Российские руководители сразу выразили полную поддержку начавшемуся американо-северокорейскому диалогу и возможной встрече в верхах лидеров этих стран. Довольно характерным было высказывание члена комитета по международным делам Государственной думы РФ А. Морозова: «Это в принципе укладывается в американский менталитет. Они действуют по ковбойскому принципу, то есть уважают сильных, а слабых презирают. Поскольку Северная Корея сумела продемонстрировать, что обладает оружием, способным достичь США, то, соответственно, они показали силу, а с сильными американцы всегда договариваются… Нам очень хочется надеяться, что этот диалог состоится». 

Министр иностранных дел России С. Лавров представил более взвешенную оценку. «Я не буду комментировать вопрос о том, достигнута ли эта договорённость о проведении контакта на высшем уровне между Пхеньяном и Вашингтоном за счёт давления санкций. Я думаю, что каждая сторона желает свою трактовку преподнести как правильную. Давайте не будем рассуждать о том, что послужило причиной такой договорённости. Главное, что она есть, а ещё важнее, чтобы эта договорённость реализовалась. И закончилась не просто разговором, а открыла бы путь к возобновлению полноформатного политического переговорного процесса с целью урегулирования ядерной проблемы Корейского полуострова на основе имеющихся принципов, которые были одобрены на шестисторонних переговорах и в СБ ООН».

Подойти к решению этой задачи («возобновление полноформатного политического переговорного процесса») крайне важно. Как уже отмечалось, северокорейские дипломаты, вероятно,  предпримут максимум усилий для того, чтобы смягчить крайне жёсткую позицию Вашингтона по немедленной денуклеаризации и начать двигаться к этой цели поэтапно, через первоначальное временное замораживание ракетно-ядерной деятельности на основе параллельных шагов. То есть, по сути, попытаются подтолкнуть США к движению в рамках модели, похожей на российско-китайское предложение от 4 июля 2017 г. о двойной заморозке и трёхэтапном плане урегулирования корейской проблемы.

И здесь необходимо подчеркнуть, что первый этап, который предусматривался совместным предложением России и КНР о поэтапном разрешении кризиса на полуострове, – предложением, официально никем не поддержанным, а в Вашингтоне громогласно отвергнутым, – практически уже завершён. Конфликтующие стороны начали снижение военной активности и перешли от угроз взаимного уничтожения к подготовке серьёзных, возможно, исторических по своему значению переговоров в верхах. 

Вместе с тем нельзя не видеть, что  начавшийся довольно бурный политико-дипломатический процесс несёт и новые вызовы национальным интересам России, а также КНР. Понимая, что положение РФ и положение КНР в контексте корейской проблемы различаются, будет всё же не лишним познакомиться с размышлениями Пекина  на этот счёт.

Учитывая натянутые отношения между Пекином и Пхеньяном в последние пять лет (по крайне мере, до визита Ким Чен Ына в Китай 25-28 марта), китайские политологи, наблюдавшие за резкими изменениями политической ситуации на Корейском полуострове и вокруг него (стремительное межкорейское сближение, наметившийся американо-северокорейский диалог, сенсационное решение о скором проведении саммита США – КНДР), выражали глубокую озабоченность возможным появлением новых угроз национальной безопасности КНР.  В Китае, например, откровенно ставили вопрос о том, не перейдёт ли КНДР в результате возникшей  дипломатической турбулентности целиком и полностью на строну США в их противостоянии с Китаем. Китайские аналитики допускали в случае успеха встречи Д. Трампа и Ким Чен Ына появление смычки между Пхеньяном и Вашингтоном на антикитайской основе. Рассматривался даже такой вариант, что в обмен на снятие санкций, полную нормализацию отношений и американскую помощь КНДР сможет стать квазисоюзником США и проводить согласованную с Вашингтоном политику по дестабилизации обстановки на границах Китая с целью помешать реализации программ развития КНР в её трёх северо-восточных провинциях.

Продолжая выстраивать такие предположения, китайские эксперты не исключали даже вероятности возникновения  вооружённых инцидентов на границе с КНР, способных перерасти в локальный двусторонний военный конфликт. В период культурной революции  в Китае такие прецеденты имели место. Так, Вьетнаму в 1979 году уже довелось воевать против КНР, хотя до этого Пекин и Ханой были  союзниками. Обострённое восприятие китайскими представителями новых угроз возникало ещё и потому, что накануне мартовского дипломатического прорыва произошло символическое событие: в порт Дананг впервые после Вьетнамской войны совершил заход американский авианосец.

Опасения китайских аналитиков и прогнозирование ими различных, в том числе сугубо негативных, вариантов развития событий доходили до рассмотрения гипотетического противостояния вдоль китайских границ на «двух фронтах»: на северо-востоке и юго-востоке, в рамках реализации политики Вашингтона по окружению КНР.

Конечно, характер отношений между Москвой и Пхеньяном иной, России удаётся сохранять и развивать дружественные отношения и сотрудничество с КНДР (в этом смысле недавние «китайские страхи» России не касаются), но тем не менее новые вызовы становятся реальностью. Нельзя исключать, что в случае успеха двух саммитов (КНДР – Республика Корея, КНДР – США) роль России в корейских делах может снизиться. Это может выразиться в сокращении российского присутствия в межкорейском урегулировании, в решении ядерной проблемы Корейского полуострова, в степени влияния России на КНДР и РК, в возможном неучастии Москвы в будущих переговорах. 

О каких многосторонних переговорах может идти речь в случае продолжения дипломатического процесса после двух саммитов? Из Сеула звучат различные идеи, в том числе о трёхсторонней модели (США – РК – КНДР). В Пекине ряд политологов стали вспоминать четырёхстороннюю структуру (США – КНР – КНДР – РК). Россия по-прежнему считает оптимальным шестисторонний формат переговоров, но сейчас трудно сказать, кого стало больше: сторонников или противников  проверенного жизнью шестистороннего дипломатического формата. Не волновать такое развитие событий не может. Следовательно, от Москвы требуется выработка новой политики с целью нейтрализации возможных последствий, неблагоприятных для российских интересов.

Ещё один важный вопрос  – место проведения саммита США – КНДР. Предсказать, какое место будет выбрано, сложно. Учитывая известные особенности характера Д. Трампа, в том числе его экстравагантность, нельзя полностью исключать, что он прилетит в Пхеньян или на 38-ю параллель в пограничный Пханмунчжом, хотя это и маловероятно.  Какая третья страна может принять двух лидеров? КНР? Россия? Стран, желающих предоставить посреднические услуги и свою территорию для американо-северокорейского саммита, достаточно. Это и нейтральная Швейцария, и Швеция, представляющая внешнеполитические интересы США в КНДР, и Монголия, гордящаяся тем, что имеет конструктивные отношения с обоими корейскими государствами. Есть и другие. Вероятна также встреча Трампа и Ким Чен Ыра на полях какого-либо крупного международного форума. Так или иначе, России необходимо предпринимать продуманные и последовательные усилия, чтобы выработать приспособленные к меняющейся обстановке стратегию и тактику действий и остаться активным участником новых процессов на Корейском полуострове.