Я остро это почувствовал, когда проезжал через Брюссель — как его иногда называют, «столицу Европы» — несколько недель тому назад. Там можно почувствовать фундаментальный сдвиг во взглядах. Что ты думаешь о ситуации в этих так называемых «прогрессивных» обществах?
ДК: Когда я впервые побывал в Брюсселе в 1966-м, эта был восхитительный небольшой городок. Вы могли пойти в центр и увидеть «писающего мальчика», потусоваться на Рыночной площади, взять недорогую порцию жареной картошки с пивом и легко почувствовать себя своим. Все, кого вы видели, были более или менее представителями Западной Цивилизации.
Прошлый раз я там был около пяти лет назад, всё изменилось.
Я предполагаю, что в следующей поездке вы обнаружите , что большинство людей — мусульмане либо с Ближнего Востока, либо из Африки к югу от Сахары. В чём же дело?
ДБ: Я бы так и сказал, да. Я остановился прямо у Рыночной площади и определённо был в числе меньшинства… и это было более, чем очевидно.
На первый взгляд там мешанина религиозных ультраконсервативных взглядов наряду с политическими ультра-прогрессивными предчувствиями — по сути, исламисты и нео-марксисты, соответственно. Они объединены в какое-то странное зелье, которое иногда называют «мультикультуризмом»… что бы это не означало.
Обе эти всё более экстремистские фракции придерживаются позиций и выражают взгляды, которые и вы, и я признали бы анафемой дорого доставшимся ценностям просвещения — идеям, например, Томаса Пейна или Бенджамина Франклина.
Итак, вот к чему вы приходите — с одной стороны растущий необычный процент населения, которое считает, к примеру, что соответствующим наказанием за рисование карикатур является ответное насилие, в том числе внесудебные убийства.
Затем, с другой стороны, существует движение Политической Корректности, где все культуры вроде как равноценны, и не имеет значения насколько дурные и деструктивные основополагающие идеи, как оказалось, есть в их прошлом. Между этими двумя нет совершенно никакого пространства для честной диалектики.
Вы представляете, как эта напряжённость проявляет себя? Неужели Брюссель — своего рода канарейка в угольной шахте?
ДК: Что ж, я понимаю, что в и вокруг Брюсселя около 50 000 работников ЕС с полной занятостью. Не считая привлечённых консультантов, лоббистов, юристов и прочих нахлебников. Поскольку эти люди не производят абсолютно ничего — они просто высоко оплачиваемые паразиты — в Брюсселе сейчас крайне перекошена экономика. По-видимому, это место переполнено еврократами, мигрантами и борцами за социальную справедливость.
Вероятно, это плохо кончится.
ДБ: Конечно, никакое общество не является — и никогда не было — полностью статичным. Люди переезжают по свету, перебираются на новые, далёкие места. На самом деле, это одно их тех положений, которое мы поддерживаем перед нашими читателями уже многие годы —интернационализация мнений.
Некоторые читатели, без сомнения, понимают, что для продвижения более свободного общества существуют необходимые фундаментальные ингредиенты, причём основная цель состоит в процветании отдельного человека и наличии гражданских свобод. И всё же многие также понимают, что некоторые культуры активно враждебны этим основным ингредиентам — свободе слова, например, свободе исповедания или не-исповедания определённой религии.
Как уравновесить эти две вещи, когда речь идёт о масштабной миграции?
ДК: Я вам предложу идеальное решение. Совершенно ненасильственное и с нулевыми затратами. Вся проблема миграции была бы академической, если бы соблюдались два простых принципа.
Номер один: Не дать системе социальной поддержки утонуть в паразитах, людях, которые не поддерживают сами себя. Особенно это касается людей из стран «чертовых дыр» — другой расы, религии, языка и традиций — чьим основным умением оказывается попадание в систему социальной поддержки. Идеалом стала бы отмена государственной поддержки всех вообще, конечно, но на данный момент это политически невозможно.
Номер два: Вся собственность, а под нею я подразумеваю улицы, мосты и парки — всё — должна быть в частном владении с жёстко закрепленным правом собственности. Не имеющая владельцев собственность привлекает захватчиков помещений и бродяг. Совсем другое дело — туристы и приглашённые гости.
Если всё на 100% приватизировано и нет никакой системы социальной поддержки, то не было бы и проблемы мигрантов. К тому же исчезли бы и многие другие проблемы. Я понимаю, что предлагать подобное решение можно только отвлечённо. Общество слишком коррумпировано, а социализм и культурный марксизм слишком укоренились, чтобы можно было ожидать перемен. Перемены маловероятны, пока вся эта неразбериха не обвалится.
Но это на следующую пару поколений — в Европу будут вторгаться иностранцы. Главным образом из мусульманских стран, ведь в Африке будут миллиарды, в буквальном смысле миллиарды людей, неспособных прокормиться на континенте. К 2100 году 45% мирового населения будет из африканских стран южнее Сахары.
У каждого молодого африканца есть смартфон, они вполне в курсе о преимуществах жизни на севере. Они чувствуют, и это верно, что европейцы находятся в состоянии упадка и больше не ценят свою собственную цивилизацию. Они захотят в Европу, это вполне понимаемо. Европейцы не способны их остановить, разве что отстреливаться из автоматов, когда их лодки приближаются к берегу. Это будет очень большая проблема.
Если Брюссель сегодня плох, то я ожидаю, что ближайшие годы станет намного хуже.
ДБ: Говоря о вашей идее относительно частной собственности, как решении большой проблемы. Я на самом деле взял пиво, будучи в Брюсселе, в том самом ресторане, где Карл Маркс закончил свой «Капитал», в котором он (печально) известно призвал к отмене частной собственности. И там я разговорился с приезжим профессором, который поделился со мной следующим анекдотом…
Хотя он и был общепризнанным сторонником государственной собственности, Маркс купил участок на весьма привилегированном Хайгейтском кладбище в Лондоне, где хотел быть похороненным. Сегодня его сторонники платят по $6 за то, чтобы выказать своё уважение своему покойному товарищу по оружию. Благодаря постоянному потоку доходов, трава там хорошо подстрижена, а сама могила в превосходном состоянии.
Могила Адама Смита же, которую я посетил, когда недавно побывал в Эдинбурге, в Шотландии, находится в государственной собственности, неподалеку от Королевской Мили. Печально это говорить, но она в полном небрежении, вокруг повсюду мусор, сигаретные окурки, и даже спящие в парке люди. Это полное неуважение… очень государственноеполное неуважение.
Смит был, конечно, полным сторонником превосходства частной собственности над государственной. Увы, после смерти он и Маркс поменялись местами…
ДК: Это крайне… неправильно. И действительно хорошо сказано. Крайней иронично. То, что вы ожидаете, произойдёт с упадком культуры, когда всё переворачивается вверх дном.
ДБ: Возможно, на этом и стоит остановиться сегодня. Ещё раз спасибо за потраченное время, Дуг.
ДК: Это было удовольствием. До следующего раза, Джоэл.