Реалист Киссинджер учит идеалиста Обаму истории

Реалист Киссинджер учит идеалиста Обаму истории

Бывший госсекретарь и самый авторитетный американский геополитический мыслитель Генри Киссинджер признал, что в ходе борьбы за Украину США пытаются навредить России. Он рассуждает об этом как о крупной ошибке действующей американской администрации – и предлагает собственные рецепты. Насколько адекватны советы патриарха американской политики?

Последний раз лауреат Нобелевской премии мира был в Москве в ноябре 2013 года, как раз накануне начала нового Майдана, приведшего к украинскому кризису. Уже после Крыма и начала острой стадии конфликта США и России он не раз говорил о том, что Америка неверно оценивает значение Украины для России и напрасно пытается демонизировать Путина. Даже такая достаточно мягкая критика американской стратегии все равно звучит в США очень редко.

«Киссинджер говорит о том, что Запад проигнорировал особое значение Украины для России, и объясняет, что Путин реагировал на действия Европы и США»

Но она тем более важна, когда принадлежит 92-летнему ветерану, который остается в Америке несомненным главным авторитетом в геополитике. Все понимают, что Киссинджер исходит из необходимости сохранения лидирующего положения США в мире, что он не изоляционист и не пацифист. Просто он говорит о том, что видит: в современном мире «Америка уже не может ничего диктовать», необходимо установление нового мирового порядка, учитывающего баланс сил, потому что сейчас «уже нет правил, которые принимались бы всеми». Конфликт с Россией он считает ошибкой – и в своем последнем интервью, опубликованном в среду в журнале The National Interest, Киссинджер развил эту мысль, пытаясь объяснить американской элите то, что она не хочет понимать.

«– Как вы считаете, смогут ли США вывести себя из очевидного тупика на Украине, в котором они застряли вместе с ЕС?

 – Проблема не в том, чтобы освободить США из украинского тупика, но решить его благоприятным образом для международного порядка. Должны быть приняты многие вещи. Одна из них – то, что в русском сознании отношения России и Украины всегда будут иметь особый характер. Они никогда не ограничатся отношениями двух суверенных государств – ни с российской точки зрения, ни даже с украинской. Происходящее на Украине не может быть решено при помощи принципов, работающих в Западной Европе. В этом контексте необходимо проанализировать, как произошел украинский кризис. Немыслимо, что Путин потратил 60 млрд евро на превращение летнего курорта в зимнюю олимпийскую деревню, для того чтобы начать военный кризис через неделю после церемонии закрытия, которая представила Россию как часть западной цивилизации.

Я видел Путина в конце ноября 2013 года. Он поднял много вопросов, Украину он назвал в конце как экономическую проблему, которую Россия будет решать при помощи тарифов и цен на нефть. Первой ошибкой стало небрежное поведение Европейского союза. Они не понимали значения некоторых собственных условий, украинская внутренняя политика сделала невозможным для Януковича их принятие и последующее переизбрание, а Россия не могла их рассматривать как чисто экономические.

Таким образом, Янукович отклонил условия, европейцы запаниковали, а Путин повел себя самонадеянно. Он воспринял сложившийся тупик как прекрасную возможность получить то, что было его долгосрочной целью, предложив Украине 15 млрд евро, чтобы привлечь ее в свой Евразийский союз. При этом Америка оставалась пассивной. Не было никакой политической дискуссии с Россией или ЕС, каждая сторона действовала на вид рационально, но основываясь на неправильном представлении друг о друге.

Нет сомнения, что Майдан в России восприняли в качестве западной попытки прибрать к рукам десятилетние усилия Москвы по перемещению Украины в российскую орбиту. Тогда Путин начал действовать, как русский царь Николай I более века назад. Я не извиняю его тактику, а говорю о контексте».

По сути, Киссинджер говорит о том, что Запад проигнорировал особое значение Украины для России, и объясняет, что Путин реагировал на действия Запада, пускай и добавляя, что обе стороны основывались на неправильном представлении о мотивах другого. Учитывая, что американское руководство все время украинского кризиса выставляет Путина немотивированным агрессором и именно на этом строит все попытки блокады России, позиция Киссинджера принципиально отличается от официальной.

Признать, что отношения России и Украины – это не просто отношения двух соседних государств, – то, о чем говорит Киссинджер, – для США невозможно. Это фактически означало бы первый шаг в сторону российской позиции о том, что мы один народ и Украина – часть русского мира. Но Киссинджер – реалист и опытный геополитик, он понимает, что это так и что у США нет сил оторвать Украину от России. Поэтому он упорно предлагает сделать Украину нейтральным государством, в котором Россия и Запад будут сотрудничать, то есть, по сути, отказаться от атлантизации Украины:

«– Запад, конечно, не думает превращать Украину в односторонний проект. По крайней мере необходимо исследовать возможность некоторого сотрудничества между Западом и Россией в отношении Украины, которая не должна присоединяться к какому-либо военному блоку. Украинский кризис превращается в трагедию, потому что путает долгосрочные интересы мирового порядка с неотложной потребностью восстановления украинской идентичности. Я защищаю независимую Украину в ее нынешних границах с начала постсоветского порядка. Но когда вы видите, как мусульманские отряды сражаются от имени Украины, это говорит о том, что чувство меры оказалось потеряно.

– Очевидно, это катастрофа.

 – Для меня – да. Это означает, что навредить России стало целью, тогда как долгосрочной целью должна быть ее интеграция».

Замечание о том, что Запад не хочет превращать Украину в односторонний проект, относится скорее к нынешней позиции Европы. В Штатах достаточно сил, которые считают необходимым полный отрыв Украины от России. То есть готовы идти на дальнейшее обострение, что и пугает Киссинджера, который называет это попыткой навредить России. Независимо от того, насколько реалистичен проект нейтральной, находящейся под влиянием и Запада, и России Украины – а после начала гражданской войны он практически невозможен, – само обращение к нему символизировало бы отход США от поддержки прозападного правительства в Киеве.

Штаты к этому не готовы, но готовы ли они воевать за Украину, готовы ли они конфликтовать с Россией за нее и дальше? Киссинджер – сторонник интеграции России в западное сообщество, и он понимает, что украинский конфликт зачеркивает все надежды западных геополитиков на вестернизацию России.

Причем ему должно быть особенно обидно, что сторонники конфронтации с Россией разрушат то, что ему кажется возможным (включение России в западный мир), ради того, что в принципе недостижимо, то есть поражения России в нынешнем конфликте с Западом. Силовое давление на Россию бессмысленно, это Киссинджер понимает, и уж тем более невозможно успешное военное вмешательство США.

Это он осознает как человек, несколько лет занимавшийся прекращением вьетнамской войны. Когда интервьюер спрашивает его о том, почему в Вашингтоне неоконсерваторы и либеральные ястребы полны решимости сломить сопротивление российского правительства, Киссинджер отвечает, что пока что они не сталкиваются с последствиями своих действий:

«– Проблема с американскими войнами с конца Второй мировой войны состоит в неспособности связать стратегию с внутренними возможностями. Все пять войн, которые мы вели после конца Второй мировой, мы начинали с большим энтузиазмом. Но в конце преобладание ястребов сходило на нет, они оказывались в меньшинстве. Мы не должны участвовать в международных конфликтах, если не представляем себе их конец и не готовы поддерживать усилия, необходимые для достижения цели.

 – Но мы, кажется, повторяем это снова и снова.

– Мы не учимся на опыте. По сути, все это делают антиисторические люди. В школах история больше не преподается как последовательность событий, а просто как темы вне контекста».

А контекст в международной политике – едва ли не самое главное, добавляет Киссинджер, поэтому нужно хорошо знать историю и взаимодействовать с зарубежными странами и их лидерами в соответствии с их собственной историей и менталитетом:

«– Если мы будем относиться к России как к великой державе, то необходимо на самом раннем этапе определить, можно ли ее интересы совместить с нашими потребностями».

Фактически Киссинджер говорит о том, что нынешняя администрация не знает истории, в том числе и новейшей американской, и конфликты возникают по причине игнорирования ею интересов и особенностей других народов. Ровно об этом же, по сути, говорят и в России: Штаты не хотят считаться ни с кем, действуя так, как будто являются носителями высших ценностей, универсальных для всех цивилизаций.

Как на самом деле воспринимают США проблему прав человека за рубежом

Упрекая американскую элиту в нежелании учиться даже на собственных ошибках, Киссинджер понимает, о чем говорит. Немецкий еврей, перебравшийся в США в 15-летнем возрасте, он прекрасно знает всех и вся в американской элите. Он и сам принадлежит к ней уже более 60 лет, когда бывший разведчик и выпускник Гарварда стал сначала ведущим экспертом по внешней политике, а потом и ее творцом. Он был архитектором китайской политики Вашингтона (то есть примирения с Пекином) и разрядки с СССР – вместе с президентом Никсоном, которого в этом же интервью он назвал «последним стратегическим мыслителем на посту президента США», заметив, что у Обамы видение мира скорее идеалистическое, чем стратегическое.

То есть Обама не переходит к стадии поставок вооружения на Украину, потому что в нем сказывается реализм, признание реальных угроз, но глобальные процессы он оценивает скорее с идеалистической точки зрения, что и по реалисту Киссинджеру, и в принципе, конечно же, плохо для США. Ведь «идеализм» Обамы, как и большинства американских глобалистов, – это особая миссия США в мире, их избранность, из которой естественным образом вытекает вседозволенность. Киссинджер же считает, что США уже не могут командовать миром, но должны выстраивать баланс сил. Причем в первую очередь с Китаем, в сторону которого американцы своими действиями сами подталкивают Россию.

Хотя он не слишком высоко оценивает шансы на реальное китайско-российское сближение, считая, что оно «не отвечает характерам их обоих», Киссинджер подчеркивает, что Москва идет на альянс с Пекином «частично по той причине, что мы не оставили им выбора». То есть для Киссинджера Россия как бы естественным образом тяготеет к альянсу с Западом, если не является частью западной цивилизации. Такую позицию разделяют те атлантисты, которые не видят принципиальных противоречий между западной и русской цивилизациями, или просто отказывая России в самобытности, или сводя все разногласия к стратегическим, а не цивилизационным. Собственно рассуждения Киссинджера о китайской угрозе показывают и его оценку России:

«– Вызов со стороны Китая – гораздо более тонкая проблема, чем было с Советским Союзом. Советская проблема была в основном стратегической. А нынешняя – культурная: могут ли две цивилизации, не сходящиеся между собой во взглядах, во всяком случае пока, прийти к формуле сосуществования, обеспечивающей порядок в мире?

Я полагаю, что их мышление в основе своей китаецентрично. Но оно может иметь последствия, касающиеся всего мира... В этом-то и вызов. В этом и заключается открытый вопрос. Это и есть наша задача. А мы к этому не очень способны, поскольку не разбираемся в их истории и культуре».

Как известно, предложение выстроить «большую двойку», которая будет вершить мировые дела, сделанное несколько лет назад администрацией Обамы Пекину, было отвергнуто. Теперь в США нарастают споры о том, не подталкивает ли Вашингтон своей «блокадой» России Москву и Пекин к дальнейшему стратегическому сближению. Естественно, подталкивает, но кооперация Китая и России имеет гораздо более глубокие причины, чем просто реакция на давление США. Сейчас это давление больше на Россию, завтра будет больше на Китай – дело не в этом. Россия и Китай хотят заменить американоцентричный миропорядок на многополярный, при котором Китай естественным образом станет одним из ключевых центров силы. Киссинджер реалистично оценивает рост мощи Китая и правильно говорит про китаецентричное мышление Пекина.

Сходство Китая и США в том, что и те, и другие считают себя лучше других: только мы настоящие, остальные недотягивают. Но принципиальное различие в том, что, в отличие от американцев, китайцы не стремятся переделать всех на свой манер и навязать всем свои стандарты. Китайцы не используют глобализацию как инструмент установления своего политического, военного и культурного господства, не навязывают всем свою матрицу. Поэтому России гораздо проще найти общий язык с Китаем, чем, казалось бы, с родственными нам через европейцев и христианство США.

К тому же наши разногласия с США носят не только геополитический характер. Они имеют и глубокий цивилизационный характер – точно так же, как и противоречия между Китаем и США. В отличие от них, Россия не считает себя центром и вершиной мира, но осознает себя как самодостаточную цивилизацию. Период, когда Россия – или даже скорее часть нашей элиты – считала себя частью Европы, западной цивилизации, заканчивается.

И выстраивая свою геополитическую стратегию по отношению к Востоку и Западу, Россия будет исходить именно из понимания себя как уникальной и самостоятельной цивилизации, отдельного центра силы. Это будет определяющим при работе над новым мировым порядком, с необходимостью приступать к строительству которого согласен и Киссинджер.