Слабости нашей «мягкой силы»

Что может стать визитной карточкой России на постсоветском пространстве?

 «Мягкая сила» в международной политике — это в первую очередь массовая культура, механизм влияния на идеи и эмоции огромной аудитории. Возможности масскульта не следует преувеличивать, так как реальное бытие, а не красивая картинка определяет жизнь людей, но и недооценивать этот фактор опасно. Средства массовой информации, литература, кино и музыка могут исподволь подталкивать аудиторию к определенному экономическому и политическому поведению, как протестному, так и лояльному.

Экспансия Урганта

Потенциал российского масскульта достаточно велик. Прежде всего, Россия — самый крупный по численности населения и абсолютному объему финансовых ресурсов субъект постсоветского пространства. У нас больше кадров и средств для различных крупных проектов, включая культурные и информационные. Речь и о новостных, и о политических передачах, и о кино — от элитарных фильмов до мыльных опер, и о музыкальных композициях и книгах. Это и делает российскую массовую культуру столь популярной. В странах бывшего Советского Союза смотрят и фильм «Брат», и шоу «Жди меня», и «Вечерний Ургант», читают Лукьяненко или Минаева.

Даже в Латвии и Литве, давно уже вступивших в Евросоюз и активно интегрирующихся в западную культурную систему, 30–40% представителей титульной национальности продолжают смотреть русскоязычные телеканалы (среди русских этот процент еще больше). В Казахстане, по данным Gallup, рейтинги новостных программ на русском в разы выше, чем у аналогичной продукции на казахском языке. В республиках Средней Азии шутят, что работают в родной республике, но вечерами возвращаются в Россию, так как смотрят либо ретранслируемые российские каналы, либо закупленную местными телевещателями российскую продукцию.

Коллега-политолог из Узбекистана рассказывал, что многие его сограждане плохо знают местных политиков, кроме узкой группы первых лиц. Но гораздо лучше ориентируются в российских политических раскладах, даже знают по фамилиям многих глав регионов России. В некоторых странах Южного Кавказа популярны не только федеральные телеканалы, но и либерально-оппозиционный «Дождь», благодаря просмотру которого знают о нашем Координационном совете оппозиции не меньше, чем о «Грузинской мечте».

Во многих странах наши телеканалы отнюдь не пользуются покровительством властей, опасающихся идейного влияния независимых от них СМИ. Была серия попыток блокировать российское телевидение местными вещателями, предпринятых в разных республиках. Например, прекращение ретрансляции канала «РТР-Планета» в Таджикистане в 2009–2010 годах. Причем российская сторона, наоборот, всячески поощряет проникновение каналов из стран СНГ в Россию и двусторонний культурный обмен вообще. В частности, «НТВ+» предлагало бесплатное подключение вещателей из стран СНГ к своей платформе и введение льготных расценок для их аудитории.

Важно понимать, что из России бывает трудно оценить значение российского вещания для массового сознания бывших союзных республик, так как в России телевизионное влияние в какой-то мере уравновешивается более успешными радиостанциями, газетными изданиями и интернетом. Между тем центрально-азиатские наблюдатели хорошо помнят, какое влияние репортажи и передачи российских каналов оказали на падение режима Бакиева, рост антиамериканских настроений в Киргизии и изменение статуса авиационной базы «Манас». Документальный телефильм «Без России» о положении русского населения Центральной Азии вызвал в Узбекистане сильный общественный резонанс и при этом в самой России остался практически незамеченным. В Казахстане местная власть остро отреагировала на освещение российской прессой беспорядков в Жанаозене из-за высказанного некоторыми журналистами скепсиса в отношении государственной позиции.

Подчеркнем, что телевидение является не единственной сферой российской культурной экспансии. Например, по имеющимся данным, в Казахстане 75– 90% книг, лежащих на прилавках, ввозятся из России. Часто цены на них неадекватно высоки из-за таможенных и транспортных наценок, что сильно снижает рентабельность торговли, но достойных конкурентов у российской книжной продукции пока просто нет. На Украине доля импортной российской литературы около 90% рынка (правда, за вычетом учебников), причем сейчас большинство местных экспертов ожидают еще большей монополизации данной сферы российской компанией «Эксмо».

На музыкальном рынке ситуация несколько более сбалансирована. В большинстве стран объемы российской поп-музыки велики, однако лидерами продаж традиционно остаются национальные исполнители, некоторые из них умудряются проникать и на российский рынок. В большей степени локализована живопись и скульптура, но эти виды искусства трудно назвать массовыми. Впрочем, российское доминирование в ряде других сфер, включая телевизионное вещание, оказывает сильное влияние на моду и, следовательно, продвижение российского искусства на постсоветском пространстве. Примером может служить успех Никаса Сафронова в Эстонии, где ему в 2009 году был заказан портрет первой леди Эвелин Ильвес, несмотря на сильнейшие заморозки в отношениях стран Балтии с Россией в то время.

Пожалуй, единственным искусством, в сфере которого Россия проигрывает борьбу на постсоветском пространстве, является кино. И в других странах СНГ, и в самой России кинопрокат захватывается западной продукцией: в 2005–2012 годах доля сборов российского кино в прокате упала с 30% до 15%. В прошлом году ни один российский фильм не попал в десятку наиболее кассовых, по данным ресурса «Фильмпро». Довольно близкая ситуация на кинорынках стран СНГ, с той лишь разницей, что в лагере проигравших находятся и национальный, и российский кинопром.

Русский язык: яйцо и курица

При анализе успехов российской культуры на постсоветском пространстве важно понять, какую роль в этом играет языковое преимущество. Ведь еще с советских времен русский язык — язык межкультурной коммуникации, знакомый всему постсоветскому населению. Однако сейчас, когда прошло более 20 лет после распада СССР, важно понимать, что первично. Русский язык поддерживает российскую культуру или массовая культура России сохраняет спрос на русскую речь? Что является первоочередным — яйцо или курица?

Мы рассмотрим этот вопрос по данным социологических исследований Gallup. Социологи опрашивали жителей бывшего СССР, кроме Туркменистана и стран Балтии, о владении русским языком. Мы отметим только три показателя:

— процент тех, кто утверждает, что так или иначе владеет русским;

— утверждает, что не испытывает проблем при чтении;

— предпочел общаться с социологом на русском.

Данные о владении русским языком населения ряда стран — членов СНГ и Грузии (%).

В общем-то, предложенные данные рисуют не слишком оптимистичную, но ожидаемую картину. Владение русским языком все еще является престижным, и им спешит похвастаться большинство респондентов. Однако уровень владения во многих странах, особенно Азербайджане, Грузии и Узбекистане, сильно упал.

Кроме того, в большинстве стран, исключая Белоруссию, Украину и в меньшей мере Казахстан, русский язык все больше смещается к периферии, так как респондентам явно удобнее говорить с социологами на национальном языке. Можно предположить, что это касается и общения с массовой культурой. «Удобнее» были бы титульные языки республик, но лучшая или наиболее востребованная продукция сейчас именно русскоязычная.

Мои личные наблюдения подтверждают сильное снижение роли русского языка в устном общении. Даже образованная молодежь из многих постсоветских государств, включая страны Балтии и Южного Кавказа, владеет преимущественно бытовой лексикой. При общении на специальные темы зачастую проще перейти на английский, чтобы понимать друг друга.

Нет, разумеется, никто не скажет, что русский устарел, ведь он все еще является наиболее популярным языком на постсоветском пространстве. По опросам, 15% нуждается в знании русского языка для работы, 19% — для просмотра кино и телепередач. 95,6% хотят, чтобы их дети знали русский, так как владение им может считаться важным преимуществом.

Однако важно понимать, что русский язык в странах бывшего СССР перестает быть самостоятельной ценностью, атрибутом общей идентичности. Поэтому все важнее становится вопрос: зачем? Какую информацию несет в себе русскоязычная продукция? Нужна ли она?

России нужна своя «статуя свободы»

Мы установили, что потенциал российской «мягкой силы» велик. Нельзя сказать, что этот результат какой-то особой «экспансивной» культурной политики Москвы. В большинстве случаев работают естественные рыночные законы. В ряде стран не хватает своей продукции, а многим российским производителям становится тесно на отечественном рынке, и дальше можно развиваться только за счет экспорта. Несмотря на снижение значения бытового русского языка в странах бывшего СССР, наша массовая культура популярна, и она открывает широкие возможности для продвижения «российского образа жизни». Вопрос в том, что на самом деле доносит масскульт до наших соседей? Тот факт, что большая часть «культурных образцов», которые экспортирует Россия, имеют чисто развлекательный характер, — не новость. Естественно, художественные книги в мягкой обложке имеют больший тираж, чем монографии по экономике и философские трактаты. Например, по данным украинского книжного рынка, 90% ввозимой в страну российской литературы — развлекательная проза. Однако, на данном виде литературы наш книжный рынок вовсе не заканчивается. А «неразвлекательная» продукция в силу понятных причин особенно важна с точки зрения «мягкой силы».

Данный вид литературы представлен на рынках СНГ довольно неравномерно. В Киргизии, например, российские научные и научно-популярные книги занимают примерно 70–75% библиотечных фондов в Бишкеке.

Русские издания широко используются в учебном процессе в местных вузах, что неудивительно при достаточно высоком уровне владения языком в республике и особенно столице. Есть проблемы с тем, что часть книг попадает в регион с большой задержкой или не попадает вовсе, если речь идет о малотиражных академических изданиях, но эти трудности — второстепенны.

В Грузии или на Украине ситуация складывается несколько иная. Их рынки научно-популярной литературы гораздо в большей мере заняты местными и западными изданиями. В украинских издательствах примерно 35–45% продукции выходит на русском языке, что, конечно, тоже важно. Однако с политической точки зрения эта литература не может являться проводником российского взгляда на мир. Что уж говорить про Грузию, где, согласно мнению ряда наблюдателей, прилавки заняты преимущественно грузинской и англоязычной литературой.

Разумеется, в каждом случае проблема не только в качестве самой российской продукции. Ряд постсоветских государств находятся в лучшем состоянии и могут частично удовлетворять культурные запросы населения без привлечения импорта научной литературы, но нужно честно признать, что некоторые проблемы есть и с российской стороны. Речь даже не о качестве нашей научно-популярной литературы и дефиците просветительского кино. Проблема в том, что Россия не может сформулировать образ, который следует экспортировать в другие страны. Для США это пресловутый «американский образ жизни» и «американская демократия», которые предлагаются как объект для подражания всему миру. Проще говоря, у них есть — статуя Свободы, у нас же нет равного по силе образа.

В Грузии вплоть до недавнего времени соответствующую роль играл государственный миф об «успехе либеральных реформ». Несмотря на сомнительный характер заявленных достижений, пропаганда «грузинского эксперимента» позволила Грузии значительно повысить свое влияние на постсоветском пространстве и превратиться в достаточно активного игрока, в том числе в странах Балтии и Центральной Азии. Это позволило Тбилиси, например, добиться заключения достаточно выгодного для себя торгового соглашения с Киргизией, хотя этот акт и создал для Бишкека определенные неудобства в вопросе вступления в Таможенный союз.

Экономические успехи России, достигнутые в 2000-е годы, и по абсолютным, и по качественным показателям более значительны, однако никто не спешит писать книгу «Почему у России получилось?» Хотя, без всякого сомнения, изучение российского опыта восстановления экономики после распада СССР было бы небезынтересно для многих постсоветских государств.

Впрочем, сформулировать популярную идею, которая бы стала визитной карточкой страны, не всегда просто, даже если к тому есть все предпосылки. Структуры того же ЕС вкладывают большие средства в формирование позитивного образа объединенной Европы, но «европейский проект» теряется в тени «американского», хотя реальные различия социальных моделей ЕС и США весьма существенны, а европейский опыт выглядит гораздо более привлекательно из-за социальной составляющей.

Россия равно не располагает собственной, до конца сформулированной для внешнего потребления, концепцией развития, поэтому в российской политике «мягкой силы» нет идеологической составляющей. Российская массовая культура, экспортируемая вовне, политически играет скорее роль отражателя текущих процессов в стране. Она ориентирована не на экспансию, а на создание позитивного образа жизни, необходимого для привлечения инвесторов и туристов. Здесь нужно признать, что современная массовая культура многого добилась на постсоветском пространстве. В республиках бывшего СССР нет расхожих негативных стереотипов о России, которыми изобилует массовое сознание Запада, — по улицам не бродят медведи, нет ужасов диктатуры образца КНДР.

Однако массовая культура может и должна говорить не только о своем источнике, но и о проблемах и задачах самой аудитории. Признаем, большинство стран СНГ находится на периферии сознания российского общества. В прессе нет систематического освещения текущих событий, даже происходящих в Белоруссии или Казахстане, если они не связаны с российской внешней политикой. Исключение составляет телеканал «Мир», созданный усилиями Содружества, но его популярность и аудитория не слишком велики. Искусство также мало обращает внимания на бывшие союзные республики. Особенно это касается Центральной Азии и Южного Кавказа, которые некоторым видятся бескрайним «диким полем», где нет ничего, кроме нищеты, чуждой экзотики и тлеющих этнических конфликтов.

Фактически речь идет о том, что массовая культура не знает целевой аудитории постсоветского пространства, но пытается обращаться к ней. Такая практика не может быть долговечной, ведь нельзя бесконечно вести разговор, рассказывая только о себе самом, игнорируя нужды и интересы собеседника.

По сути, сейчас перед Россией стоит задача не только экспортировать свою культуру, но и расширять культурное пространство, интегрируя в него страны бывшего СССР. Для этого есть немало предпосылок, ведь многие представители искусства сопредельных стран охотно включаются в российский культурный процесс.

Речь не только о приехавших в Россию в кризисные 1990-е и влившихся в ряды нашей творческой интеллигенции Сергее Лукьяненко и Тимуре Бекмамбетове. Процесс творческой иммиграции продолжается и сейчас. В Россию в 2000-е годы перенесли значительную часть своей деятельности популярные музыкальные ансамбли «Краски» (Белоруссия) и «Город 312» (Киргизия), причем в какой-то мере сдвигается в Россию их творчество. Последний хит «Города», «Не теряй меня, Москва…» — настоящий гимн ритму жизни столичного мегаполиса. Московские мотивы сильны и в книгах Сергея Лукьяненко, где действие часто развивается в российской столице, писатель широко использует в сюжете московские топонимы, ссылки на городские реалии, жаргонизмы («Московские визиты», «Ночной дозор», «Черновик»).

Уверен, что всем этим представителям российского искусства есть что сказать аудитории, живущей вне границ России. Но пока в нашей массовой культуре подобный материал не вполне востребован.

Можно, конечно, спорить о том, нужно ли России вообще расширять свои культурные границы? Те же США не спешат подстраивать собственную масскультуру под зарубежную аудиторию, а скорее стремятся прогнуть остальной мир под себя, свои стандарты. «Адаптацией» занимаются разве что специальные американские СМИ, ориентированные на пропаганду среди населения иностранных государств.

Однако роль России на постсоветском пространстве несколько иная. Даже если оставить в стороне сентиментальные и исторические соображения, глобальность нужна российской культуре и политике. Она определяет ее уникальный статус нашей страны на постсоветском пространстве, и «деглобализация», намеренная ампутация культурных пространств сопредельных стран означает политическое отступление, потерю влияния и авторитета.