская политическая элита должна решить, что является целью. Либо это стремление сдержать Россию или заставить её изменить курс. Либо намерение добиться устранения России как мировой державы, провоцируя или ускоряя процессы, которые ослабят Москву. Первая стратегия соответствует работе с конкурентом; вторая годится для врага. Стоить ли говорить, что второй подход намного дороже и рискованнее, особенно когда речь заходит о державе, обладающей ядерным оружием.
Москву идентифицируют как «почти равного конкурента», основываясь, в частности, на том факте, что Россия является одной из немногих стран, которые могут проецировать силу за пределами своих непосредственных границ, особенно военную мощь. Статус России как «почти ровни» основан на её населении, военно-промышленном комплексе и запасах ресурсов. Все эти факторы гарантируют, что даже если Россия столкнётся с долгосрочными проблемами, она останется важным международным игроком при следующих нескольких президентах США.
Когда имеешь дело с «почти равными конкурентами», есть два стратегических варианта. Один из них заключается в том, чтобы превратить «почти равного конкурента» в «почти равного партнёра»; другой – сделать из «почти равного конкурента» (и потенциального противника) серьёзно уступающего конкурента. Это два совершенно разных стратегических варианта, для которых необходимы принципиально отличные политические инструменты. Надо отметить, затраты на их проведение в жизнь и последствия тоже совершенно не схожи друг с другом.
Здесь можно только согласиться с точкой зрения Джилл:
«США необходимо переосмыслить действия в отношении России. Конфронтация в сочетании с бесконечным циклом санкций не является решением проблемы, даже если санкции иногда оправданы. Однако подход «давайте просто дружить» тоже не подойдет. Для нашей собственной безопасности нам нужна двусторонняя устойчивая политика, основанная на реалистичном определении того, почему США вообще интересуются Россией».
Это означает, что Вашингтону следует думать не только о том, что ему не нравится в поведении русских, но и о том, на что он готов пойти и какую цену заплатить.