Сто лет после Галлиполи: от Ататюрка до Эрдогана

Резюме:Когда войска высадились на стратегическом полуострове Галлиполи весной 1915 г., их задача состояла в том, чтобы взломать оборону Османской империи и расчистить морской путь. Это было рискованное и дорогостоящее предприятие, кульминацией которого стало тотальное отступление завоевателей спустя восемь месяцев. Для защитников Галлиполи битва ознаменовала важную победу в защите Османской империи.

Когда британские, французские, австралийские и новозеландские войска высадились на стратегическом полуострове Галлиполи весной 1915 г., их задача состояла в том, чтобы взломать оборону Османской империи и расчистить морской путь, тем самым обеспечив проход кораблей союзников через пролив Дарданеллы к Стамбулу. Это было рискованное и дорогостоящее предприятие, кульминацией которого стало тотальное отступление завоевателей спустя восемь месяцев. Для защитников Галлиполи, потери которых составили 86 692 человека, битва ознаменовала важную победу в защите Османской империи. Парадокс в том, что она также стала пробным камнем национализма, который был так важен для Турецкой Республики, образованной меньше чем через десять лет после победы в том памятном сражении. Точно так же празднования столетней годовщины битвы в это году отражали противоречие между воспеванием Османской эпохи и священной памятью о Мустафе Кемале Ататюрке – отце-основателе современной Турции. Во многих отношениях память о Галлиполи все еще формирует политическую траекторию страны, и она сама во многом является продуктом политической динамики

Когда высадилось союзное войско, Кемаль был подполковником запаса в военной части, расквартированной в восьми километрах от линии фронта. Он быстро выдвинулся верхом на лошади с 57-м полком на крутые холмы, с которых открывался вид на мыс Арибурну и бухту Анзак. Там он встретился с отступающими турецкими войсками, которых, по его же словам, уговаривал продолжать сражаться до смерти, приказав тем солдатам, у которых закончились боеприпасы, поправить свои штыки и перейти в контрнаступление. Кемаль сумел продержаться со своим полком следующие сутки, несмотря на то, что союзники наседали со всех сторон. Турки несли большие потери до прибытия подкрепления, которое поддержало державших оборону солдат. За мужество при Арибурну Кемаль был награжден почетной медалью и получил повышение по службе, в то время как противостояние в Галлиполи продолжалось.

Именно подвиги Кемаля при обороне Галлиполи впоследствии легли в основу его легенды и позволили ему стать новым лидером Турции.

Когда закончилась Большая война, компетентность, мужество, самоуверенность и бескомпромиссный национализм Кемаля прославили его на всю страну, и он использовал свою бешеную популярность для создания совершенно новой нации и государства.

В то же время Кемаль успешно сражался с армиями Греции, Франции и Италии, которые стремились расчленить и разделить Анатолию после Первой мировой войны. Вместо огромной многонациональной империи, простиравшейся от Балкан до Северной Африки и Месопотамии, Кемаль объявил турецкой отчизной территорию от Эрдена на западе до Вана на востоке (в этой же местности жило немало курдов и остатки некогда процветавших греческих и армянских общин). Сердцем его этнического и националистического проекта было создание конституционной республики и упразднение Османского халифата. Кемаль вознамерился построить современное общество, средоточием которого был бы турецкий гражданин – светский, с западным менталитетом, предприимчивый и трудолюбивый. Руководящие принципы республики, известные как «шесть стрел кемализма» – республиканство, популизм, светскость, реформизм, государственность и национализм – должны были «поднять Турцию на высший уровень цивилизации».

После смерти Ататюрка в 1938 г. сторонники кемализма не утратили рвения. Однако его идеи утратили тонкости и полутона, поскольку политические элиты страны использовали кемализм и отклонения от него для нападок на своих политических противников и подрыва их платформы. С 1950 г. в Турции проходят многопартийные выборы и, хотя они не раз приводили к созданию крайне пестрых коалиционных правительств, страна так и не стала подлинной демократией. Тот факт, что республика была построена на «турецкости», требовала от лидеров страны подавления любых проявлений курдского самоопределения. И в силу особо агрессивной разновидности секуляризации турецкого общества, при котором правительство регулирует религиозные отправления, выражение религиозной идентичности представляло угрозу для кемалистского политического строя.

Именно этот строй – наследие Ататюрка – Партия справедливости и развития (ПСР) стремилась демонтировать с момента прихода к власти в 2002 году. Поскольку партия развилась из исламистского движения, приверженность ПСР принципам кемализма с самого начала была под вопросом. Президент Реджеп Тайип Эрдоган и другие лидеры партии часто лишь на словах отдавали дань лидерству Ататюрка и добросовестно возлагали пышные венки к его мавзолею в День Республики и в годовщину смерти Мустафы Кемаля. Двуличие ПСР очевидно всем. Вместо того, чтобы воздавать должное кемалистскому национализму, как полагается добропорядочному турецкому лидеру, Эрдоган «кадит» Османской империи и эпохе. То, что в глазах Ататюрка и его последователей было эпохой коррупции, жестокости, насилия и обскурантизма, Эрдоган и его избиратели превозносят как шесть веков престижа и славы. Таким образом, ПСР возглавила политическую переориентацию Турции в последнее десятилетие на основе нескольких важных принципов.

Помимо восстановления родства с Османским наследием Турции, партия ПСР также пытается разрушить бастионы кемализма, которые традиционно преобладали в республиканскую эпоху. К ним относятся крупные семейные холдинги, профессура, некоторые средства массовой информации (любая критика ПСР в СМИ влечет за собой репрессии со стороны государства) и, что самое важное, военное командование. Теоретически нет ничего плохого в том, чтобы не давать олигархам, военным и их сторонникам контролировать демократические институты и демократический общественный строй. Именно так Эрдоган и его соратники оправдывали свои действия в прошлом. Но после более чем десятилетнего их пребывания у власти стало понятно, что они не столько заинтересованы в построении демократии, сколько в замене кемалистского порядка другим устройством, отражающим их собственные ценности и идеалы, выработанные в противовес реформам Ататюрка.

Что касается внешней политики, то ПСР с момента прихода к власти заявляла о стремлении к членству в ЕС, но при этом ее руководство твердо верит в то, что в будущем Турция должна стать лидером Ближнего Востока и мусульманского мира в широком смысле. У кемалистов сложные отношения с Западом. Хотя они превозносят победу Османской империи над западной империалистической коалицией в Галлиполи и не доверяют Европе и Соединенным Штатам, им не терпится поскорее быть принятыми в клуб западных держав. ПСР, сделавшая больше любой другой партии для продвижения к этой цели, вместе с тем, отвергает идею о том, что Запад – это апофеоз человеческой цивилизации. И дело не только в том, что идея получения членства в Евросоюзе вышла из моды в течение последних 10 лет, с тех пор как ПСР пришла к власти, или в общепринятом мнении, что США ведут войну с исламом уже 12 лет. Партийные теоретики просто считают западные институты по своей природе чуждыми идеалам мусульманского общества, которое стало самой яркой чертой Турции под руководством ПСР.

Ничто не может яснее показать отступление от идеалов современной Турции, чем постепенный отход от принципов светскости. Эрдоган и ПСР не раз сигнализировали о том, что не пойдут на этот шаг, несмотря на их усилия по возвращению религии в общественную жизнь нации. Вряд ли Турция станет вводить шариат; однако партия руководит процессом исламизации политических и общественных институтов Турции. Это процесс, посредством которого исламские правовые нормы, кодексы и принципы либо встраиваются в действующее законодательство, либо вытесняют его. Основывая некоторые общественные институты на тезисах ислама, ПСР создает условия для усиления роли религии в общественной жизни Турции, включая те сферы, которые не подверглись прямой исламизации. Это часть политического проекта, воодушевляющего граждан Турции беспрепятственно исследовать свою мусульманскую идентичность и корни.

Столетняя годовщина военной кампании в Галлиполи усиливает в стране благоговейный трепет и восхищение способностью Османского войска одолеть британских, французских и союзных агрессоров, но у граждан современной Турции двойственное отношение к оценке значения той славной победы.

Знаменует ли Галлиполи начало новой эры, или служит доказательством исторического величия? Ответ в действительности лежит на поверхности. В глубоко поляризованной Турции для тех, кто смотрит на эпоху ПСР с ужасом, годовщина Галлиполийской битвы – лишний повод преклонить колени перед Ататюрком и его достижениями после окончания этого знаменательного сражения. Вместе с тем, подобно главнокомандующим Османской империи, которые ненавидели открытость и боевую смекалку подполковника Кемаля, нынешние лидеры Турции попытаются принизить достижения Ататюрка в Галлиполи и прославить мощь Османской империи.

Опубликовано на сайте журнала Foreign Affairs.