Владимир Карпец: БИТВА ЗА ИСТОРИЮ

Наступивший год — год 200-летия Отечественной войны 1812 года. Ход сражений на ее полях хорошо известен, но её подлинный смысл продолжает оставаться тайной, и мы к нему только приближаемся — причем все более — в свете современных событий.

«Уже давно в Европе существуют только две действительные силы: Революция и Россия, — писал Федор Иванович Тютчев еще в 1849 году. — Эти две силы сегодня стоят друг против друга, а завтра, быть может, схватятся между собой. Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой. От исхода борьбы между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на века вся политическая и религиозная будущность человечества». Происходящее сегодня подтверждает эти слова с поразительной точностью.

Французская революция, за спиной которой стояло масонство, с кровавой последовательностью уничтожала все традиционные институты — монархию, церковь, аристократическо-крестьянское общество. Само слово «Конституция» — масонского происхождения. Россия же — даже несмотря на раскол XVII в.— оставалась оплотом традиции — прежде всего как местопребывание «удерживающего ныне» — Православного Императора.

Война 1812 года была, по сути, первым открытым столкновением этих двух сил. Причем это произошло вопреки убеждениям Императора Александра I, в первое десятилетие своего правления бывшего убежденным республиканцем, к тому же — вольно или невольно — причастным к убийству своего отца. В свою очередь Наполеон Бонапарт был порождением Революции, но хотел стать ее могильщиком и прародителем новой династии мировых правителей. Отсюда — лихорадочные поиски «потомков Меровингов» Но великие династии не «делаются» — они происходят. Наполеон принадлежал уже буржуазной эпохе, имперской мантией с пчелами он лишь прикрывал свой Гражданский Кодекс. Но самое главное — его «империя», отрываясь от Церкви ( пусть даже и католической ), отрывала себя от «Сущего», без чего империя невозможна. Его армия несла с собой революцию.

Наполеона воспринимали как антихриста. Под стенами осажденной крепости Акко 20 апреля 1799 года он издал свою Декларацию о создании самостоятельного еврейского государства в Палестине. Предполагалось и восстановление Храма Соломона. Затем этот план Наполеон заменил другим — восстановлением Синедриона, верховного органа еврейского духовного законодательства, упраздненного Титом Флавием в 73 году по Рождеству Христову. Правда, после женитьбы Бонапарта на герцогине Марии-Луизе Австрийской в 1810 г. и рождения 20 марта 1811 г. Наполеона II, «Орлёнка», «Римского короля», который и должен был по замыслу отца стать мировым правителем — в обход семейства Ротшильдов, уже разделившего тогда Европу на «уделы» — его отношения с еврейскими банкирами, готовыми иметь дело лищь с «бездетным Наполеоном» , испортились.

Но плохо скрываемое антихристианство всё равно подтверждало худшие слухи. Вторжение его в Россию было воспринято именно как богоборчество. Первыми об этом заговорили старообрядцы. Это быстро перешло в широкие массы и получило отзыв в повсеместных «гарях» и народных подвигах, в отчаянном сопротивлении Русской армии по пути следования французов. Не вина солдат и среднего командного состава в том, что военное руководство, связанное с масонскими ложами, вело себя надвое. Оставление Москвы и её пожар, в том числе сожжение православных святынь, некоторые исследователи рассматривают как жертвоприношение. Но этот же пожар легко «рифмуется» с гарями конца XVII века. М.И.Кутузов произнес тогда странные и страшные слова: «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву».

Сам Александр Первый уже после войны говорил: «Пожар Москвы просветил мою душу и суд Божий на ледяных полях наполнил мое сердце теплотою веры» Так или иначе, с «республиканизмом» было покончено. Именно Александру I принадлежала после окончания войны идея Священного Союза, в статье второй Хартии которого «Самодержцем христианского народа» называется Исус Христос, коего «части составляют» сами монархи. Эта идея кажется утопичной, она прежде всего не учитывает того, что западное христианство в корне своем несовместимо с идеей монархии, да и сами «христианские государи» к началу 30-х годов начали предавать Священный Союз, а с началом Крымской войны и тем более, но...

Окончательно Священный Союз как идея рухнул только в Первую мировую войну. Революция восторжествовала. Но затем произошло чудо : Сменив «знаки и возглавья», Россия под революционными флагами одолела Революцию. «Красное» стало «белым», «левое» «правым».
Великий исторический парадокс. Сегодня миссию Священного Союза исполняют так называемые «страны изгои», «ось зла» — от России, главной на сегодня мишени «мировой революции», до Венесуэлы, от Ирана до Северной Кореи. В этот список теперь хотят включить и маленькую христианскую Венгрию.

В 1800 году Август-Вильгельм Шлегель провозгласил: «Нет ничего более необходимого в наше время, чем духовное противостояние Революции и деспотизму, которому она подвергает человеческое сознание» Сегодня эти слова актуальны как никогда.
А к событиям 1812 года мы будем в этом году в нашей колонке возвращаться не раз.

Мы живём в эпоху мнимостей. Мнимости двигают миллионами людей и ведут их в конечном счете к погибели. Мы — рабы мнимостей. Именно они сдерживают нашу свободу — в подлинном смысле этого слова. Одна из таких мнимостей — демократия. Едва ли не самая мощная мнимость. А в числе «малых мнимостей, составляющих эту одну большую, — мнимость »честных выборов«.

Сегодня, когда очередные »избирательные эпопеи« — думская и президентская — позади, очень легко вспоминается небольшая статья, написанная выдающимся государственным деятелем России, обер-прокурором Святейшего Правительствующего Синода, правоведом, историком-публицистом, трагически не понятым до сих пор, Константином Петровичем Победоносцевым (1827–1907). Статья эта вошла в составленный Победоносцевым »Московский сборник« (1896) и называется »Великая ложь нашего времени«. Она посвящена демократии вообще и идее демократических выборов — в особенности.

Победоносцев был одним из самых крупных знатоков права в России, автором Курса гражданского права» в 3-х чч. (1-е изд. — 1868 г.) : Судебного руководства (1872), публикатором Историко-юридических актов\ эпохи XVII и XVIII веков« (1887). Его труды по цивилистике лежали в основе работы над Российским гражданским кодексом, который должен был быть представлен в Государственную думу в 1915 г. (помешала война), затем идеи Победоносцева (без упоминания имени) стали основой также и ГК РСФСР 1922 г. Упрекать его в незнании науки государства и права бессмысленно. »Великая ложь нашего времени« — образец сочетания глубочайшего научного знания и здравого смысла..

» Что основано на лжи, — пишет Победоносцев, — не может быть право. Учреждение, основанное на ложном начале, не может быть иное, как лживое. Вот истина, которая оправдывается горьким опытом веков и поколений. Одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, та, к сожалению, утвердившаяся со времени французской революции, идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основание в воле народной. Отсюда истекает теория парламентаризма. « И далее: »Выборы — дело искусства, имеющего, подобно военному искусству, свою стратегию и тактику. Кандидат не состоит в прямом отношении к своим избирателям. Между ним и избирателями посредствует комитет, самочинное учреждение, коего главною силою служит нахальство… Состав комитета подбирается с обдуманным искусством: в нем одни служат действующей силой — люди энергические, преследующие во что бы ни стало материальную или тенденциозную цель; другие — наивные и легкомысленные статисты — составляют балласт«.

Победоносцев указывает: главная ложь представительной демократии — осутствие прямой связи между »избирателями« и »избираемыми«. Решают всегда другие. И, кстати, чем больше как территория государства, так и его население, тем меньше связаны воля народа и результаты »выборов«.

»По теории, избранный должен быть излюбленным человеком большинства, а на самом деле избирается излюбленник меньшинства, иногда очень скудного; только это меньшинство представляет организованную силу, тогда как большинство, как песок, ничем не связано, и потому бессильно перед кружком или партией. Так нарождается народный представитель, так приобретается его полномочие«.

И еще: »К числу самых сложных принадлежат, например, политические вопросы, требующие крайнего напряжения умственных сил у самых способных и опытных мужей государственных: в таких вопросах, очевидно, нет ни малейшей возможности рассчитывать на объединение мысли и воли в многолюдном народном собрании: решения массы в таких вопросах могут быть только гибельные для государства… Таким образом, дело законодательства и общего направления политики, самое важное для государства, превращается в игру, состоящую из условных формальностей, сделок и фикций. Система представительства сама себя оболживила на деле«

В этой последней фразе вся суть дела. Речь идет о внутренней »системной ошибке«, свойственной »демократическим выборам« всегда и везде. Без каких бы то ни было исключений. На Западе точно так же, как и на Востоке. »Ошибке«, разумеется, вирусного, следовательно, внедренного характера. Реально править может только и исключительно единая и неделимая Верховная власть или то, что Победоносцев называет »комитетом«, который, в свою очередь, управляем и находится в руках скрытых параполити- ческих иерархий. Собственно, третьего не дано. Всё остальное — маски для чего-то совсем другого. Не может быть »честным« то, что заведомо является лживым, маскирующим »вброс« и само являющееся »вбросом«.

Еще Аристотель в своей »Политике« показал, что реальная демократия возможна лишь на очень малом пространстве — там, где все знают друг друга. В этом случае и выборы — прямые и открытые — могут действительно быть честными. Всё остальное — самообольщение в лучшем случае, а на самом деле — обман. Нет и не может быть фальсификации того, что является фальсификацией от начала.

»Едва ли дождемся мы, — пишет Победоносцев, — но дети наши и внуки, несомненно, дождутся свержения этого идола, которому современный разум продолжает еще в самообольщении поклоняться… «

Увы, пока что не только не дождались, но всё более попадаем к нему в рабство.