Биполярность XXI века

Биполярность XXI века

Модернизация прочно захватила 21 век: качественные скачки сегодня осуществляются не за счет прорывов, гениальных прозрений и великих открытий, они происходят буднично и почти рутинно за счет - всего лишь! - совершенствования уже имеющихся технологий. В наши дни не слышно ни о современных Ломоносовых, ни о Циолковских либо Эйнштейнах. Более того, сегодня и Нобелевские премии в области науки наиболее передовые ученые получают лишь спустя тридцать, а то и сорок лет как совершены их открытия, то есть тогда, когда наконец становится возможным технологическое освоение последних. Как гласит грустно-шутливая аксиома академика Гинзбурга: "Каждый ученый может получить Нобелевскую премию, если проживет достаточно долго". Столь странная задержка с общественным признанием происходит оттого, что великие ученые просто не могут быть чистыми техниками: их взоры всегда устремлены выше приземленной выгоды, на великое и далекое. Те же, кто получает премии быстро, в течение года-двух, чаще всего являются, во-первых, гражданами США, а, во-вторых, по сути, теми же техниками от науки. И они без промедления находят применение своим "новым знаниям". Стало быть, эти знания слишком приближены к уже имеющемуся технологическому уровню.

Мало того, сегодня наука наиболее успешна там, где она превратилась в бизнес-проект. Со стопроцентной гарантией можно предсказать: успех будет именно там, где в науку больше всего вложено денег и средств. А дешевая наука сегодня быстро удешевляет даже имеющийся экономический потенциал.

Но что, собственно, плохого в том, что знания сегодня развиваются шаг за шагом, не революционно, а эволюционно? Например, для сферы общественных знаний после всех переворотов конца 20-го века это можно оценить как благо. Лишь бы сохранялась поступательность движения, а не завихрения назад, что происходило в те же 90-е годы. Иными словами, лишь бы прогресс не останавливался.

Итак, сегодняшнее влияние прагматизма на гносеологический процесс, пожалуй, следует назвать положительным. Он не обеспечил науке рывок вперед или полное процветание, зато дал стабильность и четкие ориентиры поступательного развития. Что, в свою очередь, обеспечивает накопление сил для нового рывка.

А способна ли общественная сфера тоже превратиться в бизнес-проект? Очевидно, что полностью - нет, и, в первую очередь, потому, что пока невозможно найти консенсус по, казалось бы, простейшей проблеме: как оценивать эффективность такого проекта? То, что одним представляется выгодным, другим - наоборот, разорительным, ибо экономические интересы общественных слоев и общественных формаций (государств) слишком часто и слишком далеко расходятся. Но, быть может, прагматический подход, оценивающий всё с точки зрения рациональности и выгоды, применим к общественным отношениям хотя бы частично. Хотя бы к такой их специфической области как международная безопасность? Ведь здесь найти компромиссы и общие подходы вероятней всего. Ибо тут общая выгода - сохранение мира.

И второй вопрос - в какой мере технологический, модернизирующий подход к международной безопасности поможет ее эволюции?

Собственно, тот факт, что нынешний прогресс идет по пути модернизации уже имеющихся технологий, вовсе не умаляет масштабов этого прогресса. Вроде бы мелочное и рутинное совершенствование технологий открывает такой их внутренний потенциал, раскрывает такие технологические глубины и перспективы, что те вполне способны создать и новое научное знание, и новую реальность. А, точнее, вывести прогресс на новый этап, но, что особенно важно, без каких-либо переворотов. То же самое и в сфере безопасности.

Например, в авиации все еще не изобрели новый движитель и на основе все того же старого доброго реактивного двигателя совершают качественные скачки в самолетостроении. Совершенствуемая техника настолько отличается друг от друга, настолько далеко уходит каждый ее последующий этап, что ее стали делить на поколения. Кстати, сегодня актуальны и перспективны летательные аппараты пятого поколения.

Но это в технике, где происходит научно-технический, а не социальный прогресс. И где, кстати, трудно себе представить регресс - в отличие от общественных отношений! Как же обстоит дело с развитием такого социально важного военно-политического проекта как международная безопасность? К сожалению, наша система безопасности все еще находится на уровне 20-го века. 21 век, вроде бы, унаследовал ее, но, к сожалению, в полуразрушенном, фрагментарном виде. Одним словом, она не только не сделала за последние двадцать лет хотя бы шага вперед, а, скорее, наоборот - два назад! Истоки свои она находит еще в Ялтинско-Потсдамской системе, глобальный масштаб она приобрела в рамках биполярности, сбалансированность она черпала из военно-политического паритета между США и СССР, а нынешний однобокий характер, т.е. явный уклон к монополярности, у нее сложился в результате того, что баланс был разрушен вместе с разрушением Советского Союза. Иными словами, нынешнюю систему безопасности мы можем назвать до сих пор актуальной вовсе не потому, что она сохранила свои параметры, а потому, что другой даже мало-мальски эффективной безопасности у человечества просто не было, а эта хоть уберегла от глобального столкновения. И, как ни парадоксально, благодаря наличию в ней ядерного оружия - и от ядерной войны тоже. И все же человечеству просто больше не от чего отталкиваться, если только оно хочет строить архитектуру безопасности и дальше.

Однако надо признать, ныне существующая система безопасности настолько усечена после 1989 года, что практически не действует. И, наверно, ее модернизация, чтобы быть полноценной, должна идти параллельно с частичным восстановлением. Насколько это оправдано? И насколько рационально как технологический процесс?

В силу того, что система первого поколения зародилась в Европе, то, очевидно, и модернизацию следует начинать с этого континента. Тем более что европейская политика до сих пор остается ключевой в таких важных полях взаимодействия, как трансатлантические отношения и отношения Восток-Запад. Стало быть, это не просто географическая привязка, а нечто большее. Но вернемся к идее всеохватывающей модернизации, в том числе и общественной: если мы хотим иметь более совершенные системы международной безопасности второго и третьего поколения, значит, мы должны модернизировать самую последнюю по времени систему, оказавшуюся эффективной. И, значит, мы должны модернизировать знаменитую биполярность! Иного просто не дано...

Итак, мир стал перед необходимостью восстановления биполярности, только на новом историческом этапе и на новом уровне. Игроки будут прежние, Россия и США. Эти две суперсилы (супердержавы) являются материальной базой глобального баланса сил, а, значит, друг без друга - никуда. Если один игрок выпадает - баланс теряется, и мир в буквальном смысле перекашивается - катится к монополии. А монополия, даже американская - это застой. Если они оба в игре, тогда тоже остается дилемма: либо игроки идут на принцип и конфликтуют, либо договариваются.

Исторический опыт второй половины 20-го века учит, что на самом деле остался лишь один реалистичный вариант. А именно последний, вернее, крайний: Россия и США договариваются. Конечно, не по всем пунктам, а лишь по базовым. Когда-то нарушенные 11 правил, как вести стратегическую конкуренцию и при этом обоим не погибнуть - те самые знаменитые принципы советско-американских отношений, подписанные Л. Брежневым и Р. Никсоном в 1972 году - не должны пропасть даром. И не пропадут. Их смысловые потомки, понятные новому веку, не обязательно должны быть записаны на бумаге. Но они будут начертаны на скрижалях вынужденного прагматизма: "живи и дай жить другому", понятного всем и без слов. Произойдет негласный - или гласный - но все равно закрепленный на уровне джентльменских соглашений раздел сфер влияния между двумя супердержавами. Скажем, по такому образцу: СНГ - это сфера влияния России; Латинская Америка - Соединенных Штатов. Европа же поделена между игроками, - почти так, как предлагал еще Черчилль. Не хотите делить? Тогда ни у кого не будет никаких сфер влияния, а нестабильность центров силы перекинется на весь мир. А в этом никто не заинтересован, - ни маленькие, ни крупные игроки.

Сегодня доктрина Трумэна ("мы не пустим в следующий век не устраивающую нас экономическую систему") невозможна ни в какой новой редакции. Хотя бы потому, что у нас у всех с США одна экономическая система. Из этой системы не выпадает даже Белоруссия с ее "социально ориентированной экономикой". И все противоречия России и Америки нынче не носят временный характер, ибо зиждутся на более глубинной подоплеке, нежели идеология. И, стало быть, нельзя ожидать, что эти противоречия однажды исчезнут с победой или "саморазоблачением" одной из сторон. Эти противоречия вечны, ведь их глубинная подоплека - борьба за влияние, а, значит, в конечном счете, за выживание.

Империи могут гибнуть. Супердержавы, сцепленные биполярностью и пониманием, что единолично они править не смогут, выживут. И спасут мир от своей все уничтожающей конфронтации. Но прежде чем супердержавы подойдут к пониманию этой простой истины, они должны быть снова поставлены в жесткие (но не жестокие!) условия биполярности.

Кстати, она уже восстанавливается, причем, сама по себе, по вполне объективным причинам, ибо природа не терпит пустоты, а монополярность - это концентрация силы на одном полюсе, и пустота на другом. Конечно, данному позитивному процессу помогает вполне осознанная политика российского руководства, проводимая в последнее время все активнее. Вдумаемся: восстановление России означает восстановление биполярности. И подписание договора СНВ-3 между Москвой и Вашингтоном - зримое (хотя пока еще не материальное) тому подтверждение. Материализуется оно, когда договор будет синхронно ратифицирован и вступит в силу. А восстановление биполярности - это восстановление баланса стратегических сил: ни более, но и не менее. Весь негативный политизированный шлейф биполярности был сшит в свое время идеологическим противостоянием. Именно оно придавало фактору глобальной стабильности, каковым, несомненно, является двурядный баланс сил, чисто внешнюю, отпугивающую окраску нестабильности.

Сегодня восстановление биполярности должно быть чисто технологическим процессом. Не идеология должна бежать впереди него, а он должен породить новую идеологию: идеологию стабильного мира. И, значит, новую международную, а затем и международно-правовую ситуацию.

Восстановление биполярности, в центре которого волею судеб находится Россия, не только способствуют российскому влиянию - оно способствует повышению роли всех без исключения участников мирового сообщества в сфере безопасности. Ибо оно ни в коем случае не противоречит концепции будущей многополярности, а, наоборот, создает для нее материальную базу. К тому же надо понимать, что просто невозможно построить многополярность, минуя стадию биполярности - ни с математической точки зрения, ни с точки зрения политической практики. Что это значит? Только то, что мало иметь потребность в балансе сил, а, стало быть, в противовесе уже имеющейся силе; надо, чтобы кто-то А) годился к этой роли и Б) был готов принять ее.

Нынче из всего мирового сообщества только Российская Федерация соответствует этим двум совершенно необходимым требованиям. Соответствие пункту А второй ядерной супердержавы мира не вызывает никаких сомнений: его можно назвать перманентной объективной предпосылкой. Соответствие же пункту Б сегодня тоже почти не вызывает сомнений. Во всяком случае, дипломатическая активность Кремля последних лет явно демонстрирует нам, что у него появилась столь давно ожидаемая политическая воля настаивать на собственно национальных российских интересах. И настаивать, мягко, но жестко, причем используя весь имеющийся для этого у России потенциал. И это уже субъективная предпосылка. Таким образом, модернизация биполярной системы окажется довольно простой: не нужно искать ни новых субъектов, ни создавать новых материальных предпосылок - все и так имеется в наличии. Единственное, что нужно - избавить биполярность от раздражающего воздействия идеологии: сегодня это сделать гораздо проще, чем в 20-м веке. К тому же, между США и Россией давно отработаны правила взаимного выживания (договор СНВ-3 тому последний и яркий пример). Надо только чтобы теперь это выживание стало всеобщим, а его правила распространялись на всех. Тогда все участники мирового сообщества начнут доверять стратегическим гарантам, т.е. России и США, и постепенно отказываться от своих собственных мелких ядерных амбиций. Значит, попутно мы остановим опасное расползание ядерных технологий по планете.

А это возымеет, как минимум, два позитивных последствия, приближающих нас к многополярности и системе безопасности третьего поколения. Первое: появятся юридически закрепленные обязательства значительного числа европейских государств составить цепочку безъядерных зон на нашем континенте, откуда пришли две мировых войны, что явилось бы примером не блокового, а истинно глобального и ответственного мышления. Второе: безъядерный статус Европы стал бы мощным импульсом для всех околоядерных держав, которые концентрируются сейчас вне Европы, но в непосредственной близости от нее, поддержать пошатнувшийся в последнее время "режим нераспространения". Ведь никто еще не отменял классического постулата, сформулированного Стокгольмским институтом мира, что нераспространение ядерного оружия является всеобщим "правилом переходного периода от частично разоруженного мира к полностью разоруженному". То, что неядерные державы отказываются от попыток обрести ядерное оружие, а ядерные - сокращают свои арсеналы, это одновременно и правило перехода к безопасности третьего поколения. В рамках которой, кстати, ядерное оружие постепенно утратит свое стержневое значение вообще, и, стало быть, в перспективе ядерный клуб будет не расформирован, а просто переименован.

В любом случае, будущее системы безопасности в ее международном характере: она сможет состояться и стать эффективной только как интернациональный инструмент. И строиться он начнет с биполярной ступени. Вернее, уже строится, на наших с вами глазах.