Бывший партсекретарь крупнейшего китайского мегаполиса Чунцина, член Политбюро ЦК КПК, сын одного из «бессмертных коммунистов» Бо Силай на прошлой неделе был приговорен к пожизненному заключению. Учитывая высокий статус Бо и его популярность в Поднебесной, эксперты ожидали менее сурового приговора. Однако следует понимать, что если бы «красного Бо» приговорили к 15-20 годам заключения, он претендовал бы на условно-досрочное освобождение еще при нынешнем поколении китайских лидеров. А этого его соперники в КПК допустить никак не могли. Силай подал апелляцию и пообещал «отомстить недругам», но китайские журналисты убеждены, что это не по силам «политическому банкроту», который сделал заведомо проигрышные ставки во внутрипартийной игре.

Да, со стороны все это выглядит как не имеющие значения для внешнего мира дрязги внутри китайской Компартии. Но на самом деле падение «красного Бо» во многом определило судьбу КНР. По сути, в неспокойный момент смены поколений китайская правящая элита решала вопрос о том, сохранит ли власть династия «красных» императоров с ее номенклатурно-»коммунистической» мишурой и «наследием великого Мао» или на смену ей придет династия Си, которая вернётся к старым имперским традициям и откажется от «марксистско-ленинского» антуража.           

«Новый хунвейбин»

По своему происхождению Силай принадлежит к китайским «аристократам». Его отец — один из ближайших сподвижников Мао Цзедуна Бо Ибо сохранял влияние в партии вплоть до своей смерти в 2007 году. Но в отличие от других «аристократов» — отпрысков «бессмертных коммунистов» — Силай не примкнул к так называемой партии принцев «тайцзыдан», выступающей за медленный слом существующей системы, возвращение к корням и замену династии Мао, не совсем органичной для Китая, на новую «конфуцианскую» династию. «Силай — не совсем обычный аристократ, — отметил как-то исследователь китайской политической системы из Института Брукингса Ли Чэн, — он не страдает эдиповым комплексом, свойственным другим «принцам», и не стремится бросить вызов отцам и возродить традиции докоммунистического Китая. Он предпочел сохранить лояльность «красной» династии и заняться чисткой системы. Не случайно Бо-младший так часто аппелирует к опыту Культурной революции».

Начав карьеру со скромной должности в центральном аппарате партии, выпускник Пекинского университета Силай сделал себе имя на северо-востоке КНР, превратив захолустный центр Далань в один из наиболее развитых городов страны. После этого он руководил Министерством торговли, а в 2007 году был назначен на пост руководителя парторганизации Чунцина, который традиционно считался вотчиной «аристократической» фракции КПК. Ведь это 30-милионный мегаполис, один из крупнейших коммерческих промышленных и научных центров Китая, в котором находятся машиностроительные и метталургические заводы-гиганты, более тысячи научно-исследовательских институтов и 25 вузов. В Чунцине Силай начал проводить политику, которая сочетала рыночные принципы, повышенную социальную защиту населения и активную борьбу с коррупцией. На пост начальника управления общественной безопасности и вице-мэра Чунцина, считавшегося одним из наиболее криминальных регионов Китая, он назначил Ван Лицзюня — известного в КНР борца с преступностью, о деятельности которого даже снят телесериал. Лицзюнь не только разгромил несколько мафиозных группировок, но и произвел кадровую чистку силовых органов, избавившись от коррумпированных сотрудников, связанных с преступным миром. В народе «китайский Катани» пользовался огромной популярностью. Рассказывали, что он часто переодевался в таксиста и разъезжал по улицам Чунцина на автомобиле местной таксомоторной компании, чтобы «ознакомится с реальной ситуацией в городе».

Не меньшую известность в стране приобрел и его шеф, который ради борьбы с коррупцией пренебрегал часто санкциями суда и прочими формальностями и активно продвигал «чунцинскую модель развития», ключевыми элементами которой стали госкапитализм, патернализм и коллективистские ценности времён маоистского Китая. «Чунцинскую модель» команда Бо противопоставляла действующей либеральной «гуандунской модели».

Силай постоянно рассуждал о поляризации китайского общества, устраивал походы по местам боевой славы КПК и возродил конкурсы революционных «красных» песен, которые из Чунцина стали распространяться по всей стране. «Восхваление красного, уничтожение черного», — под этим лозунгом Силая могли расписаться практически все сторонники левых и крайне левых взглядов в Китае. В СМИ его окрестили «красным Бо» и «новым хунвейбином» (так назывались наиболее активные участники «культурной революции», боровшиеся с «капиталистами», «черными ревизионистами» и «противниками Председателя Мао» в 60-х годах прошлого века). В Чунцин часто наведывались верховные руководители Китая, покровительствующие Силаю. На ежегодных сессиях Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) он всегда оказывался в центре внимания. По словам The New York Times, «высокий и статный Бо, который не боялся общаться с прессой, стал, наверное, самым популярным политиком КНР». «Харизматичный Бо Силай являлся лидером группировки неомаоистов, — заявил «Однако» заместитель директора Института Дальнего Востока Сергей Лузянин, — он и его соратники считали излишнюю либерализацию пагубной для страны и настаивали на том, что единственным ответом на массовые социальные протесты в городе и особенно в деревне может быть возвращение к наследию Мао». Поговаривали, что на партийном съезде в ноябре 2012 года Бо будет назначен одним из постоянных членов Политбюро и, несмотря на то, что посты председателя и премьера достанутся другим, сможет оказывать огромное влияние на идеологию КПК.

Падение «красного Бо»

Однако прогнозы эти не оправдались. В марте 2012 года накануне сессии ВСНП ближайший соратник Силая Ван Лицзюнь попытался получить убежище в консульстве США, утверждая, что влиятельные недруги «красного Бо» ищут на него компромат и все подчиненные «чунцинского мэра» находятся под угрозой ареста. По слухам, если американцы укроют его, Лицзюнь обещал предоставить им сенсационную информацию о коррупции в высших эшелонах власти КНР. Вскоре после этого инцидента он был арестован (Лицзюню, в числе прочего, были предъявлены обвинения в сокрытии убийства английского бизнес-консультанта Нила Хэйвуда, который не скрывал своих связей с M6 и разъезжал по Пекину в «ягуаре» с номером 007. Не исключено, говорят эксперты, что его отравление было провокацией, рассчитанной на то, чтобы потопить Силая). Бо в смятенных чувствах отправился на сессию ВСНП. «Если мы строим общество, в котором одни баснословно богаты, а другие прозябают в нищете, — начал он атаку на сторонников рыночной экономики, — значит, мы ничем не отличаемся от капиталистов и давно уже смирились с поражением в идеологической борьбе с Западом». Присутствующие на сессии «новые левые» рукоплескали ему, однако премьер Вэнь Цзябао осадил чунцинского партсекретаря, посоветовав ему задуматься о «казусе, который случился с его заместителем». Более того, рассуждая о необходимости политических реформ, он предостерёг чиновников от повторения «трагедии культурной революции», с негодованием отозвавшись о конкурсах «красных песен».

Эксперты, знакомые с витиеватым языком китайской бюрократии, тут же сделали вывод: Силаю грозит отставка. И действительно, на итоговой пресс-конференции премьер объявил о том, что младший Бо потерял доверие руководства и будет лишен своего поста.

Cотни видных коммунистов, партийных теоретиков, ученых и чиновников подписали обращение к Всекитайскому народному собранию, в котором призвали прекратить преследование Силая, ставшего жертвой политических игр. За Бо попробовал вступиться и его главный покровитель в Политбюро — секретарь Политико-юридической комиссии Чжоу Юнкан, который видел в чунцинском партсекретаре своего преемника. Причем, по слухам, именно Юнкан возглавлял внутрипартийную борьбу против выдвижения Си Цзиньпина на пост генсека КПК. Политико-юридическая комиссия контролирует полицию, суды, прокуратуру и другие силовые структуры КНР, и, по сути, является одним из важнейших центров власти в Пекине. «Этот институт по природе своей консервативен, — отмечал Ли Чэн из института Брукингса, — и неудивительно, что в нём сильны позиции неомаоистов, которые по-прежнему хотят видеть Китай «красной империей».

Накануне партийного съезда стало очевидно, что руководитель комиссии Чжоу Юнкан готов бросить вызов новому поколению китайских лидеров, которое, по его мнению, отрекается от коммунистических идеалов, Влиятельная англоязычная газета Global Times потребовала прояснить ситуацию по поводу многочисленных слухов о расколе внутри КПК. В мае на встрече ведущих партийных руководителей в отеле Цзинси Ху Цзиньтао пообещал простить неомаоистов, если они признают свои ошибки.

Но фракция Юнкана и Силая не собиралась сдаваться. Многие поговаривали о том, что неомаоисты давно уже составили план военного переворота, подготовили собственные отряды и запасли оружие в чунцинском арсенале (не случайно, мол, в 2011 году, когда Ху Цзиньтао отправился на саммит АТЭС, в Чунцине прошли масштабные военные учения, на которых присутствовали все высшие руководители НОАК от министра обороны до командующих военными округами и которые были восприняты в Пекине как настоящая демонстрация силы). Кроме того, было известно, что «красный Бо» собирает компромат на своих коллег из Политбюро и ради власти не остановится ни перед чем.

Лидеры КПК до последнего опасались, что Бо и его влиятельные друзья-консерваторы выступят с разоблачениями. Си Цзиньпин чуть было даже не отказался от поста генсека, будучи уверен, что неомаоисты сумеют перетянуть одеяло на себя. Показательно, что даже дату проведения съезда объявили лишь после того, как у Силая отобрали партбилет и депутатский мандат. Затем «красный Бо» был арестован личной охраной Чжуннаньхая (китайский Кремль), причем распоряжение о его аресте отдал якобы сам Ху Цзиньтао. Символично, что охранники Чжуннаньхая в 1976 году арестовали и вдову Мао Цзэдуна Цзян Цин, которая считается одним из главных вдохновителей «культурной революции».

Главным архитектором судебного процесса против Силая в Китае называют Си Цзиньпина (стоит отметить, что отец Цзиньпина Си Чжунсюнь боролся в свое время с левым уклоном отца Силая Бо Ибо: так что дети продолжают дело своих отцов). Но основная проблема, по мнению нового председателя КНР, состоит в том, что «красный Бо» был и остаётся опасным противником, способным «раскачать лодку». Не менее опасным представляется китайским руководителям Чжоу Юнкан, который вскоре после падения Силая был также отправлен в отставку. Снизить накал страстей помогло и сокращение состава Постоянного комитета Политбюро с девяти до семи человек. «Китай пережил настоящий политический переворот, — отмечал в прошлом году The Economist. — Отставка чиновников, которые считаются идеологами неомаоистов, может символизировать начало китайской перестройки».

Конфуцианская модель

            В действительности речь, конечно, идет не о перестройке. Ведь советская перестройка была синонимом вестернизации. В Китае же на смену коммунистическим догмам приходят отнюдь не западные, а традиционные конфуцианские ценности. После падения империи Цин в 1911 году революционеры провозгласили конфуцианство «закостенелым учением, мешающим прогрессу». При Мао антиконфуцианская традиция сохранилась и дала страшный рецидив в годы культурной революции. Освоившись в роли нового Сына Неба, крестьянин из провинции Хунань повел себя так же, как император Цинь Шихуанди — основатель первой китайской династии, устроивший гонения на последователей Конфуция и уничтоживший все записи его бесед. Кстати, Шихуанди, как и китайские коммунисты, создал сверхцентрализованное бюрократическое государство и прославился «большими стройками» (именно при нем была возведена великая китайская стена).

            После смерти Шихуанди Китай вернулся к Конфуцию. То же самое происходит и сейчас. Бывшие марксисты приходят к выводу, что только конфуцианство может стать основой для новой китайской идентичности. Ведь в нем задается этическая матрица взаимоотношений родителей и детей, старших и младших, правителей и подданных. Уже Ху Цзиньтао включил в государственную идеологию концепцию «хэсе» («гармонизация»), прямо заимствованную у Конфуция. В материалах 7-го пленума ЦК КПК, который предшествовал прошлогоднему съезду партии, впервые исчезли упоминания имен «учителей красного Китая» — Маркса, Энгельса и Ленина. В партийной прессе накануне съезда публиковались статьи ученых, рекомендовавших коммунистам из «партии революции» превратиться, наконец, в правящую партию, которая отражала бы интересы всего народа (даже в партийном уставе КПК называется теперь «авангардом китайской нации»). Китайские идеологи практически забыли о концепции классовой борьбы и полностью сосредоточились на конфуцианской теории «сяокан» («малое благоденствие»). КНР избавляется от таких неприятных проявлений маоизма, как система трудовых лагерей. И хотя Чжоу Юнкан уверяет, что это будет означать конец партии и государства, сейчас к нему уже не прислушиваются.

            Но главный акцент «династия Си», разумеется, делает на конфуцианстве. В Поднебесной активно пропагандируются идеи философа, на экраны вышел эпический фильм «Конфуций», по всему миру открываются Институты Конфуция, основной задачей которых считается распространение китайских культурных ценностей.

                Поворот китайской элиты к Конфуцию, безусловно, вызывает интерес на Западе. Политологи уверяют, что КНР теперь может предложить миру собственную модель глобализации, в основе которой находятся конфуцианские идеи. Приоритет корпоративизма над индивидуализмом, почтительное отношение к власти и социальной иерархии; опора на личные связи и взаимные обязательства (а не на законодательные нормы) — вот, по мнению экспертов, что составляет суть «конфуцианской модели». «Развитие социальных коммуникаций и экономическая глобализация подготовили материальную основу для единства мира, его духовной основой же может стать конфуцианство, — отмечает австралийская китаистка Розита Делиос в докладе «Конфуцианская парадигма глобальной политики». — И не только потому, что последователи Конфуция признают различные идеи и культуры выражением единого принципа, но и потому, что в конфуцианстве разработана политическая технология достижения и поддержания мирового порядка». И неслучайно китайская элита всё чаще говорит о КНР как о «державе, ответственной перед мировым сообществом».

            Стоит отметить, что поражение неомаоистов вовсе не означает окончания фракционной борьбы внутри КПК. Противоречия, существующие между так называемыми «комсомольцами» и «шанхайцами», никуда не денутся, даже если обе фракции отвернутся от марксистских идеалов и поднимут на знамёна учение Конфуция. «Комсомольцы» или «популисты», как и прежде, будут отстаивать интересы малообеспеченных слоев населения, призывая к борьбе с безработицей, справедливому перераспределению ресурсов, сбалансированному росту и возрождению северо-восточных провинций, которые являются главной индустриальной базой страны. «Шанхайцы» или «аристократы» продолжат оказывать поддержку частному сектору, финансовой и деловой элите Восточного побережья, защищать курс на «опережающее обогащение» наиболее преуспевших регионов, общественных слоёв и граждан. «Фактически, — отмечает эксперт из Института Брукингса Ли Чэн, — речь шла о выборе модели развития: коммунизм или конфуцианство. Но при этом сохранялись и противоречия, связанные с имущественным расслоением в современном Китае. Неудивительно, что внешние наблюдатели окончательно запутались, кто из китайских политиков к какой группировке принадлежит. Тот же Цзян Цзиминь, например, блокировался с Бо Силаем в вопросе о возрождении марксистских ценностей и поддерживал Си Цзиньпина в том, что касается развития рыночной экономики. Ху Цзинтао критиковал «шанхайцев» за отсутствие социальной справедливости, но при этом вместе с товарищем Си отстаивал конфуцианские ценности».

Мир «китайской мечты»

Теперь что касается внешней политики. Ни у кого уже нет сомнений, что на смену Ху Цзиньтао пришел куда более самоуверенный и амбициозный политик. И поэтому большинство экспертов предсказывают, что товарищ Си откажется от принципов Дэн Сяопина, призывавшего к сдержанности на международной арене.

Долгое время в Китае господствовала концепция «мирного роста», которая, по словам её автора — экс-министра пропаганды Чжен Бицзяна — позволяет укрепить позиции страны на мировой арене, не прибегая при этом к насилию. «Стратегия — «победитель-победитель», когда обе сотрудничающие стороны оказываются в выигрыше, — писал Бицзян, — с одной стороны, поможет нам преодолеть замкнутость, возникшую в результате реформ Сяопина, а с другой — избежать конфликтов с великими державами». Несколько лет назад с критикой данной концепции выступили представители националистического направления, которых политологи по аналогии с американскими неоконами окрестили «неокоммами». Правда, корень «ком» здесь, на самом деле, неуместен. Ведь националисты из окружения нового лидера к марксистко-ленинским формулам относятся скептически.

«Политика ужесточается, меняется риторика и стиль поведения, —отмечает Сергей Лузянин, — Цзиньпин всё реже говорит о социализме и всё чаще вспоминает эпоху «опиумных войн», когда «Запад начал закабаление Китая». Новый китайский лидер заявляет, что западные державы «не имеют больше права навязывать всем свои ценности и на их основе пытаться перестроить мир». Он предлагает превратить Китай в альтернативный центр притяжения и потому своей главной миссией называет «великое возрождение великой нации». «Мы должны воплотить в жизнь китайскую мечту», — с таким призывом обратился товарищ Си к депутатам Всекитайского собрания народных представителей после своего избрания на пост председателя КНР.

В начале года близкий нынешним китайским властям эксперт Фуданьского университета Ван Ивэй опубликовал в газете «Хуань-цю жибао» программную статью, в которой провозгласил, что главная задача нынешних правителей КНР «сохранить Азию от вторжения западных стран» и «разрушить гегемонию общечеловеческих ценностей, которые, на самом деле, являются ценностями западной цивилизации». Он противопоставил Западу остальной мир, который должен стать «миром Мечты Китая» — универсальной мечты, основанной на конфуцианских ценностях. «В прошлом некоторые страны бесконтрольно ущемляли национальные интересы нашей страны, — отметил Ивэй, — теперь им надо твердо уяснить, где проходит черта, за которую заступать нельзя. Ни одна страна не должна рассчитывать на то, что мы будем торговать национальными интересами, и если кто-то будет мешать Китаю отстаивать свои законные права, это вынудит нас перейти к жестким действиям». Политологи отмечают, кстати, что эти тезисы очень напоминают валдайскую речь Владимира Путина.

Советники Цзиньпина убеждены, что «только военная модернизация и укрепление Китая могут обеспечить стабильность и заставить США проявлять сдержанность». Они постоянно призывают «готовиться к войне», действовать в духе «активной обороны» и демонстрировать «устрашающую мощь» вооруженных сил.

«При Цзиньпине, — отмечает австралийский политолог Уоррен Сан, — Китай постепенно начинет отказываться от оборонительной философии и, осознавая свою лидерскую роль, перейдет к наступательным действиям». Неслучайно американцы сетуют сейчас, что даже такой дипломат, как Ян Цзечи, который в 1970-е годы занимал пост китайского посла в Вашингтоне и заработал в США репутацию «мастера компромиссов», в последние годы превратился в откровенного ястреба. В Госдепе это объясняют желанием Цзечи подстроиться под идеологию нового лидера КНР, который назначил его своим главным советником по внешней политике. Как пишет американский ресурс The Huffington Post, «мессианизм Цзиньпина объясняется его тесными отношениями с военными. Ведь, что любопытно, еще до того как товарищ Си был назначен генсеком, верные ему генералы-националисты заняли ведущие посты в китайских вооруженных силах».

Вопрос: выгоден ли для России поворот КНР от привычных марксистско-ленинских декораций к традициям докоммунистического Китая? После падения СССР в отношениях с Пекином Москва постоянно испытывала комплекс старшего брата, отказавшегося от семейных идеалов. Теперь же, когда китайская элита вдохновляется примерами из истории XIX века, Россия может чувствовать себя намного комфортней. Вспомним, что в трудный для цинской империи период, когда она была не в состоянии сдержать наступление англо-французских войск во время второй «опиумной войны», китайское правительство обратилось к Петербургу с просьбой о посредничестве. И, выступив посредником, Россия фактически спасла от штурма столицу Китая. Можно вспомнить и ситуацию после поражения цинской империи в войне с Японией в 1895 году, когда только вмешательство Петербурга заставило Токио отказаться от чрезмерных притязаний, в том числе на Южную Маньчжурию. Через год, как известно, был подписан русско-китайский Союзный договор, положивший начало строительству Китайской восточной железной дороги и позволивший России усилить позиции на Тихом океане. В общем, если династия Си и впрямь собирается вернуться к опыту династии Цин, наследники Российской империи будут восприниматься в Пекине как естественные и надёжные союзники.