Алексей Пушков: Мы хотим восстановить мировой баланс, но не знаем, какую модель развития предложить внешнему миру

 Новая американская администрация планирует сместить акценты во внешней политике, сделав ставку на «мягкую силу». О том, может ли совершить такой поворот Россия и имеются ли у нее необходимые для этого ресурсы, корреспондент «Однако» Александр Терентьев-мл. побеседовал с председателем Комитета по международным делам Госдумы РФ Алексеем ПУШКОВЫМ.

Голливуд и кока-кола

Новая команда Обамы понимает, что США не по карману сейчас содержать империю, и пытается воплотить в жизнь концепцию «мягкой силы», разработанную в 90-е годы гарвардским профессором Джозефом Наем. Получается, что на смену глобальной военной империи должна прийти глобальная информационная империя?

— Не стоит сводить понятие «мягкая сила» к информационным возможностям того или иного государства. Конечно, от образа в СМИ многое зависит. Неслучайно в мире появляется все больше англоговорящих телеканалов: Russia Today, Deutsche Welle, два китайских канала, «Аль-Джазира». Английский стал языком глобального общения, и большинство государств, которые задумываются о своем имидже за границей, это понимают. Если мы будем говорить о Соединенных Штатах, важным элементом их «мягкой силы» помимо глобального телевещания является университетская система. Во многом за счет продуманной грантовой политики — этого у американцев не отнимешь. «Мягкая сила» — это и Голливуд, который развлекает людей по всему миру, но при этом проводит определенную идеологию. Даже фильмы, которые подают-

ся как объективные, не отходят в действительности от общей линии. Скажем, в картине «Цель номер один», недавно вышедшей на экраны, режиссер вроде бы осуждает пытки, применяемые в ЦРУ, но у зрителя в итоге создается впечатление, что пытки эти были необходимы, поскольку позволили выяснить, где находится Бен Ладен, и уничтожить его. Пропагандистское содержание присутствует практически в каждом американском фильме, который так или иначе связан с политикой и общественной жизнью. Есть, наконец, и фактор кока-колы. Американская массовая продукция по-прежнему остается элементом «мягкой силы». Ведь если то, что производит государство, — привлекательно, привлекательным становится и его имидж. Взять хотя бы французские вина, которые всегда являлись для Парижа инструментом культурного влияния. Ведь там, где вина, — там и интерес к стране, связи, поездки, образование детей. Важную роль играет и совместная история. Почему, например, американская «мягкая сила» в Африке никогда не была столь действенна, как французская и британская? Именно из-за культурно-языковых и исторических основ.

«Ирония судьбы» как «мягкая сила»

Можно ли утверждать в связи с этим, что Россия обладает «мягкой силой» на постсоветском пространстве?

— Безусловно, культурно-языковая и психологическая близость бывших советских республик во многом предопределили создание Таможенного союза. Мы понятны нашим партнерам в Казахстане и Беларуси. И если к союзу присоединится когда-нибудь Украина, это в значительной степени будет обусловлено совместной историей. Единое культурное пространство играет гораздо большую роль, чем нам кажется. Даже в Грузии, где ко всему исходящему из России сейчас относятся, мягко говоря, сдержанно, на Новый год показывают «Иронию судьбы, или С легким паром». Это тоже «мягкая сила», и ее нельзя недооценивать. Да, между нами существует сейчас большой политический разлом, но культурный разлом минимален. И это несмотря на все попытки американизировать Грузию.

Способны ли, на ваш взгляд, российские СМИ проецировать «мягкую силу»?

— Думаю, да. И доказательством тому является успех, который получил канал Russia Today, ставший одним из элементов англоязычного информационного пространства и представляющий российскую точку зрения на основные события в мире. На Западе его окрестили орудием пропаганды. Однако там дела обстоят куда хуже. Тот же канал CNN уже давно превратился в оруэлловское министерство правды. А «Аль-Джазира», которая открыто отстаивает политические интересы своих хозяев из Катара?

Потенциал российских СМИ — значителен, и не только на постсоветском пространстве. Если вы окажетесь в любом крупном городе мира — Мюнхене, Париже, Брюсселе — среди телеканалов, которые вам предложат, обязательно будет два-три российских канала. Наши передачи смотрят на Украине, в Армении, Беларуси, Молдавии, Казахстане и странах Средней Азии.

Проблема в том, что мы никак не можем выработать правильную матрицу нашего присутствия на мировом рынке информации. Американская матрица понятна. Речь идет о поддержке лидирующей роли Соединенных Штатов. Не мешают даже критические высказывания, которые позволяют себе некоторые журналисты. Они лишь создают ощущение объективности. В целом же США используют информационные ресурсы для того, чтобы утвердить свое доминирование на мировой арене. В России же не существует пока идеологии, с которой она могла бы выйти на международную арену. Мы не знаем, куда мы идем, каковы наши ценности. В 90-е годы Ельцин пытался разработать национальную идею, засадив несколько человек на бывшей даче ЦК в Волынском. Не вышло… Ведь национальная идея не может родиться спонтанно, она возникает в результате развития элит, самосознания всего общества. Наша старая национальная идея была связана с коммунистическим учением, новая так и не сформулирована. Не может же, в самом деле, такой идеей стать грубая пропаганда материального достатка, как это было в 90-е годы, когда студенты называли своим кумиром Бориса Березовского.

Альтернативный центр притяжения

Может быть, наша «мягкая сила» в том, что некоторые страны по-прежнему воспринимают Россию как альтернативу Соединенным Штатам?

— Да, многие видят предназначение России в исправлении перекоса, который существует в нынешней мировой системе. В 90-е — начале нулевых даже в Европе были недовольны американским высокомерием и односторонним подходом. Что уж говорить о других странах! Кстати, бывший российский министр иностранных дел Андрей Козырев рассказывал мне, что госсекретарь США Уоррен Кристофер любил звонить ему в 4 часа утра по Москве. Козырев вскакивал как ошпаренный и бежал к телефону в полной уверенности, что разразился мировой кризис или началась война, и слышал в трубке вальяжный голос: «Как дела, Эндрю? В Вашингтоне у нас прекрасный вечер!» И так было несколько раз. А недавно в Соединенных Штатах негодовали по поводу того, что новый госсекретарь Джон Керри не мог дозвониться Сергею Лаврову, который находился в тот момент в небе над Африкой. О, ужас! В Вашингтоне тут же поднялся крик. Как же! Римская империя оскорблена: куда, спрашивается, запропастились эти вассалы? Господствующее положение США в мире во многом определяет психологию американцев. Тот же Кристофер, когда Козырев как-то объяснял ему, что не может добиться в Москве решения, нужного Америке, хлопал его по плечу и говорил: Andrew you should try better («Андрей, ты должен прикладывать больше усилий»). При правильной политике Россия способна выправить нынешний дисбаланс в мировом соотношении сил. Тем более что у Соединенных Штатов все меньше средств на то, чтобы активно вмешиваться в дела других государств. Многие говорят сейчас о растущем влиянии Пекина. Однако роль уравновешивающей силы в любом случае отводится России. На Москву и Вашингтон приходится 95% мирового ядерного потенциала. Именно Россия, а не Китай, играет ключевую роль в Евразии: ведь геополитику никто не отменял. КНР граничит только с азиатскими странами, Россия же выходит на пять ключевых геополитических регионов — от Северной Европы до Дальнего Востока. Протяженность границы обеспечивает ей совершенно уникальное положение. Нельзя забывать и о нашей накопленной мощи, которая с распадом Советского Союза, конечно, сократилась, но все же остается весомым фактором в международных делах. Это и ядерный, и космический потенциал, и наши нефте- и газопроводы, которые позволяют России обеспечивать энергетическое кровоснабжение Евразии. Российский посол во всех без исключения странах — фигура очень важная. Россия важна для ЕС и НАТО, и это в Брюсселе не устают подчеркивать. Как держава-победительница во Второй мировой войне, Россия обладает правом вето в Совбезе ООН и без нашей поддержки через СБ невозможно протолкнуть никакие решения. Наша позиция по Сирии сыграла свою роль в том, что Соединенные Штаты отказались от идеи прямого вмешательства в сирийскую гражданскую войну: Обама не хочет повторять ошибки Буша, который вторгся в Ирак без международного согласия, и это привело к мировому кризису доверия к США и резкому ухудшению их публичного имиджа. Кстати сказать, в тот период в Госдепартаменте была даже создана должность замгоссекретаря, ответственного за имидж Америки в мире.

Информационная машина действует неслаженно

А какие государственные структуры работают над имиджем России?

— В свое время, когда в Вашингтоне этим занималось Информационное агентство США (USIA), в СССР также существовала структура, координировавшая информационную и пропагандистскую деятельность за рубежом. После распада Союза российские власти решили не преобразовать ее, а упразднить.

Однако, на мой взгляд, это была ошибка. Считалось, что пропагандистские инструменты нам больше не нужны. И поскольку Россия отказалась от советской системы и идеологии, во всем мире ее будут воспринимать отныне на «ура». Но ведь даже Соединенные Штаты, которые традиционно считаются лидером демократического мира, не успокаиваются на этом и продолжают выделять огромные суммы на информационно-пропагандистскую деятельность. И это нормально: в конкурентной среде надо проецировать свою «мягкую силу» на остальной мир. К сожалению, долгое время в России этого не понимали. И до сих пор у нас нет единой информационной стратегии и направляющей структуры, которая бы ее разрабатывала. Есть множество организаций, занимающихся российским имиджем. Это и МИД, и Russia Today, и «Голос России», и РИА «Новости», и западные пиар-компании вроде Ketchum.

Россотрудничество действует на некоторых направлениях, работая с соотечественниками и финансируя российские центры за рубежом. Однако информационная машина функционирует недостаточно слаженно. Вспомним: когда Саакашвили атаковал Цхинвал, в течение двух месяцев на Западе утверждали, что именно Россия напала на Грузию, а не наоборот. Наших инструментов влияния явно не хватало. И первую фазу информационной схватки вокруг той войны мы проиграли вчистую. Поэтому так важна единая грамотная информационная политика.

Как все-таки научиться не проигрывать информационные войны?

— У России немало ресурсов, которые она могла бы задействовать в качестве «мягкой силы». Как она их задействует — другой вопрос. К сожалению, мы не всегда умеем использовать свои преимущества и правильно разыгрывать доставшиеся нам карты. Мы считаем, что все образуется само, но так не бывает.

Очевидно, что Россия должна сказать что-то внешнему миру, объяснить, какую модель мы предлагаем. Во внешней политике все еще более или менее понятно: мы хотим восстановить мировой баланс. И хотя Москва давно уже не претендует на роль гегемона, она рассчитывает поумерить пыл тех стран, которые проводят одностороннюю политику. Можно утверждать даже, что по этому поводу у нас в стране существует национальный консенсус. Обратите внимание, что в Государственной думе все четыре фракции, включая оппозиционные, по внешнеполитическим вопросам голосуют практически единогласно. Есть у нас в обществе и либеральный прозападный фланг, но его электоральный потенциал составляет 5–8%. Вопрос в том, какую модель устройства общества мы предлагаем внешнему миру? Официальная доктрина заключается в том, что мы создаем рыночное общество, основанное на принципах социальной справедливости. Но на деле нам до этого еще очень далеко. И это ослабляет нашу «мягкую силу».