Джон Лафлэнд: «Между демократией и национальным единством нет противоречия»

Участник секции «Демократические институты в полиэтнических обществах» Мирового политического форума — 2011, британский журналист, учёный и писатель, член совета Британской Хельсинкской группы по правам человека, директор исследовательских программ Института демократии и сотрудничества (Париж) о демократии, идентичности Европы, процессе нациостроительства и доктрине гуманитарной интервенции.

— Каким образом современное национальное государство может совмещать право на отличие для меньшинств с необходимостью поддержания единства нации на базе некоторых общих оснований, которые сегодня постоянно подвергаются испытанию на прочность? Является ли демократия способом разрешения данной дилеммы?

— Суть демократии и в целом надлежащего управления заключается в благоразумном совмещении прав большинства с правами меньшинств. В 1991 году наступление демократии в России совпало с разрушением существовавшего тогда государства — СССР. Однако распад Советского Союза не был неизбежен и состоялся не благодаря развитию демократических институтов, а в результате того, что государство оказалось жертвой борьбы за власть в среде коммунистической элиты. Народы Советского Союза не ставили перед собой цель оказать давление на власть с целью распустить Союз, а на референдуме о судьбе СССР, который состоялся в тот же год, проголосовали за то, чтобы сохранить Союз единым.

Советский федерализм был репрессивным, многослойным и асимметричным. Поэтому единой советской нации не получилось. Единая российская нация тоже не складывается, хотя нынешний российский федерализм скорее либеральный. Но он не просто асимметричный. Он какой-то кривобокий.

Нация и мы

Более того, результатом ликвидации СССР стало появление на мировой арене ряда новых государств, которые имели лишь небольшой исторический опыт государственности или не имели его вовсе. Это привело к тому, что последующие десятилетия были потрачены ими на «усвоение» новоприобретённой независимости. Многие из этих государств сейчас просто превратились в колонии Запада. Иными словами, опыт России в данном случае не должен вводить нас в заблуждение: между демократией и национальным единством не существует никакого естественного противоречия. Во всех национальных государствах существуют национальные или иные меньшинства, по отношению к которым государства, без всякого сомнения, должны проводить политику толерантности при активной поддержке культуры и прав большинства (немцы называют это политикой «направляющей», или «доминирующей», культуры — die Leitkultur). Демократия не является проблемой: наоборот, проблема начинается тогда, когда государство теряет национальную гордость и веру в себя, принося всё это в жертву политической корректности и предоставляя меньшинствам часто больше прав, чем большинству.

— Являются ли наблюдаемые сегодня сложности всего лишь частью непрекращающегося процесса нациостроительства, который иногда достигает критической точки, в которой государствам приходится радикально меняться с целью продолжить существование?

— Я не могу сказать, что национальное государство порождает значительные сложности, хотя человеческая жизнь такова, что всегда будут существовать политические проблемы, которые будут требовать решения. Наоборот, я рассматриваю национальное государство в качестве «великой константы» человеческой истории, которое обычно оказывается более долговечным, чем любые империи. Национальные государства, как семьи, соответствуют человеческой природе, а фактор общего языка становится при демократическом правлении более, а не менее важным. Однако верно также и то, что для выживания нациям необходима собственная идентичность. Она может исходить от королевской семьи, истории или религии, а также от простого чувства принадлежности людей к единому сообществу, которое с течением времени становится сильнее. Однако существует и возможность искусственного создания наций с единственной целью уничтожить существующие государства, и наиболее ярким примером этого являются случаи Косова и Боснии. Эти два государственных образования не имеют какой-либо национальной идентичности, поскольку были созданы в результате международной интервенции и держатся на плаву только за счёт того, что являются протекторатами.

— Некоторые считают, что в нынешние времена, когда Организация Объединённых Наций собирается принять в свой состав государство под названием Южный Судан, единственной возможностью предотвратить будущее членство в ООН, скажем, Северной Италии является искусственное внедрение чего-то нового, такого как, например, европейская идентичность. Если усиление локальной идентичности неприемлемо, может, стоит попробовать найти решение на глобальном или по меньшей мере региональном уровне? Будучи известным евроскептиком, что вы ответите на это предложение? Почему это не сработает и уверены ли вы, что не сработает?

— Некоторые границы африканских государств являются искусственными, однако в Европе распад существующих государств часто становится результатом геополитической и финансовой заинтересованности внешних игроков. Я полагаю, что это как раз случай Судана, который подвергся сильному давлению со стороны стран Запада. Я также считаю, что за последние 20 лет произошёл серьёзный рост иностранного вмешательства в дела Африки, особенно со стороны Соединённых Штатов. Случай Судана опасен тем, что отделение его южной части может спровоцировать цепную реакцию в других частях Африки, а опыт Югославии или балтийских стран показывает, что отделение само по себе создаёт проблемы, поскольку новые государства могут более нетерпимо относиться к меньшинствам, чем старые. Отделение от государства какой-либо его части может также привести к дальнейшему отделению от этой части новых частей — получается своеобразная политическая матрёшка. Потенциальное североитальянское государство, в отличие от фиктивных государственных образований, созданных на территории бывшей Югославии, вполне вероятно, было бы экономически жизнеспособным, однако только Бог знает, какая бы у него была национальная идентичность, поскольку в истории не имеется прецедента существования независимой Падании. До объединения Италии, достигнутого в 1871 году, Северной Италии не удалось сформировать единое государство.

Независимость Шотландии от Соединённого Королевства является намного более вероятной, хотя в настоящий момент националистические силы в Шотландии ведут дискуссии о необходимости поддержания единства Шотландии и Англии в составе Соединённого Королевства. Концепция «европейской идентичности» является бессмыслицей: если даже Бельгия, которая председательствует в европейских институтах, не может сохранить своё единство на основе какой-либо «европейской идентичности», то ни одно другое государство не сможет этого сделать.

В любом случае именно идентичность Европы позволяет различным нациям уживаться друг с другом в близком соседстве. Однако отождествлять европейскую идентичность с концепцией постнационализма было бы филистёрством.

Я не верю в то, что существуют какие-либо различия в процессе распада государств в развитом и развивающемся мире: отделение от государства какой-либо из его частей может быть мирным, а может быть и насильственным (Чехословакия/Югославия; Южный Судан/Эритрея). Процесс отделения Южного Судана ещё не завершён, однако, думаю, про него уже можно говорить как о примере мирного отделения.

— Насколько важным для сепаратизма на сегодняшний день является культурный фактор? Быть может, он вообще не имеет значения и в конечном счёте успех той или иной модели мультикультурализма никак не повлияет на стремление к независимости у тех народов или групп, которые решились на это по совсем другим причинам?.. Не обманываем ли мы себя, приписывая причину подобных процессов некой мифической культурной несовместимости?

— Культура является очень важным компонентом государственности и национального единства, если мы понимаем под этим термином язык, историю, религию и другие культурные феномены. Мультикультурализм определённо не сработал, и о его провале заявили уже лидеры всех основных европейских государств (даже если большинство из его принципов, к несчастью, до сих пор действуют). Наоборот, именно сильная национальная идентичность позволяет укреплять национальное единство. Сравнительно недавний опыт Югославии и Советского Союза показывает, что государства распадаются именно тогда, когда они передают слишком большие полномочия и вопросы культурной политики в ведение федеральных субъектов, границы которых часто являются искусственными и основанными на фиктивных различиях в культуре. Хорошим примером этому является вопрос о самоопределении босняков в качестве нации и этнической группы, поднятый в 1968 году. Это было одной из величайших ошибок Иосипа Броз Тито.

— Имеет ли Россия какие-либо преимущества по сравнению с другими полиэтническими демократиями? Располагает ли Россия какими-либо особыми «российскими» механизмами, которые могли бы быть использованы для снижения уровня напряжённости между различными группами и для организации их совместной конструктивной работы в рамках демократических процедур?

— Да, Россия очевидно является страной, в которой сильное чувство национальной идентичности сочетается с терпимостью к меньшинствам. Это можно сказать и о Российской империи, и о нынешней Российской Федерации.

Большая, многонаселённая, многонациональная страна с длинной и сложной историей, страна, в которой представлены все социальные группы, все религии, все профессии, все, какие только возможно, людские судьбы. В которой есть блистательные мегаполисы и замшелые медвежьи углы. Где бедные и богатые, интеллектуалы и тупицы, гуманисты и держиморды сосуществуют в едином социальном поле. В такой поразительно многообразной стране просто должен быть представлен весь спектр политических движений. Вот он и представлен.

Помёт валькирий

С другой стороны, разделение российской территории на республики и автономные субъекты, некоторые из которых имеют этническую основу, на мой взгляд, является ошибкой, унаследованной ещё с советских времён. Нет сомнений в том, что сегодня эта система с трудом подлежит реформированию, однако следует понимать, что любые государства могут быть серьёзно ослаблены в случае чрезмерно развитого федерализма. Административные границы советских республик стали основой для разделения Советского Союза в 1991 году, и следует сделать всё возможное, чтобы административные границы России не стали впоследствии государственными границами новых независимых государств.

— Эти и другие проблемы будут обсуждаться в рамках Мирового политического форума в Ярославле, который вы планируете посетить в этом году. Каковы ваши ожидания от предстоящей дискуссии? Что вы планируете сказать и что вы ожидаете услышать от других участников?

— Меня особенно интересуют аспекты дискуссии, посвящённые проблемам международного права. Международное право подверглось радикальным изменениям за последние два десятилетия, и, на мой взгляд, эти изменения носили преимущественно негативный характер. В частности, я хотел бы отметить, что основы доктрины национального суверенитета подрывались пропагандой доктрины гуманитарного вмешательства и войнами в Югославии и Ливии, которые велись в целях её реализации, а также созданием международных уголовных трибуналов и развитием наднациональных органов, полномочных ограничивать государства в их действиях. Стирание границы между войной и полицейскими акциями, которое лежит в основе доктрины гуманитарной интервенции, чрезвычайно разрушительно действует на классические законы войны, базирующиеся на концепции «законного врага» и государственного суверенитета. Это, в свою очередь, имеет негативные последствия как для мира, так и для демократии. Логика «война ради мира» воцарилась в результате появления ошибочных представлений, согласно которым все государства планеты должны стремиться к установлению единой политической модели или быть принуждёнными к этому в случае необходимости. В отношении концепции национального суверенитета сегодня существует определённая путаница, и я с удовольствием воспользуюсь площадкой Ярославского форума с целью прояснить свою позицию.