10 апреля 2017
Александр Колбин - консультант ПИР-Центра, советник президента группы- компаний «Волга-Днепр».
Резюме:«Правдоподобие угрозы» является одним из ключевых понятий силовой
дипломатии. Известное заявление предыдущего президента США Барака Обамы о
«красной линии» в развитии сирийского конфликта, сделанное Обамой в
2012 г., должно было бы создать для Башара Асада сложно разрешимую
дилемму.
«Правдоподобие угрозы» является одним из ключевых понятий силовой
дипломатии. Известное заявление предыдущего президента США Барака Обамы
о «красной линии» в развитии сирийского конфликта, сделанное Обамой в
2012 г., должно было бы создать для Башара Асада сложно разрешимую
дилемму. Она заключалась бы в том, что применение Асадом химического
оружия для сохранения режима и устрашения оппозиции после заявления
Обамы становилось смертельно опасным для самого режима из-за возможного
военного удара со стороны Соединенных Штатов.
Как известно, после заявления Обамы химическое оружие на территории
Сирии применялось несколько раз, хотя в мире до сих пор не существует
единого мнения (и прежде всего – единого между Америкой и Россией) о
том, кто именно нарушил табу на применение смертоносных боеприпасов. В
конце лета 2013 г., после химической атаки в Гуте в пригороде Дамаска,
всем казалось, что до нанесения удара США по Сирии пресловутыми
«томагавками» остаются считанные дни, если не часы. Подогревали это
ощущение и эмоциональные выступления президента Обамы и государственного
секретаря Джона Керри. Однако атаки не последовало.
Так в 2013 г. Дамаск убедился в возможности разрешения обозначенной
выше дилеммы более приемлемым для себя путём. Благодаря усилиям в том
числе со стороны России и при согласии Соединенных Штатов, за химической
атакой в Гуте последовал не ракетный удар, а соглашение о вывозе
химического оружия из Сирии. Однако с тех пор неспособность (или
нежелание) лично президента Обамы отдать приказ о военном ударе по
территории Сирии в ответ на нарушение обозначенной им самим «красной
линии», стала объектом жесткой критики как со стороны независимых
специалистов в области нераспространения оружия массового уничтожения
(ОМУ), так и со стороны его политических противников.
Основное недовольство заключалось в том, что, продемонстрировав
неправдоподобие собственной угрозы, администрация Обамы только
спровоцирует сирийский режим (а впоследствии – и другие подобные
«диктаторские режимы») безнаказанно разрабатывать и применять химическое
оружие (в том числе против мирного населения). Кроме того,
высказывались опасения, что непоследовательность американской
администрации может подорвать эффективность и надежность всего режима
нераспространения химического оружия, основой которого является
Конвенция о запрещении химического оружия (КЗХО). Ведь если угроза
наказания за нарушение режима не реализуется, возникает справедливая
надежда на то, что и в последующем нарушение может сойти с рук. Тем
более что известно: производство химического оружия возможно наладить
при наличии в стране всего лишь сравнительно небольшой химической
промышленности и штата профессионалов с университетским знанием химии.
Именно памятуя о слабости экс-президента Обамы, а вовсе не из своей
«излишней эмоциональности» или «впечатлительности», как поспешили
заявить некоторые комментаторы, нынешний президент Дональд Трамп перед
началом бомбардировок заявил о том, что химическая атака в Идлибе
«пересекла красную линию». При этом заметим, что в отличие от предыдущей
администрации президент Трамп не стал дожидаться результатов каких-либо
«консультаций с союзниками» или с Россией и создавать временной лаг
между пересечением обозначенной им «красной линии» и своими реальными
ответными действиями. Тем более что для начала такой атаки в самые
сжатые сроки все было подготовлено еще при предыдущей администрации.
Ракетный удар США по территории Сирии 7 апреля 2017 года
следует рассматривать как знак возвращения Соединенных Штатов к
использованию методов силовой дипломатии и угроз применения военной силы
против нарушителей режима нераспространения.
А во-вторых, следует ожидать развития подобной политики в отношении
не только Сирии, но и других государств, деятельность которых в плане
нераспространения ОМУ (и в целом – в плане нарушения международных норм,
включая поддержку терроризма) может вызывать у США и их союзников
известные вопросы.
Уже сейчас ясно, что в этом «зале ожидания» силовой дипломатии Трампа
находится Северная Корея, в отношении которой из его уст несколько дней
назад уже прозвучали слова о том, что «время на исходе, и
рассматриваются все возможности». Другим кандидатом на прочерчивание
очередной «красной линии» может стать Иран, соглашение с которым по
ядерной программе, как известно, вызывает резкое неудовлетворение у
нынешнего хозяина Белого дома. Другие кандидаты могут быть, вероятно,
обнаружены в списке государств (помимо уже названных Сирии и Ирана),
жителям которых не так давно был запрещен въезд на территорию США –
Ирак, Судан, Ливия, Сомали и Йемен.
Наконец, и Россия, скорее всего, испытает на себе возврат Вашингтона к
«правдоподобной силовой дипломатии». И прежде всего – в сфере контроля
над вооружениями, которая является одной из немногих сфер, где между
Россией и США еще существует какое-то формальное и часто –
конструктивное взаимодействие. К примеру, я совершенно не исключаю
проявлений силовой дипломатии США в ответ на предполагаемые нарушения
Россией Договора о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД) – вплоть
до выхода Соединенных Штатов из данного договора и размещения ими своих
собственных РСМД на территории европейских союзников. Другой возможной
сферой «правдоподобной силовой дипломатии» Трампа может стать Украина,
где любое силовое вмешательство американцев и вовсе чревато прямым
вооруженным столкновением с Россией.
Цена вопроса состоит сегодня в том, что время, которое президент
Трамп отвел на дипломатическую работу после пересечения обозначенной им
«красной линии» в Сирии свелось практически к нулю, что сделало
невозможным поиск компромисса, подобного тому, который был достигнут
между Дамаском, Москвой и Вашингтоном при прошлой администрации.
Возможно, это говорит нам о том, что и все другие «красные линии»
президента Трампа будут слишком «тонкими» для того, чтобы дипломатия
успела предотвратить их разрыв, приводящий к вооруженному конфликту.