Лондон - Когда Тереза Мэй появится на сцене во время ежегодного собрания Консервативной партии, которое состоится на этой неделе, ей придется применить всю свою решительность, чтобы заглушить тиканье невидимых часов.

До неконтролируемого выхода Великобритании из Европейского Союза осталось 180 дней. Затем их будет 179, 178…

После двух лет переговоров, Великобритания начала важный процесс, известный под названием Брексит. Ограждающий слой времени, который защищает страну от потенциально неудачного развода с Евросоюзом, становится все тоньше. Скоро он совсем исчезнет, и вокруг страны сомкнутся новые масштабные торговые ограничения.

Что это может означать для рядовых британцев, иногда просачивается в газеты, порой, например, в связи с утечками информации из секретных правительственных докладов: Северную Ирландию с остальной сушей связывает лишь один энергетический канал, поэтому невыгодный Брексит может привести к веерному отключению электроэнергии и скачку цен, энергетическая система может не выдержать, вынудив военных переместить генераторы из Афганистана в Ирландское море.

Имея в виду дедлайн, назначенный на 29 марта, правительство выбрало министра, который должен гарантировать поставки продуктов питания. Фармацевтические компании планируют обзавестись шестинедельным запасом жизненно важных медикаментов вроде инсулина и обсуждают возможности авиапоставок лекарств в страну на то время, пока импорт вновь не наладится. Это если самолеты все еще смогут приземляться в Великобритании — что внезапно оказалось под сомнением, после того как правительство признало, что авиаперелеты теоретически могут быть приостановлены в результате внезапного выхода страны из ЕС.

Во многих отношениях страна остается в том же самом положении, что и была утром на следующий день после референдума 2016 года: без какого-либо четкого плана.

Британские лидеры погрязли в борьбе и продолжают представлять противоречащие друг другу идеи по схеме выхода, в то время как обратный отсчет Брексита вступил в свою финальную фазу. Те, кто поддерживают так называемый «мягкий» Брексит, стремятся, чтобы Великобритания оставалась тесно связанной с европейскими экономическими правилами и стандартами, чтобы свести к минимуму ущерб для торговли. Сторонники «жесткого» Брексита хотят ровно противоположного: распрощаться с Европейским таможенным союзом и единым рынком и развязать Великобритании руки, чтобы та могла разработать собственные торговые правила.

В пятницу Борис Джонсон (Boris Johnson), бывший министр иностранных дел и предводитель лагеря сторонников жесткого Брексита, призвал перезапустить переговоры в более суровой манере, намекнув, что в ближайшие недели он может попытаться свергнуть Терезу Мэй.

Джереми Корбин (Jeremy Corbyn), лидер оппозиционной партии лейбористов, на прошлой неделе собрал свои войска в Ливерпуле и можно сказать пообещал, что, какую бы сделку ни предложила Тереза Мэй, парламент ее провалит.

В то же время царит странное спокойствие, словно страна замерла и ждет, обрушится ли шторм на сушу. В Твиттере романист Роберт Харрис (Robert Harris) недавно сравнил царящую атмосферу с месяцами незадолго до вступления Великобритании в Первую мировую войну, когда власти беспомощно смотрели, как водоворот событий затягивает их в глобальный конфликт.

«Мы просто катимся к обрыву, и никто нас не остановит», — сказал Билл Уолси (Bill Wolsey), которому принадлежит сеть отелей, пабов и ресторанов в Белфасте, Северная Ирландия.

Резкий Брексит увеличит цены на поставку продуктов и электричество в Северной Ирландии на 20% и может сократить поток туристов из Европы, на которых главным образом ориентируется его бизнес.

«Странные времена, — говорит он. — Сколько уже раз в истории мы слышали о том, что все уладится — а потом ничего так и не улаживалось? Лично я думаю, что ничего не уладится».

«Еще труднее»

В течение этих двух лет, которые прошли с голосования в 2016 году, британцы перебирали аргументы за и против выхода из Европейского союза.

Был ли Брексит, как сказал бы Борис Джонсон, актом освобождения, который вдохнет жизнь некогда гордую имперскую державу? Или он был, как настаивают его оппоненты, проявлением ярости населения, ощущающего себя отставшим от глобального капитализма и подстрекаемого фальшивыми обещаниями политиков и таблоидами, раздувающими ксенофобию?

Раскол в кабинете Терезы Мэй был так глубок, что ей потребовалось два года, чтобы выработать предложение, названное «План Чекерс» в честь ее загородной резиденции, где оно и было сформулировано. Согласно этому плану некоторые из тесных экономических связей Великобритании с Союзом будут сохранены.

Тереза Мэй говорит, что ее план позволит обойтись без проверок на границе между Северной Ирландией, которая является частью Великобритании, и Ирландией, которая останется в Европейском Союзе. Но этот план был разнесен в клочки во время саммита в австрийском Зальцбурге, поскольку европейские лидеры решили, что он слишком уж похож на похвальбу Бориса Джонсона о том, что благодаря Брекситу, Великобритания сможет и рыбку съесть, и косточкой не подавиться.

«Все, кто говорит, что мы спокойно проживем и без Евросоюза, что все будет хорошо, и будет много денег, — лжецы, — заявил президент Франции Эммануэль Макрон. — Это тем более верно, что на следующий же день они ретировались, чтобы не заниматься этим».

По прибытии домой премьер-министру не стало легче — сторонники Брексита в ее собственной партии начали громко выражать свое мнение.

«Тереза Мэй начала трудный путь, — сказал на прошлой неделе парламентарий от Консервативной партии Эндрю Бриджен (Andrew Bridgen) незадолго до начала конференции тори. — Она нахлестывает свою лошадь по имени Чекерс. А это все равно, что нахлестывать мертвую лошадь. И я вообще не уверен, что это не последняя лошадь, на которой ей доведется проехать».

До запланированного Брексита осталось шесть месяцев, а Великобритания зависла в пустоте, не способная ни продвинуться вперед, ни пересмотреть сам Брексит, не рискуя при этом получить отрицательную реакцию от голосовавших за выход.

Сторонники Терезы Мэй в частном порядке говорят, что затягивание — хорошая переговорная тактика, и что Мэй будет использовать все больше рычагов влияние по мере приближения к краю пропасти. В этом есть доля правды. Другие европейские страны могут экономически пострадать от неконтролируемого Брексита. А ее критики в парламенте, где у нее нет реального большинства, могут пойти на любое ее предложение, если единственной альтернативой будет неизбежный хаос.

Ее команда не считает опасности серьезными, по крайней мере, пока.

«Конечно, есть риск кратковременной дестабилизации», — сказал министр по Брекситу Доминик Рааб (Dominic Raab)в последнем интервью для международных СМИ.

«С некоторыми из этих опасностей мы сможем справиться, других способны избежать», — сказал он, хотя и признал, что это не полностью в его власти, и что для того, чтобы избежать дестабилизации, потребуется «добрая воля обеих сторон».

Даже если Терезе Мэй удастся протащить и согласовать какой-то план — а многие считают, что это ей удастся — этот спектакль с парализованной на два года Брекситом страной в главной роли еще долго будет отражаться на том, как Великобританию воспринимают в мире, сказал Клифф Капчан (Cliff Kupchan), председатель консалтинговой фирмы «Евразия Груп» (Eurasia Group).

«Из-за этого Великобритания выглядит расколотым и раздробленным государством, каким она и является, — сказал он. — Это страна, которая сосредоточена на себе, с бесконечно неустойчивой политикой, и у которой, очень вероятно, и в будущем будут проблемы с тем, чтобы находить решения по многим вопросам. Это нехорошо. Это забуксовавшая политическая система с глубокими внутренними проблемами. Шестеренки стачиваются все больше, и этот процесс продолжится».

«Очевидного выхода нет»

Если Терезе Мэй удастся достигнуть соглашения с Европейским союзом, а затем провести его через парламент, это запустит 20-месячный период, во время которого мало что сможет измениться до тех пор, пока не будут разработаны детали будущей торговли. А пока что многие бизнесмены готовятся к худшему.

Чарльз Оуэн (Charles Owen), владелец баров и ресторанов для британских туристов в Альпах, принял «очень болезненное» решение продать два из своих четырех заведений. Но ситуация все равно остается «пугающей», говорит он, поскольку некоторые из его сотрудников, среди которых много британцев, могут потерять разрешение на работу в Евросоюзе после 29 марта.

«Я понятия не имею, что станет со статусом тех людей, которые сейчас работают в моих барах и ресторанах, в последние четыре недели этого горнолыжного сезона, — говорит он. — Очень страшно».

В отчете «Барклайс Банка» (Barclays Bank) предполагается, что резкий выход из Европейского Союза обойдется пищевой и алкогольной индустрии в 9,3 миллиарда фунтов или примерно 12 миллиардов долларов дополнительных пошлин, с новой усредненной пошлиной в 27 %.

«Это выглядит очень пугающе, — сказал Ян Райт (Ian Wright), председатель правления директоров Федерации производителей продуктов питания и напитков, представляющей большую часть этого сектора. — И никакого очевидного выхода нет».

Фармацевтическая компания «АстраЗенека» (AstraZeneca) сообщает, что потратила 40 миллионов фунтов или примерно 52 миллиона долларов на дублирование некоторых из своих объектов на континенте, чтобы следующей весной не было перебоев в поставках.

Этим летом один из ведущих регламентирующих органов Великобритании в сфере здравоохранения напугал диабетиков, предупредив их в интервью для «Фармацевтического журнала» (The Pharmaceutical Journal), что поставки инсулина могут прекратиться. Британские производители обеспечивают лишь небольшое количество необходимого гражданам страны инсулина.

«Мы должны гарантировать, что этого не случится, — сказал Майкл Роулинс (Michael Rawlins), председатель Государственной службы по лекарственным средствам. — Это может стать реальностью, если мы не будем действовать сообща. Мы не может вот так вдруг начать производить инсулин — но это надо обязательно уладить, без вариантов».

47-семилетний журналист Джим Мур (Jim Moore), которые четыре раза в день колет себе инсулин, написал о том, что испытает беспокойство насчет поставок инсулина, несмотря на заверения, полученные от чиновников.

«Все равно есть ощущение, что они просто не допускают, что такое может произойти, — сказал он в одном интервью. — Царит какое-то ложное спокойствие. Как будто мы просто стоим и ждем, как на вокзале, говоря: "Да ладно, в конце концов это все уладится". И мне это не дает покоя, потому как, а что, если нет?»