Эти радикалы, ставшие известными как «Синоптики» (сформированная из радикального крыла движения «Студенты за демократическое общество»  группа была названа в честь строк Боба Дилана «Вам не нужен синоптик, чтобы знать, куда дует ветер») позже докатились до взрыва  дамской туалетной комнаты в  Пентагоне, туалета в сенатской части Капитолия, а потом и самих себя.

На случай, если вы ещё не поняли, вспоминая тот давний лозунг и давно позабытую группу, я прямо обращаюсь к иронии мира года 2017-го. Итак, представьте: вы предупреждены,  насколько вам известно, что мечта «синоптиков» каким-то странным образом исполнилась в Америке двадцать первого века... американскими военными. В отличие от времен вьетнамской войны, после событий 9/11 США ведут в далёких землях безуспешные войны уже 16 лет в отсутствие при хоть каких-то заметных признаках антивоенного движения по этому поводу. Последние значимые протесты на улицах Америки прошли более десятка лет назад, и страна — помимо массовых убийств вроде того, что произошло в Лас Вегасе — остается необыкновенно мирной и необъяснимо беспечной в отношении войн, ведущихся от её имени. И всё же в этом непонятной пустоте те далекие войны возвращаются домой самыми разными путями.

Меня изумило это в недавней поездке в Санта-Фе, во время которой я прошёл один из металлоискателей в аэропорту, и сразу же мои руки были смазаны и проверены на следы взрывчатых веществ. Видимо, все мы теперь живём в потрясающе намного более милитаризованном и секьюритизированном мире. Кто в Америке двадцать первого века не проверен (нечто неслыханное во времена Вьетнама)? Кто не почувствовал усиление влияния  государства национальной безопасности, всё ближе и на всё более личном уровне в стране, где боевые беспилотники подняты в воздух, наши границы превращены в крепостные стены, надзор в военной манере стал образом жизни,  доллары налогоплательщиков вливаются в Пентагон и Департамент внутренней безопасности, а спортивные события представляют собой разгул милитаристской деятельности (оплачиваемой Пентагоном)? И конечно, министр обороны, советник по национальной безопасности  и глава администрации Белого Дома, вероятно три наиболее влиятельные фигуры в Вашингтоне помимо самого президента — генералы проигранных Америкой войн. Хотя, кажется, никто этого не замечает, но это поистине можно считать нашими «днями гнева».

Сегодня майор Дэнни Съёрсен, постоянный автор TomDispatch и автор книги «Призрачные всадники Багдада: солдаты, мирные жителеи и миф о наращивании», обращает внимание на ошеломляющий путь, каким наши войны и в самом деле вернулись домой — через милитаризацию полиции и полицейские процедуры по всей стране. Эта страна, как он говорит (по собственному опыту этих войн) «багдадизируется».

Том.

* * *

«Она... (война с наркотиками) — не работа полиции... я имею в виду, что вы называете что-то войной, и очень скоро все вокруг действуют как бойцы... хороводят в каком-то чёртовом крестовом походе, штурмуя  закутки, надевая наручники, увеличивая счёт убитых... очень скоро, дьявол побери, любой за углом становится вашим чёртовым врагом. И вскоре вся местность, на которой, как предполагается, вы охраняете порядок, превращается в  оккупированную территорию».

— майор «Банни» Колвин, третий сезон HBO’s The Wire.

Я помню и то, и другое очень хорошо.

2006 год: мой первый рейд на юге Багдада. 2014-й: смотрю на YouTube, как полицейский в Нью-Йорке  фиксирует, вызывая удушье — убивает — Эрика Гарднера за мнимую продажу неупакованных сигарет на углу улицы Стейтен-айленд менее чем в пяти милях от моей прежней квартиры. Оба события потрясли меня.

В следующем месяце этому событию исполнится 19 лет: мой первый выход в военном патруле и мы всё ещё вникаем в тонкости действий армейского подразделения, которое мы сменяем. Замена коварна, временами опасна. В армейской лексике она известна, как «едем справа, едем слева». Представьте себе автомобиль. Когда вы учитесь вождению, сначала вы сидите на пассажирском сидении и наблюдаете. И только потом вы занимаете место водителя. Это Ирак, подразделений наподобие нашего сменялись ежегодно в рамках всевозможных программ ротации. Офицеры сменяющих частей, вроде моего, вынуждены были знакомиться с местностью, местными влиятельными лицами и находить наиболее эффективную тактику за две недели до ухода имевших опыт офицеров. И времечко это было напряжённое.

Эти переходные недели состояли из ежедневного патрулирования, проводимого офицерами отбывающего подразделения. Мой первый выход с передовой оперативной базы (FOB) пришёлся на ночное патрулирование. Взвод, с которым я шёл, отправился к дому подозреваемого руководителя шиитского ополчения. (Тогда мы воевали и с шиитскими повстанцами армии Махди и с суннитскими партизанами). Мы поехали в предместье Багдада, окружили сельский дом и постучали в дверь. Нас впустила старушка, несколько солдат быстро развернулись веером, чтобы проверить каждую комнату. Дома были старые женщины — предположительно мать и сестры подозреваемого. Через переводчика мой коллега-лейтенант громко спросил старушку, где прячется её сын. Где нам его найти? Был ли он недавно дома? Ясное дело, она заявила, что не имеет понятия. После того, как солдаты энергично проверили («перетряхнули») несколько комнат и не нашли ничего необычного, мы собрались уходить. В этот момент лейтенант предупредил женщину, что мы будем возвращаться — как уже случалось несколько раз — до тех пор, пока она не выдаст собственного сына.

Я вернулся на базу с нелёгким чувством. Я не мог понять, что это такое было — что мы только что делали. Каким образом приставание к этим женщинам и вторжение с угрозами в их дома в сумерках вносит вклад в нанесение поражения армии Махди или завоевание лояльности и доверия иракских граждан? На войне я был, конечно же, новичком, но этот инцидент выглядел совершенно непродуктивным. Давайте предположим, что её сын был приверженцем армии Махди до мозга костей. И что? Без длительного наблюдения или надёжных разведывательных данных о том, что он находится дома, входить в помещение таким образом и угрожать — это могло лишь укрепить отвращение, которое семья уже испытывала к американской армии. И что, если мы ошибались? Что, если он был невиновен, а мы потенциально помогли создать целую новую семью повстанцев?

Хотя эта мысль не приходила мне в голову много лет, но те женщины должно быть чувствовали себя как многие афро-американские семьи, живущие под постоянным полицейским давление в разных частях Нью-Йорка, Балтимора, Чикаго или где-то ещё по всей стране. Возможно, это звучит нелепо для более богатых белых, но вполне очевидно, что некоторые обнищавшие цветные сообщества в стране и в самом деле смотрят на полицию, как на врагов. Для большинства армейских офицеров так же немыслимо  было, что многие переживающие тяжёлые времена иракцы могли воспринимать весь американский военный персонал в отрицательном свете. Но с того самого первого рейда я наверняка знал одно — нам надо выверять свое восприятие — и побыстрее. Нет, конечно, мы это делали.

Минули годы. Я вернулся домой, остался на армейской службе, у меня появился ребёнок, я развёлся, несколько раз переехал с места на место, снова женился, появились ещё дети — мои  «Нью-Йорк Джайентс» даже выиграли два Супербоула. Внезапно у всех появились айфоны, мы общались в «Фейсбуке» или «Твиттере», или обменивались эсэмэсками вместо того, чтобы позвонить. Каким-то образом полицейская жестокость и насилие в иракском стиле — особенно в отношении чернокожих бедняков — постепенно вышли на первые полосы газет. Один случай, одно дрожащее видео на  YouTube сменяло другое: Майкл Браун, Эрик Гарнер, Тамир Райс, Филандо Кастиль и Фредди Грей — это только начало длинного списка. Очень многие отрывки напоминали мне видеоролики с вражеской пропагандой из Багдада или кадры камер на шлемах, записанные нашими солдатами в бою, вот только сделаны они в  Нью-Йорке, или Чикаго, или Сан-Франциско.

Жестокие связи

Как и в Багдаде, так и в Балтиморе. Видите, всё взаимосвязано. Учёные, специалисты, политики, большинство из нас  на самом деле  хотят, чтобы наши миры оставались по разобщенными и удобно разделёнными. Вот почему в столь немногих статьях, сообщениях или редакционных колонках вообще ставится вопрос о связи полицейского произвола дома с нашими имперскими устремлениями за рубежом или милитаризацией полиции урбанизированной Америки с нашими войнами на Большом Ближнем Востоке и в Африке. Я имею в виду вот что — сколько сообщений о движении «Жизнь чернокожих имеет значение» (Black Lives Matter) вообще упоминают 16-летнюю американскую «войну с террором» на огромных территориях планеты? И наоборот, можете ли вы вспомнить внешнеполитическую статью с упоминанием Фергюсона? Я очень сомневаюсь.

Тем не менее, потратьте минутку и задумайтесь, почему борьба с повстанцами за рубежом и действия городской полиции у нас дома за эти годы стали похожими и могут на самом деле оказаться связанными явлениями:

Деградация: Так часто бывает,  что и противо-повстанческие действия и действия городской полиции включают в себя бесчисленные обыденные унижения самых невинных людей. Неважно, под какими терминами мы это скрываем — «партнёрство», «консультирование», «помощь» и так далее — но американские военные действуют, как захватчики Ирака и Афганистана все эти годы. Тысячи повсеместных пеших и мобильных патрулей после вторжения армии США в обеих странах несут в себе элементы, высвечивающие отсутствие суверенитета этих народов. Аналогично, ещё в 1966 году автор Джеймс Болдуин осознал, что гетто Нью-Йорка напоминает, по его выражению, «оккупированную территорию». В этом отношении с тех пор положение лишь ухудшилось. Просто спросите представителей чернокожего сообщества в Балтиморе или, если уж на то пошло, в Фергюсоне, штат Миссури. Сложно отрицать, что полиция Америки становится всё более дерзкой, всего лишь в прошлом месяце полицейские Сент-Луиса дразнили протестующих, распевая «Чьи это улицы? Наши улицы» перед собравшейся толпой. Извините, но с каких это пор нормальным стало, что полиция правит на улице? Разве они присутствуют на них не для того, чтобы защищать нас и служить нам? Что-то говорит мне, что чрезмерно либертариански настроенные отцы-основатели были бы шокированы такой заносчивостью.

Расовые и этнические стереотипы. В Багдаде многие американские солдаты называли местных жителей «хаджи», «тюрбано-головыми» или хуже того, «песчаными ниггерами». Не стоит этому удивляться. Разочарование, неотъемлемая часть оккупационной службы, и страх смерти, неотделимый от контр-повстанческих кампаний, ведут солдат к стереотипам, и иногда даже ненависти к населению, которое они (в теории) должны бы защищать. Обычные иракцы или афганцы стали врагами, «чужими», достойными разве что расового унижения и (иногда) умеренно жесткого обращения. Знакомо звучит? Послушайте частные переговоры раздражённой городской полиции в Америке или случайных оскорблений, которые они бросают в адрес населения, за «защиту» которого им платят. Я со своей стороны не могу забыть видео разгневанного белого офицера, который глумится над протестующими Фергюсона: «А ну, давай, вы, чёртовы животные!». А как насчёт белого полицейского Стейтен Айленда, пойманного на том, как он хвалился по телефону перед своей подружкой, как он подставил молодого чернокожего или, по его словам, «поджарил ещё одного ниггера». Дегуманизация врага, будь то дома или за рубежом, стара, как сама империя.

Обыски: обыски, обыски и всё больше обысков. Ещё тогда в Ираке — я говорю о 2006-м и 2007-м годах — нам не так уж и нужен был ордер на обыск, чтобы рыться везде, где нам угодно. Иракские суды, полиция и юридическая система едва ли были работоспособны. Мы обыскивали дома, лачуги, квартиры и высотки в поисках оружия, взрывчатых веществ или другой «контрабанды». Ни одна семья — виновная или невиновная (а они почти все были невиновны) — не была избавлена от небольших, ежедневных унижений обыска в боевой обстановке. Здесь, в США подобное явление тоже главенствует, как было в времена «войны с наркотиками» 1980-х. Теперь обычная практика полицейского спецназа осуществить утверждённый обыск жилища подозреваемого или обыск «без оснований» по подозрению в распространении наркотиков (зачастую лишь в поиске припрятанной марихуаны) с агрессивностью, которой аплодировало бы  большинство солдат наших далёких войн. А ещё есть миллионы случайных, случаев личного досмотра без всякого ордера на городских улицах Америки, где проживают меньшинства. Возьмём к примеру, Нью-Йорк, где дискриминационный режим тактики «остановить и обыскать» терроризирует чернокожих и испано-говорящих уже многие десятилетия. Миллионы по большей части молодежи из меньшинств были остановлены и обысканы офицерами нью-йоркской полиции, которым приходилось приводить лишь столь глупые объяснения, как «вороватые движения» или «подходил под соответствующее описание» — вряд ли проясняющие вероятную причину — для проведения подобного ежедневного унижения. Как показали многочисленные  исследования,  (и как показали судебные  постановления), подобные процедуры «остановить и обыскать» были дискриминационными и вряд ли конституционными.

Как и по моему опыту в Ираке, так и тут, на улицах многих городских районов с цветным населением любой, виновный или невиновный (в основном невиновные) становился целью подобной операции. И связь между войной за рубежом и полицейскими действиями дома уходит корнями ещё глубже. Вдумайтесь, в Спрингфилде, Массачусетс, полицейские подразделения по борьбе с бандитизмом изучили военную доктрину противодействия повстанцам и применили её на улицах города в буквальном смысле. В Нью-Йорк Сити после событий 9/11разведывательное подразделение Нью-Йоркского полицейского департамента практикует сбор данных о религиозной принадлежности и использует надзор в военном стиле, чтобы шпионить за жителями-мусульманами. Даже стойкие приверженцы Америки, израильские союзники — отнюдь не новички во внутренней борьбе с повстанцами — вступили в игру. Силы безопасности Израиля тренируют американских полицейских, несмотря на длинный список задокументированных нарушений прав человека. Как там насчёт коалиции в военных действиях и двустороннего сотрудничества?

Материальная часть как инструмент торговли: Кто в недавнем прошлом не замечал, что частично благодаря пентагоновской программе продажи вооружений и снаряжения прямо с полей сражений Америки, полиция на улицах намного меньше походит на добродушных патрульных, и существенно более похожа на «Робокопов» или хорошо вооружённых и защищённых солдат из наших далёких войн? Подумайте об исключительной огневой мощи и вооружении на улицах Фергюсона на этих фото, которые шокировали и встревожили многих американцев. А как там насчёт последствий трагических взрывов на Бостонском марафоне? Уотертаун, Массачусетс, явно  напоминал оккупированный американской армией Багдад или Кабул в разгар соответствующих «наращиваний» войск, когда в районе был введён комендантский час во время поиска подозреваемых в совершении взрывов.

Уж тут-то по крайней мере связь отрицать невозможно. Военные продали излишнего оружия и снаряжения на сотни миллионов долларов — бронеавтомобили, стрелковое оружие, камуфляж и даже беспилотники — местным полицейским отделениям, что привело к зацикливанию на нескончаемой городской милитаризации.  Разве городку Уолла Уолла, что в штате Вашингтон,  действительно нужны те самые бронемашины с усиленной противоминной защитой, которые я водил по афганскому Кандагару? Зато благодаря этим нарядным новым бронемашинам можно не переживать насчёт военных действий с использованием реактивных противотанковых гранат в случае конфликта с посёлком Мэдисон, что в штате Индиана (население — 12 000 душ). Недавно президент Трамп отменил ограничения на передачу передовых технологий местной полиции введённые во время пребывания у власти Обамы. Позвольте лишь добавить, что по моему собственному опыту в Багдаде и Кандагаре, изображать из себя дружелюбного патрульного — гиблое дело; гораздо лучше отправляться на охрану порядка в броневике. Даже рядовых учат не проводить таким образом операции против повстанцев (хотя в итоге мы пришли к тому, что всё делалось именно это). 

Пытки: Использование пыток — за исключением нескольких лет в ЦРУ — редко было официальной политикой в те годы, но всё же случаи были (к примеру, Абу-Грейб, конечно же). Часто всё начиналось с уровня солдата — или полицейского — потом нарастало раздражение и обычные мелкие досады местных жителей перерастали в откровенные правонарушения. Тот же процесс по-видимому идёт и тут, в Соединённых Штатах, и именно поэтому, будучи 34-летним нью-йоркцем, впервые увидев фото Абу-Греб, я перенесся в прошлое, в 1997 год, когда полиция изнасиловала Абнера Луима, гавайского иммигранта в моём родном городе. Молодёжь может рассмотреть существенно более недавний случай в Балтиморе с Фредди Греем, он был жестоко и без всякой причины закован в наручники, его мольбы игнорировались, а затем его тащили за полицейской машиной, пока он не умер. Более того, мы теперь знаем о двух десятилетиях систематических пыток более 100 чернокожих мужчин чикагской полицией, стремившейся подкрепить (зачастую ложные) признания.

Проигрышные войны: дома и за рубежом

Почти пять десятков лет правительственные разглагольствования о «войне» с преступностью, наркотиками и — совсем недавно — с террором завораживают американцев. Во имя этой постоянной борьбы апатичные граждане молча соглашаются с бесчисленными наступлениями на их свободы. Подумайте о  прослушке телефонных разговоров без санкции, о  Патриотическом акте и использовании беспилотников для казни американских  граждан (якобы «отбросов» общества) без соответствующих процедур. Первая, Четвертая и Пятая поправки — кому они ещё нужны? Ничто из нападений на якобы священный Билль о Правах не окончилось террористическими нападениями, не воспрепятствовало раскручиванию опиумной эпидемии, не остановили рост числа убийств в Чикаго и не воспрепятствовало повсеместным массовым расстрелам в Америке, из которых трагедия в Лас-Вегасе — всего лишь последний и самый ужасающий пример. Войны с наркотиками, преступностью и терроризмом — все они без надежды на выигрыш и терзают сердце американского общества. А учитывая наше попустительство, все мы в них замешаны.

Как и многое другое в нашей современной политике, американцы разделены точно на противоположные лагеря в отношении полицейской жестокости, иностранных войн и изначального греха Америки — расизма. Слишком часто в этих дебатах аргументы не рациональны, а эмоциональны, поскольку люди по-своему подходят  к сложным вопросам. Это стало вопросом культуры, пронизывая традиционные политические дебаты. Хотите начать гарантированную ссору с отцом? Поднимите тему полицейской жестокости. Обещаю, скандал будет наверняка.

Итак, вот окончательная связь между нашими бесконечными войнами с терроризмом и ростом милитаризованности там, что больше не называется «тылом» — существует ошеломляющий разрыв между теми, кто инстинктивно толкует все сомнения в пользу всё более милитаризованной полиции на родине, и теми, кто интуитивно поддерживает наши войны на Большом Ближнем Востоке и в Африке.

Возможно, это уже стало неким клише, что далёкие войны приходят домой, но это не делает мои суждения менее верными. Действия полиции в Соединённых штатах багдадизируются. За прошедшие более 40 лет, пока Вашингтон боролся за установление своего глобального военного влияния, внутренняя полиция страны всё более  стремилась к патрулированию в военном стиле, обыскам и тактике надзора, а успех теперь оценивается с помощью статистических моделей, знакомых каждому штабному офицеру Пентагона.

Пожалуйста, поймите — по мне, когда речь заходит о полиции, в этом нет ничего личного. Пару моих дядюшек были полицейскими в Нью-Йорке. Почти половина моей семьи служила или служит в Департаменте пожарной охраны Нью-Йорка. Я из синих воротничков, из государственной службы. Хорошие парни, они все хорошие парни. Но опыт говорит мне, что они вряд ли увидят связи, которые я провожу между происходящим здесь и происходившим в далёких зонах наших боевых действий, или согласятся с такой постановкой вопроса. Точно также немногие из моих товарищей среди офицеров боевых подразделений согласятся или поймут проводимые мною параллели.

Конечно, в наши дни, когда вы говорите о военных и полиции, вы зачастую говорите об одних и тех же людях, ведь ветераны наших войн теперь идут на полицейскую службу по всей стране, особенно в крайне милитаризованный спецназ, распространяя по всей стране, использование той же самой тактики «вломиться и обыскать», что за рубежом в недавние годы была доведена до совершенства. Хотя ветеранов войн среди американцев менее 6%, но около 19% личного состава сил правопорядка служили в войсках США. Во многом это естественно, ведь бывшие солдаты легко входят в полицейскую действительность и используют то же самое оружие, которым пользовались когда-то в Афганистане, Ираке или где-то ещё.

Широкое распространение неправедных полицейских действий и уголовного судопроизводства можно доказать эмпирически. Рассмотрите многочисленные критические расследования министерства юстиции в крупных американских городах. Но что меня-то тревожит во всем этом, так это простой вопрос: Что происходит с республикой, когда милитаризм, ставший неотъемлемой частью нашего более или менее постоянного состояния войны за рубежом, захватывает всё большую часть доминирующей культуры действий полицейских дома?

И вот тут-то возникает неудобная правда: несмотря на многочисленные примеры жестокости и убийств, совершённых армейским персоналом США за границей — вспомните случай в  иракском Хадите (печально известное массовое убийство американскими морпехами иракских граждан из чувства мести), афганский Панжвай (где сержант американской армии покинул базу и методично убивал жителей близлежащей деревни) и, конечно, Абу-Грейб — по моему опыту наша армия часто придерживается более строгих рамок в отношениях с иностранными гражданами, чем многие местные патрульные полицейские в Америке, когда речь идёт о цветных сообществах.  В конце концов, если бы один из моих людей задушил иракца за мелкое нарушение гражданского права (как с Эриком Гарднером), можно делать ставки, что солдат, его сержант, и я подверглись бы дисциплинарному наказанию, даже если, как это часто бывает, такая ответственность не коснулась бы офицеров высокого уровня.

По сути, вот в чём ирония: бедный Эрик Гарднер — по меньшей мере, если бы он попал в моё отделение — был бы в большей безопасности в Багдаде, чем на нью-йоркском перекрёстке. Так или иначе, и его, и многих других, возможно, следует считать внутренними жертвами вечных войн моего поколения.

Глобальное становится близким. Верно и обратное. Американское общество сживется с внутренней империей. В итоге  её длинные руки могут дотянуться до каждого из нас

Об авторе:.

Майор Дэнни Съерсен, постоянный автор TomDispatch, специалист по вопросам стратегии армии США и бывший инструктор-преподаватель по истории в Уэст-Пойнте. Он отслужил несколько командировок в составе развед-подразделений в Ираке и Афганистане. Написал воспоминания и критический анализ иракской войны. Живёт с женой и четырьмя сыновьями в Лоуренсе, штат Канзас.

Примечание TomDispatch:

Мнения, выраженные в этой статье, принадлежат авторам, высказаны в частном порядке и не отражают официальную позицию Министерства Сухопутных войск, Министерства обороны или правительства США.