В защиту людей, или Почему нам плевать на апокалипсис от Пелевина

Виктор Мараховский

Шеф-редактор веб-проекта "Однако". Журналист. Родился в Риге в 1978 году.

Адрес для писем: baltia@yandex.ru

Уважаемые читатели! Пока авторитетные и понявшие жизнь политологи приходят в себя после краха сурковоцентричной модели Вселенной, -- мы с вами можем обратить внимание на другое. В этом месяце вышла и попала на пиратский Либрусек новая книга писателя Виктора Олеговича Пелевина «S.N.U.F.F.» В ней автор освещает такие наболевшие темы современности, как безнадёжность человеческой жизни, новые каламбуры про говно, обречённость любых форм цивилизации, американские фильмы и секс с киборгами.

Если вас тоже изумляет, почему у лучшего русского писателя 90-х теперь такие наболевшие темы – давайте об этом поговорим.

Итак, мир довольно отдалённого будущего. В обобщённой сраной рашке, где наркомания, алкоголизм и штаны абибас, живут тёмные необразованные урки, они же орки (автор каламбурит «урки-орки» так радостно, что ясно – это он сам дошёл, а не утащил из старого гоблинского перевода «Властелина Колец»). Урки ещё не люди, потому что давно вбомблены в дикость и сидят без интернета. Над обобщённой Россией плавает обобщённый Куршевель в виде большого летающего шара, позаимствованного из анимешек 90-х. В Куршевеле живут овладевшие технологиями до потери всего человеческого жирные специалисты по управлению и шоубизнесу, проводящие дни у мониторов и трахающие суррогатных киборгов. Россия поставляет туда ресурсы и малолеток для ценителей, а оттуда получает масс-культ. В конце романа бессмысленный Куршевель падает на бессмысленные оркские просторы, и те продолжают жить себе как прежде, в своей грязище и говнище. И ничего им никогда не сделается.

...Необходимо отметить: Виктор Олегович Пелевин качественно отличается от прочих современных русских писателей. В отличие от них всех, он однажды в 90-х поработал настоящим русским писателем. То есть объяснил читателю суть происходящего вокруг -- красиво и зло рассказав о навалившейся на нас медиакратии в романе «Generation П». В той книге было много отчаяния от беспросветной, оскорбительной тупизны постсоветской жизни с её политтехнологиями. Но эта тупизна объявлялось всего лишь затмением человека, ибо, утверждал тогдашний Пелевин, «человек по своей природе прекрасен и велик, но он этого не знает».

Что потом случилось с Виктором Олеговичем – никто толком не в курсе, поскольку он таинственный как Кастанеда. Мне лично представляется, что Виктор Олегович просто достиг бытового совершенства, то есть полной независимости от живых людей. Работать рекламщиком ему не нужно уже лет 10, он же пишет качественные книги. Поэтому у него где-нибудь в Москве хорошая вылизанная квартира, комп с большим монитором, а также пара-тройка любимых ресторанчиков в Берлине и, например, Токио. Он часто туда летает, заказывая билеты по интернету. Читает много новостей. Смотрит затейливое кино. Жены и детей у него в его 49 стопудово нет -- и не будет. В общем, он дошёл до такого уровня закукленной комфортности, что у него есть все основания считать жизнь воипющим беспросветным дерьмом.

В итоге Пелевин удивительно быстро перестал быть русским писателем и скатился до европейского интеллектуального прозаика, вроде какого-нибудь Уэльбека. А эти интеллектуалы уже лет двадцать сидят по своим вылизанным квартирам перед большими мониторами, уныло долдоня про наступающую энтропию и про неизбежную серую слизь в конце пути. Человек у них уже не прекрасен и не велик. У них люди и сами по себе-то удивительно гадкие животные, а цивилизация позволила им ещё и уточнённо мучить друг дружку.

В этом смысле Виктор Пелевин теперь эталонный европейский интеллектуал. Никаких надежд на будущее у него нет. Никакого будущего вообще нет. Его лирический герой сегодня – жирный юзер, сидящий перед монитором в антикварном седле и управляющий крылатой телекамерой, летающей вокруг мира. И в этом мире он не видит ничего, кроме орков – которые либо легко управляемы с помощью политтехнологий, либо всё разрушают.

Почему это случилось с писателем Пелевиным – понятно: когда интеллектуал достигает истинной бытовой независимости от людей, он обрубает им в первую очередь возможность сделать себе добро. То есть быть людьми.

В итоге люди, которые помогли в беде, или утешили в печали, или выручили деньгами, или отпустили по первому разу за мелкое хулиганство, или полюбили ни за что – исчезают из мира успешного интеллектуала. Остаются тупые животные, которые толкаются на входе в магазин и в метро, громко орут по телефону в маршрутке чепуху, подрезают на Ленинградке, смотрят блевотный телевизор, тупят в банке и аэропорту, плохо обслуживают в квартале красных фонарей – и вообще проявляют себя либо никак, либо с дурной стороны.

Не исключено, что это и есть та самая причина, по которой вечно вынужденный носиться по службе и торчать в кабаке у базарной площади мелкий чиновник Гофман до конца жизни сохранил веру в человека – а почётный гражданин Дублина, процветающий прозаик и филантроп Свифт попрощался с миром беспросветной книжкой о том, что красивые лошади куда лучше волосатых, жадных, отвратительных людишек.

...К сказанному остаётся добавить, что Виктор Олегович перестал угадывать развитие событий в мире и теперь то и дело вынужден корректировать своё видение мировой безысходности. Если в 2008 году он изображал вечную и всесильную Америку, завоевавшую Афганистан с помощью беспилотников – то сегодня, когда Америке явно нездоровится и она, готовясь валить из Афганистана, спешно мирится с так и не побеждёнными талибами -- Пелевин уже отказал и Западу в вечности. Теперь Запад, он же летающий Куршевель, тоже обречён. А вечны только «оркские» -- то есть наиболее заскорузлые и косные -- формы человеческой организации.

Всё сказанное выше наводит нас, уважаемые читатели, на простую мысль. Куда-то в прошлое на наших глазах обвиливается не просто текущая экономическая модель мира. Вместе с ней валятся и её наиболее успешные обличители, намертво и уютно прикрепившиеся к ней присосками.

Нас же их апокалипсисы вряд ли должны беспокоить. Мы ведь по-прежнему, слава Богу, зависим друг от друга -- и поэтому имеем все основания друг в друга верить.