Рассуждения американца о том, почему дети в школах убивают друг друга, а страна стремительно катится к развалу.
"Америка сегодня вызывает неподдельное удивление по всему миру — расстрелы в школах, как, например, в школе Коламбайн, и многие сотни убитых в Чикаго, Балтиморе и других городах. В других развитых странах такого не происходит.
В Америке до недавнего времени такого тоже не было. Что же изменилось? Те, кому сегодня менее сорока лет, никогда не видели эту страну нормальной. Поэтому позволю себе перечислить те вещи, которые изменились. Не буду даже начинать с шаблонного: «Клянусь, когда я был маленьким, мы часами могли развлекать себя с помощью пары палочек и веревочки». Давайте сравним сегодняшнюю Америку с Америкой пятидесятых и шестидесятых годов с социологической точки зрения и без ностальгирования.
Мне кажется, ряд социальных изменений привели к тому, что дети сегодня испытывают огромный стресс, которого не испытывали дети моего поколения. К примеру:
В моей сельской школе в штате Виргиния не было расовых трений. Мы все были белыми — учителя, ученики и родители.
Черные дети ходили в свою отдельную школу. Мы с ними практически не контактировали. Никакой вражды мы к ним не испытывали, мы просто никак с ними не контактировали. В обстановке отсутствия контактов между нами не существовала и проблема разницы в академической успеваемости. Интеграция черных сыграла с ними злую шутку, потому что черные дети скатились на дно, когда она произошла. О причинах падения их успеваемости после интеграции можно спорить, но сам факт оспаривать невозможно.
Не было и особых проблем с черной преступностью. Точнее, черной преступности не существовало. И уж, конечно, черные не расстреливали ни друг друга, ни лиц других рас. Не расстреливали никого и мы, по тем же причинам, по которым никого не расстреливали черные.
Разводы были очень редкими, то есть у всех у нас были родители. Можно спорить о том, лучше ли несчастливым парам оставаться вместе или разводиться, но в то время они оставались вместе, и именно этим были обусловлены иные социальные показатели в то время (если верить статистике). Социальные программы Великого Общества еще не уничтожили черную семью, а именно наличие семьи, на мой взгляд, обусловливало низкую преступность.
Наркотиков не было. Они появились только в шестидесятых годах. Лишь немногие из нас когда-либо слышали о марихуане. Книгу «Голый обед» я читал в подпольной копии. Вот и все. Мы пили много пива.
Во всей нашей школе был лишь один, и то не очень жирный, ребенок. Почему? Полагаю, потому что мы были чрезвычайно физически активными. В школе были занятия физкультурой, команды по футболу, баскетболу и т.д. Летом дети из семей военных, служивших на базе Далгрин, проводили время в бассейне этой военно-морской базы или купались в ближайшей речке, ходили на каное, катались на велосипедах, играли в теннис. Жившие на фермах кололи дрова, убирали сено. Зимой все часами катались на коньках. Моя подруга Глория вставала в 4 часа утра вместе с папой, чтобы помогать ему с ловлей крабов на реке Потомак. Несмотря на свою женственность, она была такая сильная, что могла легко перекинуть какой-нибудь Фольскваген через четырехэтажное здание. Повторю, я тут не ностальгирую, а лишь отмечаю биологические факторы, имевшие свои последствия.
Физическая подготовка имеет психологические последствия. Например, ADHD тогда не существовало. Мальчики — это соперничающие, физически активные животные, которым жизненно необходимо растрачивать свою энергию. Скука и вынужденная бездеятельность для них ужасны. Ежедневные игры в баскетбол по два-три часа позволяли им растратить свою энергию. Если заставлять мальчиков просиживать в школе часами без перерыва и с минимальной физической активностью, они будут чувствовать себя ужасно. А если при этом их еще насильно пичкать Риталином, который из группы амфитаминов, то они будут не только чувствовать себя ужасно, но у них еще и химия мозга изменится. Вряд ли это можно назвать хорошей идеей.
Половые отношения и их последствия тогда были другими. Мы знали, что половые отношения существуют. Но вряд ли могли сказать о них что-либо еще. Культура была такова, что ни о каком сексе с девочками-подростками не могло быть и речи. Когда сегодня семнадцатилетние юноши или тридцатипятилетние мужчины овладевают девочками, только вступившими в половую зрелость, это наносит девочкам непоправимый ущерб. Вдоволь погулять, пока молодой, в наше время относилось только к мальчикам.
Социальная установка была такова, что девочки должны были оставаться девственницами до свадьбы. Полагаю, что немногие действительно следовали этой традиции, однако необходимость притворяться плюс страх беременности, когда еще не было противозачаточных таблеток, позволяли девушкам отказывать ухажерам по своему усмотрению. Появление же противозачаточных таблеток и распространение практики абортов превратили девушек в товар. Если Сэлли всем отказывала, а Мэри — нет, то юноши со своими бушующими гормонами шли к Мэри. Вот так девушки потеряли контроль над экономической стороной половых отношений и то уважение, которое этот контроль им обеспечивал. Последствие этого — стресс.
Анорексии и булимии не существовало. Никто и слов таких не знал. Мне кажется, и то, и другое — это ни что иное, как реакция на стресс.
Неопределенность может быть очень сильным фактором стресса. Мы не страдали особой неопределенностью в отношении нашего будущего, в том смысле, в котором страдает сегодняшняя молодежь. Мы считали, что всегда найдем работу, и всегда ее находили. Для плохо успевающих в школе детей находилась работа секретарями или охранниками на военно-морской базе Далгрин, причем это были федеральные рабочие места со щедрым социальным пакетом. Чуть подальше — в Детройте — было огромное количество рабочих мест с зарплатами, которые казались нам тогда просто астрономическими. Те из нас, кто шел поступать в высшие учебные заведения, то есть те, у кого родители имели высшее образование и у кого была хорошая успеваемость, знали, что могут найти работу в абсолютно любой полюбившейся отрасли. Никому и в голову не приходило работать бариста в Старбаксе, живя в подвальном этаже родительского дома.
Присутствовала социальная мобильность, а девочек еще не приучили чувствовать себя жертвами всего и вся. Из шестидесяти человек моего школьного выпуска две девушки стали физиками, а мой приятель Франклин, из простой семьи без высшего образования, стал инженером-электронщиком. Шерри, которая была на год младше меня, стала ядерным биологом. Насколько я помню, все они были из простых семей без высшего образования. Значит, были и другие.
Очень важно то, что школа была вне политики, хотя мы даже и не осозновали этого. Школа была местом изучения алгебры и географии (или, по крайней мере, местом отсидки уроков). Учителя — и мужчины, и женщины — воспринимали это как само собой разумеющееся. Белым детям не вдалбливали без конца, какие они плохие и что от них одни проблемы по всему миру. Мальчикам не говорили, что мужественность вредоносна. Истерика из-за мнимых изнасилований еще была в будущем. Маленьких мальчиков полицейские не выволакивали из школы за то, что они нарисовали вооруженного солдата. Сама идея присутствия полиции в школе казалась тогда сумасшествием.
Моя жена Виолета недавно сделала интересное замечание. Она сказала, что сегодня молодежь выглядит лет на десять моложе своего реального возраста. Похоже, она попала в точку. По крайней мере, в СМИ и академическом мире люди возраста 35-и лет напоминают мне несовершеннолетних из шестидесятых годов, демонстрирующих тот же гормональный протест и лицемерие. Причем эти настроения проникли и в среднюю школу — та же злоба, поиск виноватых и позерство.
Мне кажется, феминизм играет огромную роль в развале общества в целом и в подталкивании юношей к экстремальным действиям. В мои школьные годы мальчикам было разрешено быть мальчиками. Никто не унижал мальчиков за то, что они мальчики, а девочек — за то, что они девочки. Никому подобное и в голову не приходило. Предвзятое отношение к мальчикам появилось позднее, а сегодня оно просто правит бал.
Все эти факторы оказали воздействие на общество в целом, но особенно на белых мальчиков. Им постоянно твердят, что быть белым стыдно, что любые проявления мужественности — патологичны, что они — лишь будущие насильники. Их приучают к мучительной скуке и бездеятельности, и накачивают лекарствами, если не действуют более мягкие методы. Они ходят в школы, где их не любят и где вся обстановка заточена против них. Многие из них — безотцовщина. И у всех имеется доступ к психоактивным веществам.
Алекс Джонс: магазин для маленьких трансгендеров — война против человеческой природы
И да, не говорите мне пожалуйста про то, что в наших школах творится тоже самое. Я прекрасно знаю о том, что творится. И знаю по какой причине - мы просто идем по тому же пути. И слава богу, что ни одно из ЧП в наших школах еще не закончилось смертью детей. Пока...