Вьетнам наоборот

От редакции: Военные успехи суннитских боевиков в Ираке и Сирии, объявивших о создании халифата на подконтрольных им территориях, и неспособность вооруженных сил Ирака при содействии американских советников им эффективно противодействовать – все это заставляет вспомнить события 40-летней давности в Юго-Восточной Азии. Багдад теперь в мировых СМИ все чаще называют «новым Сайгоном». На первый взгляд, все действительно очень похоже. Однако, как это часто бывает, исторические аналогии хромают. Более того, наш постоянный автор Николай Пахомов считает, что различия между событиями во Вьетнаме в 1973-м и в Ираке в нынешнем году изучить гораздо полезнее, чем их очевидные, лежащие на поверхности сходства.

* * *

Сравнения войн во Вьетнаме и Ираке стали популярны чуть ли не до начала вторжения в Ирак. В последнее время аргументов в пользу такого сравнения заметно прибавилось: Сайгон был взят северовьетнамскими войсками спустя два года после вывода американского контингента, и хотя угроза взятия Багдада отрядами суннитов пока всё-таки находится больше в теоретической плоскости, тенденция очевидна.

При всех сходствах двух войн немало можно найти и отличий. И для анализа нынешней международной ситуации, прогноза будущего Ближнего Востока и американской внешней политики куда полезней сосредоточится именно на этих различиях.

Теория домино

При небольших усилиях можно предложить сразу несколько вариантов хронологии войны во Вьетнаме. Большинство историков ищут дату начала войны в середине 1950-х годов, когда в Южном Вьетнаме активизировались коммунисты, поддерживаемые Северным Вьетнамом. С другой стороны, можно утверждать, что борьба Южного и Северного Вьетнама стала лишь продолжением войны за независимость Вьетнама от Франции, которая началась ещё в 1946 году. А можно вспомнить, что Хо Ши Мин и соратники вели активную борьбу с иностранными правителями, будь то Франция или Япония, ещё во время Второй Мировой войны. В американском же массовом сознании война связана с полномасштабным участием американских войск с 1965 по 1973 годы.

Однако при всех этих датах и трактовках нельзя не обратить внимания, что все боевые действия объединены одной идеей – стремлением вьетнамских коммунистов под руководством Хо Ши Мина избавить Вьетнам от зарубежного диктата, взяв под свой контроль всю территорию страны, что, в свою очередь, стало продолжением давней борьбы Вьетнама за независимость от зарубежных сил, столетиями представленными могучим северным соседом – Китаем.

При такой постановке вопроса понятны мотивы противников Хо Ши Мина – японцы, а затем французы при поддержке своих союзников во Вьетнаме рассчитывали удержать богатую колонию. Однако возникает вопрос: что же забыли в стране американцы? Американскую помощь французам во время войны Вьетнама за независимость ещё можно объяснить западной солидарностью и желанием помочь союзнику, однако, в конце концов, не помогали же американцы тем же французам в Алжире или голландцам в Индонезии, да и вмешалась Америка в конфликт двух вьетнамских государств, когда французы Вьетнам уже оставили.

Последнее особенно важно. В 1954 году президент Дуайт Эйзенхауэр впервые сформулировал идею, ставшую основой вмешательства США во Вьетнаме. Президент заявил, что если Вьетнам станет полностью коммунистическим, то, словно падающие от легко толчка друг за другом кости домино, остальные государства Юго-Восточной Азии станут коммунистическими. На основе этой оценки американские международники сочинили целую «теорию домино», а Вьетнам стал одним из основных фронтов холодной войны.

В пылу глобального идеологического противостояния холодной войны в Москве и Вашингтоне не всегда разбирались, что первично – поддержка союзниками идей одного из противоборствующих лагерей или, напротив, лидеры отдельных государств клялись на верность этим идеям только чтобы заручиться поддержкой СССР или США. Одним из самых наглядных примеров последнего стал Фидель Кастро: поняв, что перед «янки», разгневанных своеволием «острова свободы», кубинская революция в одиночку не выстоит, Фидель провозгласил себя коммунистом ради получения помощи из Москвы.

Конечно, Карл Маркс едва ли мог представить строительство коммунизма в отсталом Вьетнаме, однако к началу холодной войны коммунистическая идеология Советского Союза ушла от Маркса достаточно далеко, да и сам Хо Ши Мин как следует изучал коммунистические идеи, на полном серьёзе готовясь строить во Вьетнаме коммунизм. Однако возникает вопрос: насколько отвечала реальности «теория домино»?

Напрасные опасения

Действительно, после ухода американцев северовьетнамские коммунисты смогли взять под свой контроль всю территорию Вьетнама, но едва ли можно говорить, что их победа способствовала распространению коммунизма. В соседнем Лаосе позиции коммунистов были сильны задолго до прихода американцев. Более того, можно с уверенностью утверждать, что эскалация войны во Вьетнаме с приходом американцев укрепила эти позиции. С соседней Камбоджой дело обстояло ещё сложнее – хотя пришедших к власти «красных кхмеров» можно записать в коммунисты, спустя несколько лет они сами были свергнуты в результате интервенции Вьетнама. Другие же государства региона оставались верными американскими союзниками и после ухода американских войск.

Ещё более ошибочность теории домино очевидна, если учесть, что не выиграл от поражения американцев и коммунистический Китай. Спустя несколько лет между Вьетнамом, входившим в орбиту Москвы, и Китаем, начавшим сближение с американцами, вспыхнула ожесточённая война. Сегодня же, напротив, Вьетнам, несмотря на заявленную верность коммунистическим идеалам, является одним из американских партнёров в регионе, причём многим в Америке кажется, что это партнёрство должно быть направлено против Китая.

Таким образом, получается, что в американском внешнеполитическом планировании была допущена серьёзная ошибка – по крайней мере, в отношении Вьетнама «теория домино» не сработала, американцы ушли, Хо Ши Мин с соратниками достигли своей цели, взяли всю страну под свой контроль, изгнав иностранцев и их местных ставленников, однако коммунистической экспансии не случилось.

Однако тот факт, что американские опасения коммунистической экспансии в Юго-Восточной Азии не оправдались, не говорит о том, что война во Вьетнаме завершилась для Америки благополучно. В результате войны американское общество оказалось расколотым, наблюдатели даже заговорили о тяжёлой психологической травме для всей Америки, названной «вьетнамским синдромом», который в свою очередь привёл к целому ряду серьезных внутри- и внешнеполитических изменений – от отмены службы по призыву до появления большей осторожности в политической элите США по отношению к зарубежным военным интервенциям. Другими словами, при достаточно ограниченном реальном негативном эффекте поражения изменения во внешней политике всё равно произошли достаточно серьёзные.

Без плана

А что же с Ираком? Начнём по порядку: если во Вьетнаме американцы оказались заложниками своих чрезмерных опасений при внешнеполитическом планировании (боялись коммунистической экспансии, которой в реальности не случилось), то в Ираке, как становится всё очевиднее по мере обнародования документов, мемуаров и развития событий в целом, внешнеполитическим планированием, наоборот, и не пахло. Какую судьбу готовили в Вашингтоне для страны после свержения Хусейна? Если рассчитывали построить демократию, то каков был план этого строительства? Какую реакцию ожидали от Ирана? Что собирались делать с иракскими острыми этно-конфессиональными противоречиями?

На все эти вопросы так и нет вразумительного ответа. Максимум, что стало известно до сих пор, были планы свергнуть Хусейна, а дальше демократия должна была установиться «сама собой». Ясно, что такой подход хорош для выступления на митинге, однако не годится для внешней политики. Неудивительно, что при таком планировании американским военным и дипломатам оставалось только реагировать на происходящее, раз за разом «обнаруживая» новые проблемы, существование которых было очевидно задолго до вторжения. Можно сказать, что, если во Вьетнаме американцы оказались втянуты во внешнеполитическую авантюру из-за своеобразной внешнеполитической перестраховки, то в Ираке, наоборот, из-за внешнеполитического легкомыслия. В этом важнейшее отличие двух войн.

По ходу иракской кампании стало ясно, что главным врагом Америки является не свергнутый Хуссейн с соратниками, и не Иран, заинтересованный в максимальном истощении американских ресурсов, а исламские экстремисты, интернационалисты по своей природе. То есть, во Вьетнаме США боролись фактически с национально-освободительным движением (конечно, с «левой» идеологией), а в Ираке столкнулись с действительно международной силой, целью которой является распространение по планете. В этом состоит ещё одно отличие двух американских интервенций. Недаром сегодня фундаменталисты, взявшие под своей контроль северную часть Ирака и восток Сирии, провозгласили халифат, то есть, систему теократической исламской власти, которая, по крайней мере, теоретически является воплощением исламских идей об устройстве жизни всех мусульман.

На сегодняшний день в Вашингтоне постепенно начинают осознавать серьёзность возникшей проблемы. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что даже республиканцы из числа «ястребов» на полном серьёзе высказываются в поддержку совместных действий с Ираном. С Ираном! Правда, если учесть, что Иран – теократическое государство шиитов, активизация действий Ирана в борьбе с иракскими суннитами будет означать эскалацию межрелигиозного насилия, то есть, фактически будет лить воду на мельницу идеологов создания халифата. Не случится ли «эффекта домино» в данном случае?

Ценности или интересы?

Однако у США пока вариантов не много – приходится сотрудничать и с Ираном. Главным результатом этого партнёрства может стать, во-первых, лучшее понимание американцами проблематики обеспечения современной международной безопасности. Пока Вашингтон зачастую куда более резко реагирует на государства, не согласные с американской позицией, чем на реальные угрозы международной безопасности, к которым, без сомнения, относится глобальный исламский фундаментализм. Во-вторых, лучшее понимание угроз должно способствовать формированию альянсов, эффективных в борьбе с этими угрозами. А такие альянсы в свою очередь в современном мире скорее возможны не на основе общих ценностно-идеологических представлений, а на основе общих интересов. В случае современного Ирака этот интерес состоит в уничтожении суннитских экстремистов.

Нетрудно заметить, что постановка вопроса о необходимости для Соединённых Штатов пересмотреть из-за нынешнего иракского кризиса некоторые свои базовые подходы к международному взаимодействию способна повлиять и на российско-американские отношения.

Если в Вашингтоне, глядя на многочисленные «пожары» современного Ближнего Востока, осознают, что идеология – не лучшая основа для внешней политики, а прагматическое сотрудничество в решении конкретных острых международных проблем может быть очень эффективно, то это может стать первым, важнейшим шагом в направлении пересмотра нынешних российско-американских отношений. Не является секретом, что именно постоянные попытки Вашингтона вмешиваться в российские внутренние дела, отказ признавать российские интересы, «советы», требования и критика в адрес российских властей являются главной причиной ухудшения российско-американских отношений в последние годы.

Но если уж в Вашингтоне готовы координировать иракскую политику с Ираном, то почему бы не пересмотреть отношения с Россией, которая последние, как минимум, полтора десятилетия ведёт борьбу с исламским экстремизмом?

Конечно, такой пересмотр пока находится в области вероятного. Однако ясно, что события в Ираке (да и в целом на современном Ближнем Востоке) добавляют пищи для размышлений о его необходимости. Ожидать подлинного союзничества (если такое вообще возможно в современных международных отношениях) между Россией и США не приходится, однако это совершенно не означает, что конфронтация является единственным вариантом. В конце концов, даже в условиях напряжённости двусторонних отношений совместная инициатива Москвы и Вашингтона (если уж быть совсем точным, российская инициатива, поддержанная США) способствовала выводу из Сирии химического оружия, а своевременное прибытие российских штурмовиков СУ-25 и инструкторов помогло укрепить оборону Багдада.