Президент Института Ближнего Востока, учёный, эксперт Евгений Сатановский. Фото: Ульяна Ким/Великая Эпоха (The Epoch Times)
|
|
|
Что представляет собой регион, занимающий пространство от Марокко до Пакистана и от Сомали до российской границы? Территорию «Большой игры»? «Мягкое подбрюшье» России? Родину джихада? Потенциального союзника России в противостоянии с Западом и Китаем? Весь мир сегодня пристально наблюдает за этой фокусной точкой земного шара, о которой пишет автор книги «Россия и Ближний Восток. Котёл с неприятностями», президент Института Ближнего Востока, известный учёный и эксперт Евгений Сатановский. В интервью с корреспондентом газеты «Великая Эпоха» он ответил на эти и другие вопросы.
– Евгений Янович, почему Вы считаете, что реальная угроза для России исходит с Юга? Почему не с Востока или с Запада? Е.С.: Потому что для меня ясно, что все прежние угрозы для России из этого региона никуда не делись, и региональные, вероятные противники, которые могут стать противниками в реальной войне, остаются таковыми.
Мы не будет воевать с Европой, вне зависимости от наших хороших или плохих отношений с НАТО. На сегодняшний момент всё, что мы можем продавать из углеводородов, мы продаём на европейский рынок. Никому в России и в голову не придёт бомбить единственный серьёзный источник доходов бюджета, точно так же, как в Европе никто не будет воевать с нами.
Мы не будем воевать с США по определению, потому что мы можем просто уничтожить друг друга. Это замечательно с точки зрения взаимного сдерживания, но не имеет никакого смысла с точки зрения ведения реальных военных действий. Так же и американцы, вне зависимости от того, что они говорят, не будут воевать с нами.
Мы не будем конфликтовать с Японией, с которой много воевали в ХХ веке. Этот период закончен, и не существует ни одного из вопросов, которые могут сегодня довести нас до состояния войны. Мы не будем воевать с ними за остров Хоккайдо, который собирался завоевать Сталин. И, тем более, мы не будем участвовать ни в каких войнах на Корейском полуострове. Достаточно было корейской войны, в которой мы участвовали в 50-е годы.
Соответственно, мы не будем воевать и с Китаем. Не только из-за того, что это наш крупнейший торговый партнер, но и потому, что на этом направлении нам не из-за чего конфликтовать. Граница полностью согласована, сегодня нет пограничных споров между нашими странами.
Бессмысленно обращать внимание на выкрики отдельных людей в том же Китае, которые говорят, что за границей «северные территории» велики и обильны, а в Китае население скоро будет полтора миллиарда человек. Точно та кже бессмысленно пугать население России «жёлтой угрозой», тем более, что никто в мире не понимает, в чём именно она состоит. Приедут в Россию работящие малопьющие люди и всё обустроят? Так давно пора.
Единственное, что для нас представляет действительно большую проблему, – это радикальный ислам, который идёт с Ближнего Востока. Да и терроризм в Россию идёт только с Ближнего и Среднего Востока.
На российской территории нет террористов из Шри-Ланки или африканской Армии Господа, анархистов или карбонариев. Единственный тип терроризма, который нас интересует на практике, – ближневосточный: пакистанский, йеменский, иорданский, палестинский и т. д.
У нас нет наркогруппировок из Латинской Америки, наркотрафик идёт к нам исключительно из стран Ближнего и Среднего Востока. Героин идёт через границы Центральной Азии из Афганистана, опиум, в немалой степени, из Турции.
– Можете уточнить с позиций геополитики, в чём Вы видите проблему? Е.С.: Она связана с дисбалансом интересов по приграничным территориям. С Исламской республикой Иран у нас большие проблемы по Каспию. Иран требует 20% каспийского бассейна, имея около 12% ещё с царских и советских времен.
Ни с одним другим государством у нас нет споров такого уровня. Есть некоторые нерешённые вопросы с США, Канадой и Данией по газо- и нефтеносному шельфу Северного Ледовитого океана, но это детский лепет по сравнению с каспийским вопросом. Да и они, в конечном счёте, решаются — урегулирование соответствующих разногласий с Норвегией тому пример.
В случае с Ираном вопрос не решаемый. Это касается не только нас, но и всех стран каспийского бассейна. Более всего, это проблемы Азербайджана и Туркменистана.
У нас есть проблемы по попыткам создания на российской территории различных анклавов и формирования лоббистских групп, относящихся исключительно к сфере контроля мусульманских стран Ближнего и Среднего Востока.
В России активно работают, создавая своё лобби, продвигая свой тип ислама, иранцы и турки, пакистанцы и саудовцы, да и все остальные монархии Персидского залива. Не существует групп, которые внутри России создавали бы отдельно взятые территориальные анклавы или террористические группировки, руководимые идеями западного христианства, иудаизма, синтоизма, даосизма, буддизма или конфуцианства. Такого не было, нет, и не будет — это исключительно проблема взаимоотношений с политическим исламом.
Войны между христианскими церквями ушли в далёкое прошлое. Войны в исламе продолжаются и сегодня. Не хотелось бы, чтобы в России возникла такая ситуация как в Бельгии, где внутри исламской общины продолжаются конфликты, происхождение которых — Ближний Восток. После того как в Брюсселе сожгли шиитскую мечеть вместе с её имамом, об этом можно говорить, как о свершившемся факте.
Поэтому я и говорю об угрозе, исходящей с Юга. Африка от нас далека, а вот Ближний и Средний Восток — рядом. Это пока не проблема мигрантов.
Африканцы и большая часть эмигрантов с арабского Ближнего Востока или из стран Южной Азии едут, в основном, в Европу. Там большие пособия, которых у нас нет, а здесь приходится работать, чтобы прокормить себя и свою семью. Да и климат не европейский. Нам с этим очень повезло.
Но терроризм, геополитические угрозы идут к нам именно с Ближнего Востока.
– А как Вы рассматриваете Турцию — как партнёра или как врага? Е.С.: Турция является крупнейшим партнёром в регионе. Мы — её торговый партнёр номер один, а она — наш номер пять. И, тем не менее, её претензии на становление новой Оттоманской империи, безусловно, представляют для России большие проблемы.
Так, строительство к 2023 году, к 100-летию турецкой республики, «нового Босфора», похоронит конвенцию Монтрё, регулирующую режим судоходства в черноморских проливах. Танкеры со сжиженным газом и нефтью из Чёрного моря в Средиземное пойдут исключительно по этой водной артерии.
Для России важна и проблема трубопроводов, поскольку именно через Турцию прикаспийский газ и нефть могут попасть на европейские рынки в обход России.
Это очень осложнит положение Газпрома. Да и в рамках обычной конкуренции, Иран и Ирак, использующие турецкие маршруты, являются соперниками России на нефтегазовых рынках ЕС.
Если добавить к этому религиозный экстремизм и терроризм, с Юга исходит очень серьёзная угроза.
– Разве Турция не строит светское государство и не стремится войти в Европейский союз? Е.С.: С момента прихода к власти Реджепа Тайипа Эрдогана Турция изменила свою позицию. Он воспользовался требованиями ЕС, как предлогом для обуздания возможностей армии препятствовать его варианту мягкой исламской революции.
Эрдоган обуздал армию, опираясь на формальные европейские требования о расширении демократии. Именно это дало ему возможность убрать из Конституции статьи о роли армии и её возможности сменить правительство.
Воспользовавшись ситуацией, Эрдоган разгромил оппонентов из числа военных, но, на самом деле, Турция отнюдь не стремится в Европу. Кому нужна Европа после кризиса, с обанкротившейся Грецией, близкими к банкротству Испанией и Италией, Португалией и Ирландией? Европа, у которой трещит шенгенская зона и зона евро?
Турция пережила экономический кризис благодаря своим валютным запасам. Европа зависит от Турции, которой отведена роль международного хаба по торговле углеводородами. Это же касается роли её армии в НАТО. Зачем ей членство в Европе?
Это не более чем символ, инструмент, позволяющий использовать её во внутренней политике. Взять всё, что нужно, из Европы можно и без полного членства, участвуя в различных организациях, комитетах и комиссиях ЕС.
Это помогает Турции уйти от проблем, которые ей создало бы полное членство.
Современная Турция имеет всё, что она хочет от Европы, — все бонусы и бенефиты, европейские стандарты качества, при этом продолжая контролировать Северный Кипр. В этом Турция переиграла всех…
– Остаётся рассмотреть Иран в качестве врага, от которого исходят реальные угрозы? Е.С.: У нас нет врагов, есть соперники и партнёры. Турция — наш партнёр, но с геополитической точки зрения — она наш соперник. Именно Турция претендует, наряду с Китаем и США, на роль куратора тюркского мира.
Тюркские регионы в России составляют полстраны. В этом плане Турция, пытающаяся внедрить пантюркизм от Татарстана до Якутии, для нас, безусловно, представляет проблему.
Не меньшую проблему представляет и Иран, хотя, с этнической точки зрения, иранцам не на кого опереться в России, разве что на осетин, последнюю ираноязычную группу на Северном Кавказе.
Но с точки зрения религиозного влияния, Иран на российской территории активен, в том числе за пределами традиционных регионов распространения шиитского ислама, например, не только в Дагестане, но и в Башкирии. Турция и Иран имеют чёткую стратегию проникновения в Россию, и придерживаются её. Тот же Китай такого рода стратегии не имеет, и в России так не действует.
– Насколько реальна угроза ядерной войны в ближайшем будущем? Е.С.: Угрозы ядерной войны против России со стороны государств Ближнего Востока не существует. Будет ли региональная война с Ираном? Это не наша проблема. Когда пойдут беженцы, профильным ведомствам придётся работать с ними.
Если говорить о ядерной программе Ирана, его ядерные бомбы никогда не будут обращены против России, просто вследствие несопоставимости уровня ядерных арсеналов. Хотя, когда мы говорим о проблеме нарушения режима нераспространения, которое провоцирует иранская ядерная программа, это напрямую касается нас.
После того как иранская ядерная программа станет реальностью, примерно 20-25 государств мира из 40, имеющих сегодня технологическую возможность обрести ядерное оружие, получат его в сравнительно короткие сроки.
Это обозначит новый этап развития вооружений и военных технологий. До этого такими этапами были изобретения магазинных ружей, пулемётов, танков, самолётов, появление атомных бомб, ракет и ракетных технологий, наконец, выход в космос.
Безусловно, распространение ядерных технологий военного назначения является проблемой для России. Пока из тех её соседей, у кого могла бы быть на вооружении ядерная бомба, она и так у многих есть. Однако, в будущем, кроме Ирана, её могут получить Турция, Япония и Южная Корея. Неприятная ситуация, но не смертельная — придётся жить и с этим.
– Относится ли понятие «евроазиатская цивилизация» к России, мы — Европа или Азия? Е.С.: Если говорить о России, мы являемся не только частью, но наследниками империи Чингисхана, которая пришла в Европу из Азии. Хотим мы этого или нет, это было, и мы живём именно в такой стране.
Россия — это перекрёсток дорог. Её вертикальная ось была построена сначала вдоль водных артерий Восточной Европы, на пути «из варяг в греки». Горизонтальная, от Тихого океана до Европы, обустроена была армией Батыя. Она завоевала всё, что можно, дошла до восточноевропейских соседей России, и в течение нескольких столетий Россия была частью евроазиатской империи чингизидов.
История России на протяжении длительного периода, начиная с того момента, когда Дмитрий Донской решил не платить налоги самозванцу Мамаю, и воевал с ним на Куликовом поле, создавалась в мелкой провинции этой империи, расширяющей своё влияние и продвигающейся в сторону метрополии.
Сначала это было Великое Московское княжество, которое при Иване Грозном прорвалось в Казань и Астрахань, а руками Ермака завоевало Сибирь. Позднейшие завоеватели и исследователи, от Хабарова до Невельского, раздвинули границы России на восток, к Амуру.
В начале ХХ века, посредством постройки Китайско-восточной железной дороги, была совершена попытка завоевать Манчжурию и Северную Корею, значительную часть центрального Китая, был прорыв в Центральную Азию. И уж если говорить об исторической логике, следует вспомнить, что эта территория — государство Тимура, чья империя со столицей в Самарканде рассматривалась им как наследница империи Чингисхана.
Если посмотреть на нас с точки зрения бытовой культуры, почему у России такая кулинария? Откуда в стране появились китайские пельмени, тюркский шашлык или китайские самовары, которые сегодня справедливо считаются русскими? Или исходно японские лаковые расписные куклы, которые превратились в русских матрёшек?
В нашей стране снимают обувь, приходя в дом, и надевают тапочки. У нас на стенах и полах ковры. Если это не Восток, тогда что?
Конечно, это не тот Восток, который был завоёван в ХVII - ХIХ веках и потерян в ХХ, не экзотика — это часть быта, которая выстраивалась на протяжении тысячелетия.
Бесполезно говорить, что ковры — часть тюркской кочевой культуры. В каждой российской семье это было частью быта. Совершенно нормально, что русская кухня смешивалась именно с восточной.
Я уж и не говорю о привычке пить чай, которая доминирует у нас, хотя с петровских времён были попытки внедрить кофе.
Много ли вы знаете семей в нашей стране, у которых на кухне нет казана? И много ли таких семей вы знаете на Западе?
Поэтому я и говорю, что мы живём на перекрёстке дорог. Путь из Азии в Европу шёл именно по территории России. Степной пояс, известный как «шёлковый путь», шёл от Забайкалья и Манчжурии до Венгрии, проходя по всей территории бывшего Советского Союза.
Если бы был реализован договор с Великобританией начала ХХ века о разделе сфер влияния в Тибете, Афганистане и Иране, добрая половина Ирана была бы частью России.
– Каково участие России в новом переделе мира? Е.С.: Соответственно её возможностям. На сегодняшний момент, судя по Сирии, эта роль консервативная, опирающаяся на логику, в соответствии с которой государство должно само разбираться в своих проблемах.
Россия играет стабилизирующую роль, потому что вести агрессивную внешнюю политику не может. У неё нет тех амбиций, что были у Советского Союза. Это уже не Российская империя. Коль так, она ведёт политику охранительную — и это замечательно.
– Большое спасибо за содержательную беседу.