Предполагалось, что именно об этом говорит Первая Поправка.
Но с помощью нескольких тщательно подготовленных шагов и политически мотивированных судебных постановлений, правительственные чиновники сумели выхолостить эту фундаментальную свободу, наделив её чуть большим значением, чем право подать иск против правительственных чиновников.
В процессе правительственные чиновники преуспели в изолировании себя от своих избирателей, всё более усложняя для среднего американца возможности быть увиденным и услышанным теми, кому больше всего нужно услышать то, что «мы, народ» скажет.
В самом деле, президент Трамп, всегда склонный воспользоваться своим правом на свободу слова, совершенно свободно высказываясь на любую тему, которая его зацепила — не так уж и жаждет защищать право своих сограждан в соответствии с Первой Поправкой свободно высказываться, собираться, протестовать и подавать петиции правительственным чиновникам с просьбой рассмотреть жалобы.
Не так давно Трамп предложил, чтобы протестные действия были бы признаны противозаконными.
Президент к тому же предложил, чтобы демонстранты лишались работы или сталкивались с насилием за свои высказывания.
Помните, это человек, которые принес присягу поддерживать и защищать Конституцию.
Возможно, кому-то надо было убедиться, что Трамп действительно прочитал Конституцию, для начала.
Совсем недавно администрация Трампа предложила правила, которые подавили бы протесты перед Белым Домом и на Эспланаде*.
По сообщению Philadelphia Inquirer, «Правила ограничат собрания, которые ныне проходят на тротуаре шириной 25 футов перед Белым Домом до всего тонкой полоски 5 футов шириной, что существенно ограничит количество людей. NPS (Служба национальных парков) к тому же угрожает нанести удар политическим протестам на Эспланаде большим количеством охраны и платой за уборку, которая взимается при таких собраниях, и ещё служба намерена облегчить отказ в спонтанных протестах, которые могут возникнуть, если, скажем, Трамп уволит специального советника Роберта Мюллера».
Представьте себе, если бы сотни тысяч участников Марша за гражданские права 1963 года** на Вашингтон, с кульминацией в виде речи Мартина Лютера Кинга «У меня есть Мечта» у мемориала Линкольну были вынуждены находиться в зонах свободы слова или от них требовали плату за «привилегию» протестовать.
Вероятно, не было бы и Закона о гражданских правах 1964 года.
Что происходит?
Очевидно, правительство не заинтересовано в том, чтобы услышать то, что скажем«мы, народ».
Этого боятся, особенно если само послание бросает вызов статус-кво.
Потому-то и ставится столько барьеров на пути попыток озвучить чувства, которые могут интерпретироваться как непопулярные, обидные, заговорщические, насильственные, угрожающие или антиправительственные.
Но всё же право на свободу политических высказываний есть основа всей свободы.
Это право гражданина противостоять правительству и требовать изменить политику. Но для начала граждан необходимо увидеть и услышать, и только в чрезвычайных обстоятельствах свобода слова ограничивается.
Никакое правительство, которое говорит, что ценит свободу, не одобрит такие драконовские меры, чтобы подавить законные по Первой Поправке действия. Эта тактика цензуры, подавления и репрессий идёт рука об руку с фашизмом.
Усилия, направленные на ограничение и контроль недовольных — это на самом деле усилия по ограничению и контролю их посланий, каковы бы они ни были.
В этом-то и дело, верно?
Власть имущие не хотят нас видеть и слышать.
Вы не замечали, что взаимодействие с избранными представителями за прошедшие 50 лет становилось всё более искусственным и отчуждённым? Пресс-конференции, завтраки с приглашениями, речи по ТВ и односторонние встречи в городских советах, проводимые по телефону теперь по большей части заменили взаимодействие с избирателями лицом к лицу.
Кроме того, произошло увеличение использования так называемых «зон свободы слова», выделенных районов для выражения активности, используемых, чтобы взять под контроль и блокировать протестующих на политических событиях от взаимодействия с государственными чиновниками. И Демократическая, и Республиканская партии использовали эти «зоны свободы слова», некоторые были расположены внутри ограждения цепями, как клетки, с различными ограничениями, чтобы заглушить любую критику своей политики.
Стремление правительственных чиновников изолировать тех, кто пытается воспользоваться своими правами по Первой Поправке проистекает из элитистского мышления, которое считает их иными, каким-то образом отделёнными от людей, которыми они назначены служить и представлять.
Мы оспорили и узаконили вхождение в правительственную структуру, где диктат мелких бюрократов весит больше, чем неотчуждаемые права граждан.
С каждым прошедшим днём мы всё дальше заходим по пути к тоталитарному обществу, характеризующемуся правительственной цензурой, насилием, коррупцией и нетерпимостью, и всё это якобы ради нашей выгоды в смысле оруэлловской демагогии о национальной безопасности, толерантности и так называемых «заявлений правительства».
Да и в самом деле, пока лоббисты снуют туда и сюда в дома и офисы конгрессменов, американский народ удерживают подальше от зон свободы слова, электронных встреч в залах местных советов и за барьерами безопасности. А тех, кто осмеливается нарушить этот зазор — пусть даже молчаливым протестом — арестовывают за то, что их голоса слышны.
На бумаге у нас есть свобода слова.
Однако в действительности мы свободны говорить только пока разрешает правительственный чиновник.
Зоны свободы слова, зоны пузыря, зоны нарушений, законы о борьбе с хулиганством, политика нулевой толерантности, законы о преступной ненависти и прочие болезни нашей законодательной системы, вымышленные политиками и прокурорами, задуманы для ограничения наших основных свобод.
Действительно, Верховный Суд имел наглость предложить, чтобы правительство могло свободно дискриминировать действия, соответствующие Первой Поправке, которые имеют место на правительственных встречах, оправдывая такую дискриминацию «заявлениями правительства».
Если бы только суды подавляли свободу слова, то тревожиться стоило только об этом, но действия в соответствии с Первой Поправкой подавляются, караются, прерываются, ограничиваются и в целом душатся по всей стране. Законы о протестах состоят не в защите экономики или частной собственности, или общественных проходов. Скорее, они направлены на ограничение нас, заткнуть рот недовольным и воспрепятствовать нам бросать вызов правительственной власти.
Причины подобной цензуры очень разнятся, но итог-то остается прежним: полное искоренение того, что Бенджамин Франклин называл «главной опорой свободного правления».
Если американцы не могут мирно собираться для выражения своей воли вне залов правительства или на общественных дорогах, где должны проходить правительственные чиновники, что Первая Поправка полностью утратила своё значение.
Мы не можем молча стоять у Верховного Суда или Капитолия, или Белого Дома, нашей способности держать правительство ответственным за его действия возникает угроза, и так же правам и свободам, которыми мы наслаждаемся, будучи американцами.
Свобода слова определенно не может считаться «свободой», когда её выражение в стране всё более ограничено, загнано в так называемые «зоны свободы слова» или как-то ещё блокировано.
Если граждане не могут выйти и открыто высказаться на тротуаре и высказать неодобрение правительству, его представителям и политике, не опасаясь подвергнуться репрессиям, то Первая Поправка со всей её прочной защитой свободы слова, собраний и права подавать петиции правительству — немногим более чем украшение витрины, на которое приятно посмотреть, но это мало что даёт на деле.
Что не может понять большинство людей, так это то, что Первая Поправка — не о праве граждан свободно выражать свои мысли. Скорее Первая Поправка говорит о праве граждан выражать озабоченность правительством самому правительству, в то время, в том месте и таким образом, которые наилучшим образом гарантируют, что эти озабоченности будут услышаны.
Первая Поправка даёт каждому американцу право «подавать петиции правительству с жалобой».
Это существенно больше, чем подача иска в суд против правительства. Это работает рука об руку со свободой слова, чтобы обеспечить, как указывали Адам Ньютон и Рональд К. Л. Коллинс в Проекте Пяти Свобод, «что наши руководители слышат, даже если не слушают, свой электорат. Хотя государственные чиновники могут быть безразличными, противодействующими или молчаливыми участниками демократического дискурса, по крайней мере Первая Поправка повелевает их аудиторией».
Как понимают Ньютон и Коллинс:
Подача петиций означает любые ненасильственные, законные средства поддержки или неодобрения действий правительства, направленные её судебной, исполнительной или законодательной ветви. Лоббирование, направление писем, электронный кампаний, свидетельство перед трибуналом, подача исков, поддержка референдумов, сбор подписей по избирательным инициативам, мирные протесты и пикетирование — всё общественное озвучивание проблем, жалоб и интересов, предназначенных побудить правительство к действиям, определяется по петициям, даже если действия являются частью других свобод по Первой Поправке.
И более того.
Ещё более важно, что право свободно высказываться, молиться, собираться или направлять петиции с жалобами, или иметь свободную прессы — невысказанная свобода, закреплённая в Первой Поправке, которая гарантирует нам право свободно думать и открыто обсуждать проблемы без того, чтобы нам притесняли или обращались, как с преступниками.
Точно так же, как было продемонстрировано, что надзор нужен, чтобы «подавить и заглушить инакомыслие, удерживая население в страхе», так и правительственная цензура обеспечивает рост самоцензуры, распространяет соблюдение требований и делает невозможным независимое мышление.
В итоге цензура и политкорректность не только обеспечивают то, что люди не умеют высказываться, но они не умеют и думать. А граждане, которые не умеют самостоятельно мыслить, это граждане, которые никогда не восстанут против правительственного диктата и не поднимут мятеж против правительственной тирании.
Конечный результат — нация овец, которые с желанием встают в очередь на скотобойню.
Но всё же, как советовал Судья Верховного Суда Уильям О. Дуглас, выражая несогласие в деле Колтен против Кентукки, «нам необходимо оставаться послушными и спокойными» перед лицом властей.
Конституция не требует от американцев быть послушными или даже вежливыми в отношении правительственных чиновников.
И Конституция не требует послушания (хотя настаивает на ненасильственных мерах).
Если мы просто боимся правительственных агентов и покорно слушаемся их, то можем оказаться в положении тех наций, которые в итоге пали перед тиранией.
Альтернатива заключается в том, чтобы встать и говорить властям правду.
Этой дорогой шёл Иисус Христос.
Так же сделали Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг-младший и другие бесчисленные борцы за свободу, чьи действия изменили ход истории.
В самом деле, если бы Христос покорно подчинился Римскому полицейскому государству, не было бы распятия на кресте и самой христианской религии.
Если бы Махатма Ганди покорно подчинился диктату Британской Империи, индийский народ никогда бы не завоевал независимость.
Если бы Мартин Лютер Кинг подчинился законам того времени, не было бы никакого движения за гражданские права.
А если бы отцы-основатели действовали в соответствии с королевскими указами, не было бы Войны за независимость.
Иными словами, если свобода имеет какое-то значение, то это значит, что те, кто использует своё право на протест, демонстрируют величайшее уважение к принципам, на которых основана эта страна — право на свободу слова и право на несогласие.
Очевидно, Первая Поправка к Конституции гарантирует американцам право на свободу слова, свободу собраний и протест (петиции правительству и жалобы).
Имеют ли место эти действия в зале заседаний суда или в учебном классе, на футбольном поле или перед Белым Домом — не важно. Важно то, что американцы имеют право — в соответствии с духом, а не буквой, закона — озвучивать свои озабоченности без того, чтобы быть за это наказанными.
Честно говоря, Первая Поправка даёт нам нечто большее, чем право критиковать свою страну — она делает это гражданской обязанностью.
Давайте не путать патриотизм (любовь или преданность стране) со слепым послушанием правительственному диктату. Это первый шаг к созданию авторитарного режима.
Можно быть патриотом и любить страну, одновременно не соглашаясь с правительством или протестуя против неправильного поведения правительства. Как признает журналист Барбара Эренрейх, «Инакомыслие, восстание и поднятие скандала остаются поистине обязанностью патриотов».
В самом деле, я бы сказал, что если вы не высказываетесь или не восстаёте против злоупотреблений правительства — вы просто идёте шаг в шаг со всем тем, что делают правительство и его агенты — и вы ставите приоритеты партийной политики выше принципов, закреплённых в Конституции, и тогда вы не истинный патриот.
Настоящие патриоты достаточно внимательны к тому, чтобы занять позицию, высказаться, протестовать и бросить вызов правительству, когда бы оно не вышло за рамки. Нет ничего патриотичного в том, насколько американцы позволили правительству прилагать усилия по демонтажу нашей конституционной республики и сдвигать страну в сторону полицейского государства.
Антиамериканское поведение — не в том, чтобы быть против войны или против злоупотреблений полиции или против расовой дискриминации, но антиамериканизм в том, чтобы быть против свободы.
Послушайте, я служил в армии.
Я жил в эру Гражданских Прав.
Я взрослел в шестидесятые, когда активисты выходили на улицы протестовать против войны и экономической и расовой несправедливости.
Как специалист по конституционному праву я ежедневно защищаю людей, чьи гражданские свободы нарушены, среди них есть и студенты старших классов, которым запрещено в школе носить изображение американского флага на футболках якобы из-за опасений, что это может быть деструктивным.
Я осознаю, какую цену надо заплатить за нашу свободу.
Быть ответственным гражданином означает приходить в ярость из-за утраты свобод других людей, пусть даже вашим свободам нет прямой угрозы.
Создатели Конституции прекрасно знали, что когда бы и где бы демократическое правительство не терпело неудачу, происходило это из-за того, что люди отказывались от своей ответственности, как гарантов свободы. К тому же они знали, что когда бы в истории люди не отказывались нести ответственность, возникал авторитарный режим, который отказывал в итоге людям в праве управлять самими собой.
Граждане должны иметь желание встать и бороться за защиту своих свобод. И если нужно, то это повлечёт за собой и публичную критику правительства.
Истинный патриотизм — в действии.
Никогда в американской истории не было более насущной нужды укреплять барьеры в Конституции, возведенные основателями с целью контроля правительственной власти и нарушений.
Сегодня мы не только больше не властны над своими телами, семьями, собственностью и жизнями, но правительство продолжает отнимать те немногие права, которые у нас ещё остались — свободно высказываться и самим думать.
Если правительство сможет контролировать высказывания, оно сможет контролировать и мысли, и, следовательно, будет иметь контроль над умами граждан.
Друзья мои, давайте не дадим сделать из нас дурачков.
Постоянные попытки правительства подавить законные протестные действия направлены на то, чтобы направить мощное послание — в американском полицейском государстве вы либо патриот, который следует правительственному диктату, либо вы пария, подозреваемый, преступник, нарушитель порядка, террорист, радикал, революционер.
Но, затыкая гражданам рот, удаляя конституционные препятствия, которые позволяют людям высказывать свои мысли, озвучивать жалобы и вносить вклад в широкий диалог, который, будем надеяться, в итоге приведёт к более справедливому миру, правительство умышленно подливает масла в огонь, создавая обстановку, в которой насилие становится неизбежным.
Когда не преград — когда нет никого, кто бы услышал людей, поскольку правительственные представители настолько отдалились от избирателей — тогда выстраивается разочарование, нарастает гнев, люди становятся более уязвимы и отчаянно стремятся вынудить к обсуждению.
И снова, возможно, в этом и состоит план правительства.
Как предостерегал Джон Ф. Кеннеди в марте 1962 года,
Те, кто делает невозможной мирную революцию, сделает неизбежной революцию насильственную.
Правительство делает насильственную революцию неизбежной.
Как посадить нацию под замок?
Сеять среди граждан недовольство и страх.
Учить граждан не думать, а пассивно принимать всё, что им говорится, будь то с помощью корпоративных СМИ или представителей правительства.
Промывать мозги гражданам, чтобы они верили, что правительство делает всё ради их блага, а любой выступающий против правительства — враг.
Приучить к состоянию чрезвычайного положения, осуществляемого солдатами под видом полицейских, но с боевым оружием.
Довести всё до поляризации, чтобы граждане не могли объединиться и совместно восстать против правительства.
Создать обстановку, в которое молчание — золото, а тех, кто высказывает свое мнение, заглушают.
Распространять пропаганду и ложь.
Упаковать полицейское государство в риторику политиков.
А затем, когда и если люди в итоге проснутся и осознают тот факт, что правительство не является и никогда не было их другом, когда слишком поздно становится для мирных протестов и всё, что остается у них как средство против тирании — это насилие, использовать все инструменты, которые так тщательно накапливались: милитаризованная полиция, преступные базы данных, системы надзора и идентификации, частные тюрьмы и законы о протестах; и граждан можно заткнуть уже навсегда.
Разделяй и властвуй.
Это одна из древнейших военных стратегий, и она оказалась наиболее эффективным оружием полицейского государства для сохранения статус-кво.
Как завоевать нацию?
Отвлеките население, пусть оно смотрит на экраны, на спорт, развлекательные спектакли, политические цирки и материализм.
Удерживайте их внимание на различиях — экономических, религиозных, по окружающей среде, политических, расовых — чтобы оно никогда не могли согласиться хоть с чем-то.
А затем, когда они настолько разделены, что уже неспособны объединиться силы против общей угрозы, начинайте их выхватывать одного за другим.
Как я прояснил в своей книге «Поле боя — Америка: война против американского народа», то, чему мы стали сейчас свидетелями — всего лишь последняя реинкарнация плана сражения правительства за подавление любых искр сопротивления и сохранение населения под контролем: цензура, надзор, тактика боевых действий, боевое вооружение и полная приостановка действия Конституции.
Примечания:
* — Отрезок музейно-парковой зоны в центре г. Вашингтона между Капитолием и мемориалом Линкольна, хотя официально так называется участок между Капитолием и памятником Вашингтону. Разрабатывая проект, его автор Пьер Ланфан ориентировался на планировку Парижа и Версаля и называл свое детище «Большим проспектом». По обеим сторонам этого длинного широкого газона расположены многие столичные достопримечательности, в том числе музеи Смитсоновского института. Место гуляний и массовых демонстраций. Находится в ведении Службы национальных парков.
** — марши на Вашингтон: массовые митинги, манифестации, шествия и другие акции протеста, проходящие в центре г. Вашингтона. Одним из первых был марш 1 мая 1894 года «армии Кокси», участники которого были арестованы полицией за «посягательство на право собственности», которое они якобы нарушили, поднявшись на ступени Капитолия. Внушительным событием стал поход на Вашингтон безработных ветеранов первой мировой войны 1932 года, разогнанный войсками генерала Макартура. Крупнейшей акцией протеста второй половины XX в. считается 250-тысячный марш борцов за гражданские права негритянского населения в августе 1963 года, закончившийся грандиозным митингом на Эспланаде между памятником Вашингтону и мемориалом Линкольна. Он был заранее поддержан президентом Дж. Кеннеди и прошёл организованно и мирно. Перед его участниками со знаменитой речью выступил М. Л. Кинг. 15 апреля 1967 года прошёл крупнейший антивоенный марш студентов на Вашингтон, в котором приняли участие свыше 200 тыс. человек.