Никакого «рейхстага» в Сирии не будет. Российский спецназ летит в Шайрат

По мнению Генерального инспектора МО РФ, военной победы над ИГИЛ не добиться.

В истории нашей армии еще не было войны, в которой на ход боевых действий влияла бы почти исключительно боевая авиация. Вооруженный конфликт в Сирии стал первым в этом ряду. То, что там происходит сегодня, в учебниках для военных училищ и академий будет названо первой воздушно-космической операцией Вооруженных сил РФ.

Насколько успешен пока ход такой операции? Каким может быть ее продолжительность и исход? Об этом мы расспросили генерала армии Петра Дейнекина, в прошлом — главнокомандующего Военно-Воздушными силами, а ныне — Генерального инспектора Министерства обороны.

— Петр Степанович, 30 ноября исполнилось ровно два месяца с того дня, как наши Воздушно-Космические силы (ВКС) начали операцию в Сирии. Два месяца — хоть и негромкий, но все же определенный временной рубеж. Видимо, можно подвести некоторые итоги боевых действий. Каковы они с вашей точки зрения?

— Я бы оценил действия наших сил в Сирии положительно. Мы первыми начали заниматься уничтожением конкретных целей в этой стране, а не имитацией кипучей деятельности, как американцы и их союзники.

Второе, что отличает действия наших ВКС от иных участников — бОльшая открытость. Я не помню ни одной другой войны, во время которой круглосуточно, с использованием средств объективного контроля, с контролем беспилотников выдавались бы все результаты действий авиации.

А что касается выполнения конкретных боевых задач, то, конечно, для них требуется больше сил, чем мы имеем сегодня в Сирии. Восьмидесяти российских вертолетов и самолетов, которые летают сейчас там, конечно, достаточно, чтобы показывать в СМИ активные боевые действия. Но чтобы полностью справиться с поставленной задачей, этих сил мало.

— То есть придется увеличивать нашу группировку?

— Да, видимо, группировка будет увеличена. Потому что при высокой нагрузке, которой подвергаются российские пилоты во время выполнения боевых задач, надолго первого набора летчиков не хватит. Надо их менять. И расширять боевые возможности.

— Но менять придется только пилотов? Машины на авиабазе Хмеймим можно оставлять?

— Машины тоже имеют определенные ресурсы и по двигателям, и по колесам, и по многим другим техническим параметрам. Я думаю, что речь пойдет не только о заменах, но и о расширении группировки. Дело в том, что гражданская война имеет большую специфику. Нам бы в Сирию направить Конную армию Буденного. Порядок был бы наведен гораздо быстрее.

— Конную армию Буденного при поддержке современных ВКС все-таки?

— Да, потому что одна авиация не сможет одержать победу. Нужна активная поддержка сухопутных войск.

— Кстати, о наземной операции. Насколько я понимаю, несмотря на то, что мы постоянно наращиваем удары нашей авиации, особого перелома на земле пока не происходит. Наступление сирийских войск развивается медленно.

— Вы знаете, опыт Великой Отечественной войны показывает, что даже в начале Сталинградской битвы наша пехота не всегда шла за танками.

— Это вопрос недостаточного взаимодействия видов и родов войск?

— Нет, это вопрос подавления огнем сопротивления противника перед наступающими войсками. Пехота должна идти в атаку так, как двигались, к примеру, немцы. И дошли до Сталинграда. Если встречали сильное сопротивление — останавливались и вызывали авиацию.

В Сирии пока такой ответной и немедленной реакции наземных войск на атаки нашей авиацией огневых точек противника, наверное, нет. Наши представители до сих пор вынуждены отрабатывать взаимодействие штурмовиков, бомбардировщиков и вертолетов огневой поддержки с авиационными наводчиками, которые находятся в боевых порядках наступающих.

— В сирийских боевых порядках?

— Конечно.

— Это наши авиационные наводчики или сирийские офицеры?

— Нет, это наши. Командовать с земли чужой авиацией сложно.

— Значит, российские авиационные наводчики воюют сейчас на самом переднем крае?

— Я не могу этого заявить, потому что не принимаю участия в боевых действиях. Но иначе просто быть не может.

— А у вас нет ощущения, что даже перечень целей в последнее время несколько меняется, судя по тому, что нам рассказывают в Министерстве обороны. До этого шла речь о том, что, главным образом, уничтожаются командные пункты и узлы связи. Хотя я до конца не понимаю, какой узел связи может быть у людей из ИГИЛ? Полагаю, это человек, сидящий в подвале жилого дома с двумя мобильными телефонами. А сейчас все больше речь идет о нанесении ударов по нефтепромыслам, по колоннам бензовозов То есть что-то произошло, что заставило выбрать другие приоритеты среди подлежащих уничтожению целей?

— Я считаю, что перенос усилий с пунктов управления на склады с боеприпасами и с топливом, на другие цели является закономерным. Любую войну начинают с уничтожение пунктов боевого управления. Противника надо ослепить, лишить связи с войсками. А затем уже переносить удары на склады, центры подготовки вооруженных формирований, на те же караваны. Поэтому перенос усилий — вполне закономерное явление.

Что касается вашего замечания в отношении способов управления бандами ИГИЛ — оно справедливо. Конечно, сейчас при наличии мобильников возможности по управлению отдельными группами значительно выросли. Но мы, по правде говоря, способны попадать с дальних расстояний даже в мобильные телефоны.

— Ракета может наводиться на работающий телефон? Как было с уничтожением Дудаева в свое время?

— Если, по-вашему, было так, то, значит, так и было. Но на каждый мобильный телефон мы организовать охоту не можем, это потребует очень большого наряда сил.

— Петр Степанович, когда все только начиналось 30 сентября, вы наверняка, как человек с большим опытом руководства войсками, заранее прогнозировали хотя бы для себя, как будет складываться эта война. Случилось ли за эти два месяца что-то неожиданное для вас? То, что вы 30 сентября предполагать не могли?

— Я, конечно, знал по поведению некоторых товарищей, что начнется война России против ИГИЛ. И она началась с очень серьезным эффектом, который даже мне придал дополнительное чувство гордости за наши ВКС. Особенно, когда подключилась стратегическая авиация. Это была очень сильная демонстрация нашей боевой мощи.

Но, безусловно, ни я, ни кто-то другой в России не мог прогнозировать такого события, как уничтожение турками нашего бомбардировщика. Это пока самое подлое в этой войне. Причем, заранее организованное и спланированное уничтожение. Ведь если бы подобное произошло по вине какого-то «ишака», то турецкому президенту надо было немедленно во всех электронных СМИ шипеть и кланяться, как японцы. Извиняться, говорить, что виновники будут наказаны. Этого не произошло.

— Товарищ генерал, раз уж зашла речь о трагедии с нашим Су-24, хочу спросить: вы представляете, как развивалась ситуация? Это было решение Эрдогана или ситуация раскручивалась так стремительно, что у пилота турецкого истребителя получить приказ президента и времени не было? И он, имея заранее отданный приказ стрелять по любым нарушителям воздушного пространства, просто нажал на кнопку пуска?

— Я думаю, что была организованная операция. Самолет-истребитель турецких ВВС американского производства типа F-16 взлетел примерно за полчаса до старта наших самолетов. Предполагаю, что агентура загодя сообщила туркам, что наши самолеты собираются взлетать. Они заблаговременно в зону дежурства подняли этот F-16. То есть, была заранее организована засада. И по поведению руководителя Турции заметно, что все это провокация и удар в спину.

— Кстати, вы обратили внимание, что после того, что случилось с нашим бомбардировщиком, где-то 30 ноября другой наш самолет нарушил воздушное пространство Израиля. Это заявили сами израильтяне. Но они сказали, что мы не турки, сбивать русских не собираемся.

До этого в начале октября мы дважды залетали в воздушное пространство Турции. Видимо, в условиях войны, в условиях небольшой страны, в условиях, когда бои идут вдоль самой границы, такого рода навигационные инциденты и впредь исключить очень сложно. Но если нечто подобное случится еще, не послужит ли такой инцидент поводом для еще более серьезного обострения на Ближнем Востоке?

— Конечно, в Сирии очень сложно даже в условиях мирной обстановки не «чиркнуть» крылом чужое воздушное пространство. Пример Израиля показывает, как правильно воспринимать эти нарушения. Это случайность. И не следует возводить ее в такую степень, как это было сделано Турцией с катастрофой Су-24.

У нас с американцами даже в годы холодной войны такое случалось не раз. Когда мы выполняли свои задачи по поиску американских авианосцев, они поднимали в воздух истребители ВВС НАТО, а также силы системы ПВО НОРАД. А затем, когда страны НАТО развернули крылатые ракеты наземного базирования на юге Англии, на севере Италии и вдоль границы Германии, мы с 1 января 1985 года ответили дежурством стратегических ракетоносцев Ту-95 у берегов Америки. Их истребители летали с нами крыло в крыло. Но обе стороны относились друг к другу с большим уважением и понимали, чем это может закончиться.

— Чего нет на Ближнем Востоке?

— Да, чего нет на Ближнем Востоке. И конкретно — на этой войне. Хотя есть и иные примеры. Скажем, организация взаимодействия российской боевой авиации с морской авиацией Франции. Французы взлетают в Сирии с авианосца «Де Голль». Мы заранее обо всем договорились. Отдали французам ночь. А сами работаем днем.

В целом, повторяю, боевые действия наших ВКС в Сирии организованы очень хорошо. Все на высоте: и доставка боеприпасов, и перелеты боевой техники. На такой отдаленный театр военных действий все это дело очень сложно организовать.

Летные экипажи действуют безукоризненно. Когда их провожал в Сирию главнокомандующий ВКС Виктор Николаевич Бондарев, он подчеркнул: главное, чтобы все вы вернулись домой. Они все и вернулись бы. Мы бы не потеряли даже командира самолета Су-24. Но, к сожалению, настолько подло было организовано уничтожение нашей машины, что тут оказались бессильны.

Обычно, когда самолет-нарушитель вторгается в воздушное пространство, его пытаются вызвать по радиосвязи. Если не получается, то пристраиваются рядом и своими маневрами, покачивая крыльями, выходом вперед, показывают, что следует изменить курс.

— Еще, по-моему, применяют предупредительную стрельбу из пушки по курсу.

— Это третий момент. И такие эпизоды у нас происходили дважды. Сначала был печально знаменитый южнокорейский «Боинг», который очень долго находился в воздушном пространстве Советского Союза. Если вы помните, это закончилось трагедией.

Второй пример — полет Руста. Ведь Руста могли уничтожить несколько раз. Его видели наши летчики-истребители с самолетов, на борту которых было и ракетное, и пушечное вооружение. Но идентифицировали машину как спортивный самолет типа Як-12. Не ожидали никакой «подлянки». И, тем не менее, это окончилось страшным погромом руководящих кадров нашей противовоздушной обороны.

— И не только. Не только. Министра обороны СССР Соколова тогда сняли с должности.

— Видимо, это была задуманная политическая акция для того, чтобы убрать из руководства Советской армии фронтовиков, которые обладали очень сильной политической и моральной закалкой. Если бы фронтовиков из Минобороны и Генштаба не убрали, смена социального строя в нашей стране, думаю, и не произошла бы в таком трагическом порядке, как она произошла.

— Товарищ генерал, вы упомянули высокий уровень тылового обеспечения нашей группировки. Бросается в глаза, что у нас в Сирии воюют сразу несколько типов боевых машин одного и того же назначения. Два типа фронтовых бомбардировщиков — Су-24 и Су-34. Боевые вертолеты Ми-24, Ка-52 и Ми-28. Зачем это? Их ведь сложно обеспечивать. Разные запасные части, разные горюче-смазочные материалы. Эта разнотипность не усложняет операцию?

— Безусловно, усложняет.

— Тогда зачем?

— Я думаю, что вначале надеялись обойтись штурмовиками Су-25 и бомбардировщиками Су-24. Начали с простого, с проверенного. Только потом стали подключать более современные и самолеты и вертолеты.

— В этом не проявилась недооценка противника?

— Я уже говорил, что наличие тех сил, которые у нас появились в Сирии к концу сентября, хватило, чтобы эффектно продемонстрировать наши ВКС в электронных СМИ. Но для серьезной войны сил оказалось мало. Поэтому пришлось наращивать.

— Сейчас на фоне обострения отношений с Турцией много говорят о том, каковы могут быть действия турецких Вооруженных сил. Вы как оцениваете возможности турецкой армии? Они значительные?

— Я не думаю, что турки дойдут до военных действий с нами. Хотя и после Второй мировой войны дело не раз двигалось в этом направлении. Еще когда я был мальчишкой, помню, турки начали вдоль наших южных границ сосредоточивать крупные военные группировки.

— Это когда?

— После знаменитой речи Черчилля в Фултоне в конце 40-х годов. Тогда наше политическое руководство приняло решение назначить командующим Северо-Кавказским военным округом маршала Рокоссовского. Этого оказалось достаточно, чтобы угрожающее шевеление по ту сторону границы прекратилось.

Точно также, когда у нас разваливался Советский Союз, вдоль границ Армении турки начали разворачивать свою 3-ю армию. Тогда министром обороны был маршал авиации Шапошников. Он заявил одному корреспонденту, что мы будем вынуждены очень жестко ответить на демонстрацию силы. Инцидент был тут же исчерпан.

Что касается боевых возможностей турецкой армии — она, конечно, сильная и крепкая. Самая сильная на Ближнем Востоке. Но с нашей не сравниться.

— Еще одна тема. В ходе этой войны мы достаточно неожиданно для наших «заклятых друзей» продемонстрировали некоторые виды оружия, о которых те, видимо, подозревали, но никогда не видели. И все же анализ каждой, даже победоносной войны, после ее окончания выявляет определенные просчеты. Чего с точки зрения крупного авиационного командира в Сирии нам сегодня не хватает? Что нужно срочно заказывать конструкторам?

— Я думаю, новому руководству и Минобороны, и ВКС удалось в неимоверно сжатое время, буквально за два года, проделать титаническую работу по воссозданию боевой мощи военной авиации. Пять лет перед этим, когда наши Вооруженные силы возглавляли совсем другие люди, под лозунгом реформирования нанесли очень серьезный ущерб боевой мощи. Особенно в подготовке кадров. Военно-Воздушные силы были практически разгромлены. У главнокомандующего ВВС отняли даже его Главный командный пункт. Это было беспрецедентное решение.

— Сейчас Главный командный пункт восстановлен?

— Если бы этого не было сделано, мы не смогли бы своевременно и эффективно вступить в войну с террористами в Сирии.

— Наблюдая войну в Сирии, вы не задаетесь вопросом: сколько она еще продлится? Сколько нам предстоит воевать на Ближнем Востоке? Вот в Великую Отечественную был берлинский рейхстаг. Поднимаем над ним свое знамя — война закончена. Где такой «рейхстаг» в Сирии? Что должно произойти, чтобы мы посчитали, что операцию можно сворачивать?

Я так понимаю, что полного уничтожения террористических группировок, которые воюют против нас и Асада, добиться невозможно. Всех не перебьешь, сколько не бомби. Часть перейдет на территорию Турции, часть — в Иорданию, часть — в Ирак. Теракты и нападения на Сирию будут продолжаться. Тогда как и чем кончить нынешнюю войну?

— Это вопрос, наверное, не генералу, а политическому обозревателю. Если бы я мог прогнозировать такие события, то, наверное, находился бы не в рядах Вооруженных сил, а где-то в другом департаменте.

Вместе с тем, считаю, что сейчас «шайба» на стороне политиков. Не вижу иного выхода, чем достижение договоренностей на политическом уровне. Никакого «рейхстага» в Сирии не будет. Нужен «круглый стол» руководителей всех заинтересованных государств, который подведет черту войне.

— Таким образом, военного решения в этой борьбе нет?

— Это мое частное мнение. Я считаю, что мы не сможем полностью сломить сопротивление ИГИЛ. Здесь нет «рейхстага». Это гражданская война.

Как Минобороны будет снабжать вторую авиабазу в Сирии.

Россия готовится развернуть в Сирии, вслед за Хмеймим, вторую авиабазу. Об этом 1 декабря сообщили британское издание The Times и кувейтская газета Al-Rai. По их информации, новая техника и подразделения разместятся на авиабазе Шайрат в 35 километрах на юго-восток от города Хомс в центральной Сирии.

На новом объекте, по данным СМИ, планируется разместить ещё более полусотни самолетов, бригаду разведчиков и спецназа, а также вспомогательный персонал. На базе Шайрат уже находятся российские боевые вертолеты и контингент, который занимается подготовкой объекта. Также там в настоящий момент размещаются части ВВС Сирии, в частности — МиГи-23 и 25 и Су-22. Помимо этого, Москва, как утверждается, также направит в Сирию большое количество реактивных систем залпового огня и огнеметных систем ТОС-1.