Будущее европейских народов

Моя основная мысль состоит в том, что европейцы могут обрести будущее, а точнее, смогут выжить, тогда и только тогда, когда смогут отказаться от своих узко ограниченных «национальных интересов» и межэтнических обид в пользу идеи возрождения Рейха.

Я хотел бы обратить ваше внимание на некоторые парадоксальные события, получившие свое развитие в ходе нашей недавней истории. В начале 90-х годов прошлого века коммунистические режимы в странах Восточной Европы рухнули. Коммунизм пал потому, что многие из его идеалов, пусть и под другими названиями, были воплощены в действительность на капиталистическом Западе. Такие палео-коммунистические идеи российских большевиков и европейских интеллектуалов-марксистов как: эгалитаризм, интеллектуально-идейное «выравнивание и встраивание» (Gleichschaltung), возможность постоянного экономического роста в некой воображаемой мультикультурной системе – всё это с бóльшим успехом было реализовано именно на Западе. Именно поэтому вполне ожидаемым стало изящное превращение европейских интеллектуалов и политиков, прежде стоявших на марксистских позициях, в ярых либералов и защитников идеологии «свободного рынка».      

Второй причудливый изгиб истории состоит в том, что апостериори  мы должны быть благодарны отдельным проявлениям коммунистического прошлого, а именно – почти полному отсутствию иммигрантов не-европейцев в Восточной Европе. Благодаря достаточно скромному уровню жизни при коммунистах, Восточная Европа никогда не была привлекательна для иммигрантов из «третьего мира». Несмотря на то, что коммунистическая система отвергала любые проявления национализма и стремилась к построению мультикультурной системы, все усилия в этом направлении не увенчались успехом. Иммигранты не были наивны и понимали, что условия жизни намного лучше в бывших метрополиях или в экс-фашистских странах. Франкфурт-на-Майне был для них привлекательнее Франкфурта-на-Одере.

И, наконец, третий исторический парадокс. Те из нас, кому довелось провести более-менее продолжительное время в странах «третьего мира», прекрасно знают, что из себя представляет расовая дискриминация или, другими словами, социально-культурная эксклюзия Другого. Метис, живущий в Мехико или турок-выходец из восточной части Турции, живущий в Стамбуле, прекрасно осознают границы того расового и культурного слоя, к которому они принадлежат у себя на родине. Нищий турок с азиатскими чертами лица никогда не будет допущен в высшие круги состоятельных белокожих турков, гордящихся своим «европейским» (албанским или боснийским) происхождением. Нелегальный иммигрант-мексиканец, едва оказавшись в США, уже чуть ли не наизусть знает свои права. О таких правах он мог лишь бесплодно мечтать у себя дома, иначе он бы никогда не перебрался в «расистские» США. Теперь же, будучи на территории Штатов, он может безоговорочно рассчитывать на правовую поддержку со стороны левых интеллектуалов. И Германия, и США предоставляют  такие социальные возможности, какие были наглухо закрыты на родине иммигрантов из «третьего мира».

Давайте подведем промежуточный итог. Выбор Историей того или иного направления всегда остается открытым. Нужно быть осторожным, предсказывая апокалиптический конец белым европейцам. История не запрограммирована, и до конечной остановки ещё далеко. Поток Истории не терпит искусственно возводимых ограничений и, перефразируя Эрнста Юнгера, может легко разрушить любые стены времени, встающие на его пути. Либеральная стена нашего времени может обрушиться в любой момент, поэтому будет ошибочным создавать сценарии в жанре фильма ужасов, предрекая неизбежность вымирания европейцев.

 

Что движет Восточными и Западными европейцами?

Мы должны четко различать самоидентификации восточно- и западноевропейцев. Что движет ими? Какие мифы  являются доминирующими? Тридцать-сорок лет назад западноевропейские националисты обсуждали отнюдь не  проблемы иммиграции. Главной темой их обсуждений был коммунизм, исходящие от него угрозы и возможные способы обороны от этих угроз. Вопрос национального самоопределения европейских наций не входил в повестку дня, если не считать медленно тлевшие конфликты в Южном Тироле, Северной Ирландии и Стране Басков. Западноевропейские националисты и их политические институты видели своего главного врага в образе комиссара-коммуниста, а не в образе иммигранта-неевропейца. В наше время комиссар-коммунист совершенно забыт националистами, поскольку все западноевропейские народы, без исключения, подвергаются массовому  притоку иммигрантов-неевропейцев. При виде этой нескончаемой приливной волны иммиграции, оглядываясь назад, невольно задаешься вопросом, угрожал ли в действительности коммунизм самому существованию европейцев?  Может быть, при коммунизме идентичность западноевропейцев была бы в лучшей сохранности, нежели при капитализме?

Ведь именно так и вышло в странах Восточной Европы. В наши дни национальное самосознание у восточноевропейцев выражено ярче и рельефнее, чем у западноевропейцев. Частично это можно объяснить жестким подавлением любых националистических проявлений, имевшим место при былых коммунистических режимах, всегда боровшихся с так называемой «угрозой фашизма».

Страх перед нескончаемым притоком иммигрантов, реальная или даже только подразумеваемая угроза распада этнических сердцевин государств-наций заставляют многих европейских националистов переосмыслить такие понятия, как «народ», «национальное самосознание», «национальный дух». Когда-то западноевропейские националисты самоидентифицировались путем очернения националистов из стран-соседей. К счастью, те времена прошли. Сейчас на передний план для всех западноевропейских националистов и их представителей вышла проблема выживания и сохранения общей [для всех] биокультурной уникальности. И мы сталкиваемся с очередным историческим парадоксом, заключающимся в том, что вероятность конфликта между когда-то враждовавшими западноевропейскими народами обратно пропорциональна количеству прибывающих не-европейцев. Согласитесь, что трудно вообразить фламандцев, объявляющих войну соседям-валлонам или австрийское правительство, подстрекающее южнотирольцев к отделению от Италии.

Представители восточноевропейских народов практически никогда не испытывают чувства исторической вины или отвращения к себе, в отличие от западноевропейцев, в особенности немцев, которые чуть ли не свыклись с подобными чувствами. Национальное самосознание всех граждан и всех политиков восточноевропейских стран все еще в значительной степени определяется чувством национальной гордости. Например, обычным людям в Хорватии или Венгрии вовсе не нужно читать научные статьи об опасностях мультикультурализма или обсуждать смыслы национальной души. Они и без этого знают, что они Белые, Европейцы и добрые Христиане.

Тем не менее, несмотря на многие преимущества, объяснимые с точки зрения национальной однородности, взаимоотношения между восточноевропейскими народами выглядят не столь радужно, как хотелось бы. Все восточноевропейцы демонстрируют высокую степень «негативности» или, другими словами, «реактивности» национального самосознания, выражающуюся в эксклюзии Другого соседа-европейца. Нельзя недооценивать существующую в восточной Европе межэтническую и межстрановую напряженность, которая в любой момент может стать источником новых конфликтов в регионе. Несмотря на то, что народы Восточной Европы остались в стороне от проблем массовой иммиграции, для них остаются острыми внутренние проблемы межэтнических обид и взаимной неприязни.

Приведу несколько примеров упомянутого мной «негативного или реактивного» национального самосознания, поскольку оно вызывает непонимание со стороны французского или американского националиста. Возьмем, к примеру, польского националиста. Он может согласиться с националистом-немцем, во всем, что касается критики процессов глобализации, у него будут такие же антикоммунистические и антикапиталистические взгляды, но его национальное самосознание укоренено в ярко выраженных анти-немецких чувствах. Далее, треть этнических венгров – более 2 миллионов – живут под юрисдикцией иноэтничных государств – Словакии, Сербии, Румынии, но их национальное самосознание во многом определяется тесными отношениями с родственниками, проживающими непосредственно в Венгрии. Или возьмем Сербию и Хорватию. Несмотря на официально заключенный мирный договор между этими странами, их само-восприятие и восприятие друг друга просто-напросто несовместимо. У народов этих стран противоположные взгляды на исторические события и взаимно непримиримые оценки принесенных жертв. Короче говоря, несмотря на разительное расовое сходство, сербы и хорваты обладают национальными самосознаниями, которые взаимно исключают друг друга, причем самым радикальным образом. То есть, хорватский националист самоидентифицирует себя в первую очередь как «ярый анти-серб», чтобы иметь возможность дальнейшей самоидентификации как «хорошего хорвата».

Кто виноват в том, что среди народов Восточной Европы, и между ними, всё ещё живы подобные представления, сколь взаимно непримиримые, столь и пагубные? Огромную долю ответственности за негативное восприятие народами друг друга несут современная историография, всякого рода «придворные» историки и современная «медиакратия». Восточноевропейским народам удалось избавиться от коммунистических режимов, но общепринятая в каждой отдельно взятой восточноевропейской стране интерпретация истории практически не изменялась с 1945 года. В основе национальных мифов и взаимоисключающих восприятий лежат неполные и, зачастую, ошибочные данные из истории Второй мировой войны. Приведу яркий пример.

Изначальные предпосылки распада пост-коммунистической Югославии и последовавшей в 1991 г. войны лежат в официально принятой югославскими коммунистами историографии. Десятилетиями пропаганда твердила о 600 000 сербов, евреев и коммунистов, якобы уничтоженных в годы Второй мировой войны хорватами-усташами. Во времена правления коммунистов в Югославии, образ хорватов – усташей, а также многословное восхваление антифашистской борьбы стали не только основными маркерами господствующего режима, но и легли в основу двух негативизирующих мифов самоосознания этносов, явившись двумя «символами веры» гражданской религии, некогда скреплявшей в единое целое коммунистическую Югославию. В 1991 г. в центре внимания оказался Франьо Туджман, историк и будущий президент Хорватии. В своих трудах, написанных в конце 80-х, он пересмотрел общепринятые исторические факты и оценил общее количество сербов, евреев и коммунистов, погибших в лагерях хорватов-усташей, в 60 000 человек. Последствия этого непривычного исторического нарратива, появившегося в новорожденной Хорватии, вскоре прогремели по всему миру. Сербы в остатках разваливающейся Югославии и сербское этническое меньшинство в Хорватии, восприняв исторический ревизионизм как признак возрождения фашизма в Хорватии, буквально впали в панику. И разверзся ад.

Здесь можно провести определенную параллель с Германией. Предполагалось, что Еврокомиссия критически выскажется по поводу действий, предпринятых  Чехословакией в соответствии с так называемыми «декретами Бенеша», в том числе, по поводу высылки в 1945 г. 3,5 млн. судетских немцев. Случись такое, можно было бы с легкостью предсказать не только серьезный рост напряженности в отношениях между Чехией и Германией, но и возникновение серьезных проблем по всей Европе.

Короче говоря, ошибочные, преувеличенные, сюрреалистичные, лживые и даже романтические исторические нарративы, в особенности, те из них, которые неумело пытаются пересматривать количество жертв Второй мировой, – вот главные виновники подспудно тлеющей межэтнической ненависти и взаимного страха среди народов Восточной и Центральной Европы.

 

Грядущая война в Европе

Какие бы надежды не питали многие националисты в США и Европе, у войны, вполне возможной на европейском пространстве, не будет четко очерченной разделительной линии между «хорошими белыми европейцами»  и «плохими небелыми неевропейцами». Предполагаемая война продемонстрирует черты классовой борьбы, смешанные с расовой борьбой и беспорядочными межэтническими столкновениями между и внутри самих европейских народов. В этом свете, ни один из вышеупомянутых мной исторических нарративов, политически мотивированных и искажающих действительность, не может служить оправданием для замшелых местечковых национализмов европейцев. Узко ограниченные национализмы немецкого, хорватского, американского, английского или французского розлива уже принесли немало бед всем европейским народам. Теперь, оглядываясь назад, мы в полной мере можем оценить гибельное наследство, доставшееся нам от образования государств-наций. За последние двести лет мы столкнулись с опустошительными религиозными войнами, с непрерывными территориальными спорами и с фальсификацией исторической памяти. И, наконец, главный вопрос, который мы все должны задать себе, и на который очень трудно ответить. Сегодня, когда 10% граждан Германии, 15% граждан Франции и 30% населения США являются не-европейцами по происхождению, что сегодня означает высказывание «Я горжусь тем, что я – немец (или - фламандец, или - француз, или - амерканец )»?

Предметом нашей заботы не должно быть решение вопросов возможности, желания или обязательности интеграции иммигрантов-не-европецев, а также вопросов о степени или о пределах подобной интеграции. Об изначальных системных противоречиях мультикультурализма, как и о его опасности, сказано уже достаточно. Нашей главной задачей должно стать возвращение огромной массы немцев к ясному осознанию своей «немецкости», и возвращение огромной массы европейцев к ясному осознанию своей «европейскости». Миллионы немцев, хорватов, американцев, французов, считающих себя «Белыми по умолчанию», но ведущих растительную жизнь пассивных потребителей, не помнящих собственной истории и не задумывающихся о собственной судьбе, представляют собой намного более серьезную проблему, чем продолжение притока миллионов новых иммигрантов и «третьего мира».

«Быть немцем означает не только говорить по-немецки, или быть родом из Германии,  или же обладать гражданством Германии. Страна и язык являются естественными основаниями нации, но свою историческую самобытность нация приобретает только через способность своего духовного начала определять повседневную жизнь людей одной крови. Жить с осознанием своей нации означает жить внутри осознанных (и признанных?) нацией ценностей» (Артур Мёллер ван ден Брук [1876 – 1925])

Говоря об иммиграции не-европейцев, мы очень часто путаем причины со следствиями. Мы ищем козла отпущения не там, где надо. Давайте попробуем разобраться. Чаще всего, иммигрантов не-европейцев чрезмерно обобщающим образом именуют «мусульманами» или «исламистами», как будто в Европу прибывают только иммигранты-мусульмане. Следует отличать людей от их вероисповедания. К примеру, на Балканах проживает более 10 миллионов европейцев-мусульман, причем многие из них – истинно Белые. Этих людей тоже следует изгнать из Европы? С другой стороны, даже если завтра все 4 миллиона турок Германии обратятся в христианство, для меня это абсолютно ничего не изменит. Наше чувство национального, как и мое чувство принадлежности к исторически сложившемуся народу, зависят не только и не столько от вероисповедания, сколько от нашего укорененного специфического чувства трагедийности бытия, от нашего общего и уникального восприятия истории и, конечно же, от наших биологических особенностей. В Америке около 50 миллионов метисов-латиносов,  которые веруют в Иисуса Христа и считают себя истинными католиками, но они не являются частью моего народа и моей культуры. И я, в свою очередь, не жду от них какого-либо сочувствия ко мне, моему роду или моей судьбе.

Далее, многие наши коллеги совершают концептуальную ошибку. В наши дни выражение антиисламских и антифашистских взглядов считается безопасным интеллектуальным приключением, не являющимся нарушением закона. Несомненно, надо понимать, что подобный дискурс подпитывается представителями высших правительственных кругов, некоторыми владельцами СМИ, а в США – «неоконами». По стечению обстоятельств, анти-исламизм также служит удобным прикрытием для выражения неприятия мультикультурной системы. Если вы в открытую не критикуете европейский и американский олигархат (например, за поддержку мультикультурализма), то можете на законных основаниях и без последствий для профессиональной карьеры в своих речах обрушивать гром и молнию на не-белых иммигрантов. Таким положением вещей не замедлили воспользоваться многие европейские и американские националисты, пытаясь скрыть за критикой Ислама свое критическое отношение к мультикультурализму. Некоторые известные фигуры европейского национализма пошли ещё дальше – они перемежают решительную антиисламскую риторику с обязательными искупительными визитами в Израиль, наивно веря в то, что им удастся выторговать на будущее возможность беспрепятственной критики мультикультурализма.

 

Капитализм: главный враг европейцев

Нельзя возлагать на иммигрантов-не-европейцев исключительную ответственность за иммиграцию и за разложение европейских народов. Создание многомиллионного резерва дешевой рабочей силы в Европе и в США происходит в интересах местных капиталистов, позволяя им невозбранно понижать оплату труда трудящихся-соотечественников. Кроме того, иммигранты не принимают социальных связностей вне своей среды, далеки от профсоюзных движений и практически равнодушны к судьбе Европы. Таким образом, иммигранты являются легко уязвимой мишенью для манипуляций со стороны капиталистов, а мы можем указать на глобалистов, плутократов и «надкласс» финансистов, как на главных врагов европейских народов. Пока есть возможность загребать деньги лопатой, немецкому биржевому брокеру наплевать на принадлежность к какой-либо нации, также как и хорватскому или русскому экс-коммунистическому деятелю, превратившемуся в акулу капитализма.  

Можно сказать, что мы являемся свидетелями необъявленного воскрешения священного союза между экс-Комиссаром и Торговцем, своеобразного единения большого бизнеса с леваками. Европейские левые выступают за массовую иммиграцию, поскольку экзотический образ иммигранта – не-европейца стал для них символом-заместителем давно исчезнувшего пролетариата. Капиталисту выгодно привлекать людей из «третьего мира», поскольку они лучше обслуживают интересы космополитичного Капитала. Капиталисту выгодно избавляться от работников-соотечественников, поскольку они обходятся слишком дорого для бизнеса. А левак-«антифа» хочет избавиться от своего народа, который будет всегда напоминать ему о возможности пробуждения «Зверя фашизма».

Церковь со своей экуменической проповедью «помощи ближнему своему» также должна нести свою долю ответственности за распад европейских наций. Американцы, европейцы и белые христиане сегодня больше озабочены благополучием не-европейцев, чем своим собственным. Нефтяной шейх из Саудовской Аравии или Катара абсолютно безразличен к судьбе безработной молодежи в Молдавии, или к проблемам трудящейся бедноты Франции или Испании. Собственно говоря, он не очень-то хочет помогать даже своим соплеменникам и единоверцам в Палестине, что уж тут говорить об облегчении жизненных тягот миллионов безработных в Европе. Влиятельный американский кардинал, Тимоти Долан, известный как «американский Папа», открыто говорит в американских СМИ о необходимости политики открытых границ и проповедует в защиту нелегальных иммигрантов. Я не буду сейчас обсуждать разрушительную доктрину равенства, поддерживаемую христианскими теологами, сошлюсь на свои книги и статьи. Хочу лишь еще раз подчеркнуть, что Церковь стоит в одном ряду с безродными плутократами, этническими лобби и фанатиками-леваками в их усилиях по разложению народов Европы.

 

Заключение: крах Системы

Историческая миссия государств-наций в Европе закончилась, причем закончилась она серией катастроф. Идея восстановления Европейского Рейха должна вновь обрести силу. Неважно, в каком виде идея Рейха проявит себя в будущем, как и неважно то, какие организационные или правовые формы она примет. Она может называться Европейской конфедерацией или даже сохранить название Европейского Союза, поскольку важна не форма или название, но содержание обновленной имперской идеи Рейха. Имперская идея должна устранить неистовый национализм, предоставив всем народам Европы  возможность сохранения их уникальности при условии исполнения общих обязанностей. Германская идея Рейха не имеет ничего общего с английской или французской идеями Империи, и их следует различать в обязательном порядке. (см. Ален де Бенуа, "Идея Империи")

Централизм всегда был ядром французской идеи Империи, которая в своем развитии вначале породила ксенофобные государства-нации Модерна, а затем помогла появиться на свет странной централизованной структуре, известной под названием Европейского Союза. В отличие от жесткого централизма, правящие элиты Рейха веками следовали наднациональному принципу, основанному, тем не менее, на глубинных тенденциях федерализма. Рейх означает прежде всего этнический плюрализм, но в рамках твердого политического единства. Однако, идее Империи народов Европы необходима новая иерархия ценностей, причем таких ценностей, которые бы резко отличались от нынешних либеральных ценностей. В нынешней эгалитаристской, меркантильной системе, где поклоняются деньгам, и торжествует унылое однообразие людей и культур, слова «идея Империи» звучат как оксюморон.   

Но идея имперского Рейха – это ещё и достойный ответ на политическую угрозу. Тысячу лет назад только имперская идея смогла противостоять гуннам, монголам и туркам. В XVII веке, если бы не было имперской идеи, если бы не было европейского принца Евгения Савойского, то сегодня бы доктор Сунич говорил бы на другие темы, и звали бы его Али или Мохаммед.

Каков смысл так называемой «независимости» Хорватии, Литвы или Германии, если все страны Запада, без исключения, более не обладают суверенитетом и управляются проконсулами из США, еврокомиссарами и анонимными банкстерами? (банкир+гангстер).

Хорошая новость состоит в том, что существующая система уже умирает. Эксперименты с абстрактными догмами мультикультурализма провалились, надежда на экономическое развитие в этнически безродной среде не оправдалась. Текущие события в Европе и США показывают, что либеральный эксперимент уходит в историю, и этому существует множество эмпирических доказательств. Как типично для умирающей системы – патетически твердить о своей «непогрешимости» и «вечности»! Как типично с умным видом рассуждать об «истинности и непогрешимости», когда система распадается на части! За свою историю Запад бессчетное количество раз испытывал самоуспокоенность и самодовольство, выдавая желаемое за действительное. Нынешняя правящая элита ЕС в своем самодовольстве объявила «конец истории», фальшивый по своей сути. Это напоминает мне состояние умов политического класса ГДР или коммунистической Югославии, как раз перед их коллапсом. Летом 1989 года в ГДР еще полным ходом проходили митинги и демонстрации, во время которых коммунистические бонзы вещали с трибун о «незыблемости коммунизма». Через несколько месяцев Берлинская стена рухнула, а коммунистическая система – умерла. Сегодня правящий класс Запада, а точнее – ЕС, очень слаб, знает о своей слабости, но не может это открыто признать. Элиты не знают, куда идти. Нас же всех интересует, когда будет объявлено чрезвычайное положение, и кто именно объявит его. При чрезвычайном положении наш нынешний политический дискурс обретет другое значение. Возможно, что орала перекуют в мечи.