Сегодня в мире не осталось принципа порядка, легитимность которого очевидна для всех. Ослабление империй (прежде всего, американской) сыграло в этом немалую роль, как и резкий рост неравенства. В таких условиях нам нужно восстановить правовое государство.

 

На востоке Европы не затихает украинский конфликт. На юге Исламское государство подминает под себя все новые территории. Недавно собравшаяся в Баварии «семерка» поднимает больше вопросов, чем находит ответов. Но разве могло быть иначе? Истоки и состав организации связаны преимущественно с геоэкономической, а не геополитической проблематикой.

 

Сегодня в мире больше не существует принципа порядка, легитимность которого была бы очевидна для всех. Идеал «мира международного права» далек от нас как никогда, а призрак желанного некоторыми «мира при империи» туманен за неимением «императора».

 

Понимание сложности мира для исправления возникших в нем линий разлома — первый стоящий перед нами императив. Отправной точкой любой попытки объяснить ситуацию служит крушение, возрождение и ослабление четырех империй. К югу и востоку от границ Европе приходится иметь дело с косвенными или прямыми последствиями распада Османской империи и СССР, который был наследником Российской империи. Весь азиатский континент в свою очередь дестабилизирован возрождением китайской империи, которая намеревается превратить экономические достижения в геополитическое влияние или даже скомпенсировать спад экономического роста националистической риторикой. Как бы то ни было, доминирующим и объединяющим все остальные фактором является ослабление четвертой империи, американской «имперской республики», как писал в своих работах Раймон Арон.

 

Как ни парадоксально, ослабление США сопровождается сомнениями в многосторонней системе, на сторону которой Вашингтон все же встал (пусть и с неохотой). Невозможность реформы Совета безопасности ООН, безусловно, сыграла роль в параличе системы и подняла вопросы насчет ее легитимности, но единственной причиной происходящего ее никак не назвать. После того, как деколонизация Африки дала народам право на независимость, некоторые обозреватели говорили, что там «слишком много» государств, причем зачастую искусственных. Получается, в этом плане мир стал Африкой? Не вышло ли так, что мы стали жертвами процесса, который слишком тесно связал национальное сознание и суверенитет и породил на останках былых империй слишком много государств, в том числе несостоявшихся или неработающих, как Сомали и Македония?

 

Третья решающая причина мировой нестабильности связана с резким ростом неравенства в прозрачной системе глобализации. Разброс богатства становится все больше, как между странами, так и внутри стран, что порождает одновременно более хрупкий и менее легитимный мир. Как можно рассуждать об общем благе, когда горстка держит в руках так много, а у подавляющей массы есть так мало, причем происходит это на глазах у всех?

 

Так, как же в таких условиях воссоздать международный порядок, на котором будет выстраиваться новое равновесие легитимности и силы? Как мне кажется, у нас есть три возможных пути. Первый касается самого международного порядка. С окончания Второй мировой войны международная система сначала была биполярной (США-СССР), затем превратилась в однополярную (США), а последние лет десять вообще является бесполярной.

 

Так, может, на первом этапе нам стоит нацелиться на установление новой формы биполярной системы двух единственных стран, у которых есть средства и амбиции, чтобы играть подобную роль, то есть США и Китая? Европа (пока еще?) не готова внести свой вклад в работу многополярного мира. Россия — это фактор беспорядка, и у нее нет ресурсов под стать амбициям. Индия, Япония и Бразилия — великие региональные державы.

 

Как бы то ни было, биполярную систему США и Китая не назвать панацеей. Пришедшая в относительный упадок держава все еще может похвастаться стойкостью и структурными козырями в плане ценностей и творческих сил, которых попросту нет у поднимающейся после полутора столетий упадка страны. Поэтому тут в лучшем случае речь шла бы об асимметричной биполярности, которая бы дала понять Вашингтону, что Америка уже не одна в своей категории, и указала Пекину, что власть подразумевает ответственность.

 

Помимо переустройства мира встает тут и вопрос ценностей. В конце XVIII века Кант и Руссо видели в отсутствии демократии главные причины войны. Так, не остается ли нам сегодня признать, что отсутствие правового государства в конечном итоге представляет собой главный источник беспорядка и даже хаоса в мире? Подъем неравенства и засилье коррупции подталкивают слишком много стран к национализму в самых его реваншистских проявлениях, так как он становится средством противодействия протестному движению. «Жить становится все тяжелее, но вы можете гордиться вновь обретенным величием вашей страны. В вашей бедности нет вашей вины. Виноваты другие, их санкции!» Быть, может, паралич ООН можно будет обойти, предоставив хотя бы минимум полномочий и нечто вроде институционной легитимности организации вроде «двадцатки», чей состав более полно отражает мировые реалии (пусть он и неидеален)? Все это, разумеется, лишь несколько из возможных вариантов, но они заслуживают того, чтобы на них обратили внимание.