Светлое будущее Израиля: ставка один к тысяче

Израиль уже не может рассчитывать на безоговорочную поддержку западных держав. Его дипломатическая привлекательность падает. Обмен капрала Шалита на тысячу палестинских боевиков отражает вовсе не возросшую жизни ценность израильских граждан. Скорее наоборот — снизившуюся ценность израильских политических акций.

Обмен пленного израильского капрала Гилада Шалита на заключённых палестинцев вызвал противоречивые оценки. Кто-то увидел здесь шаг к мирному урегулированию на Ближнем Востоке, кто-то назвал обычной сделкой в перманентном торге конфликтующих сторон. Нетаньяху нашёл выход из пятилетнего тупика! — утверждают имиджмейкеры израильского премьера. Однако ближневосточный тупик существует гораздо дольше пяти лет, и если освобождение Шалита является движением к выходу из этого тупика, то отнюдь не в том направлении, которое устроило бы еврейскую общину.

Обращает на себя внимание фантастическая неравноценность обмена. Ради возвращения обыкновенного капрала Израиль выпускает из тюрем тысячу двадцать семь (!) активистов ХАМАС, среди которых бывалые боевики, получившие по нескольку пожизненных сроков. По зрелому рассуждению, каждый из этого «легиона бессмертных» стоит дороже капрала танковой части. И всё-таки неравная сделка состоялась.

Можно, конечно, удовлетвориться витиеватыми объяснениями в расистском стиле. Например, по словам президента Института Ближнего Востока Евгения Сатановского, «обмен одного еврея на 1020 арабов более чем адекватен». Но в прежние годы присущее израильским лидерам ощущение превосходства над соседями воплощалось в действиях совсем иного рода.

Например, когда в 1976 году палестинские террористы угнали в Уганду самолёт с израильскими пассажирами, никто не считал, сколько заключённых следует обменять на 105 заложников. Хотя пропорции обмена, предложенные боевиками НФОП, выглядели более чем умеренными — они требовали освобождения пятидесяти трёх заключённых (формула сделки: двух на одного). Но тогда лидеры Израиля не собирались торговаться и не сомневались в успехе силового решения. Согласно воспоминаниям Шимона Переса, командующий ВВС Беньямин Пелед только спросил министра обороны, что надо захватить: «Всю Уганду или один аэродром Энтеббе? В первом случае нам понадобится пятьсот солдат, во втором будет достаточно ста».

В ходе поистине блестящей операции израильского спецназа, боевая фаза которой длилась всего несколько минут, погибло четверо заложников, семеро террористов и несколько десятков угандийцев. (Кстати, при штурме Энтеббе был также убит родной брат нынешнего премьера, полковник Йонатан Нетаньяху). Тем не менее, в глазах еврейского общества успех антитеррористической операции полностью искупил понесённые потери. Операция «Энтеббе» воспета в многочисленных израильских книгах и фильмах и приобрела в этой стране легендарно-хрестоматийный характер.

Как видим, три десятилетия назад руководители Израиля занимали совершенно жёсткую позицию, не считаясь с жертвами и не соглашаясь на обмен даже в пропорции два еврея на одного араба. Случавшиеся порой кровавые провалы спецопераций (более двадцати погибших школьников в городке Маалот и превентивная казнь заложников в Бейт-Шеане) не приводили к смягчению твердокаменных принципов Тель-Авива.

Стремясь найти оправдание непримиримой политической линии в недрах религиозной традиции, еврейские публицисты не раз ссылались на священные правила Мишны: «Не выкупают пленных за сумму большую, чем это должно стоить». В качестве назидательного примера приводилась судьба духовного лидера германских евреев Меира бен Боруха (Махарама), арестованного в 1286 году. Немецкие власти запросили за освобождение рабби Махарама огромную сумму, и еврейская община уже объявила сбор денег, но узник сам признал размер выкупа чрезмерным и категорически запретил соглашаться на такие, несправедливые, с его точки зрения, условия. Махарам предпочёл провести остаток своих дней за решёткой, но не дать германским властям повода использовать аресты для опустошения «тайной еврейской кассы». Напомним, речь тогда шла не о рядовом военнослужащем, а о признанном духовном лидере крупнейшей еврейской общины в Западной Европе. Осмелюсь предположить, что если бы Махарам услышал, какую цену отдал Тель-Авив за капрала Шалита, он мог добровольно отправиться в плен к боевикам ХАМАС, лишь бы предотвратить неравную сделку.

Начиная с конца прошлого века, позиция Израиля в палестинско-еврейском конфликте стремительно эволюционирует в сторону уступчивости. Конечно, свою роль в этой эволюции играет внутреннее смягчение еврейского общества. Граждане Израиля устали жить в осаждённой крепости. Им гораздо приятнее статус жителей страны-курорта, страны-музея. Тяга к комфорту влечёт за собой возрастающее миролюбие. Богатые и усталые общества предпочитают откупаться от осаждающих, нежели бряцать оружием в карательных вылазках.

Однако роль пацифистского начала в политике Тель-Авива тоже не стоит преувеличивать. Совсем недавно мы были свидетелями операции «Литой свинец», — полностью в духе былых непримиримых традиций. То есть, прежнее желание решать конфликты остриём меча у Тель-Авива сохранилось. Убавились возможности. Причём чаша весов стала клониться в сторону палестинцев не потому, что ФАТХ и ХАМАС нарастили свои военные ресурсы или организационный потенциал. В военно-организационном отношении Израиль по-прежнему безраздельно доминирует над своими противниками. Причина лежит глубже. На наших глазах заметно снижается роль Израиля (и шире — международного еврейского сообщества) на мировой арене.

В каждом мифе есть доля мифа. Есть, соответственно, и доля истины. Очень популярный в правых кругах миф о том, что еврейские элиты руководят западным обществом и даже направляют развитие всей планеты, имел под собой определённые основания. В самом деле, после Второй Мировой войны их влияние на политику западных держав, и прежде всего — на политику лидера Западного мира, Соединённых Штатов Америки, — достигло беспрецедентных масштабов. Для стороннего наблюдателя, например, казалось необъяснимым, почему в арабо-израильском конфликте США неизменно поддерживали маленькую страну с ничтожными ресурсами в ущерб очевидно выгодной дружбе с обширным арабским миром.

Не стоит усердствовать в поисках мистических и конспирологических корней этого парадокса. Гораздо проще объяснить американские предпочтения куда более простыми, чуть ли не физическими факторами. Международное еврейское сообщество как глобальная сила было попросту могущественнее мирового Ислама. В его распоряжении имелся огромный финансовый потенциал, богатейший арсенал политических и информационных технологий; плюс вся эта «матчасть» умножалась на небывалый дух национальной солидарности, получивший дополнительную закалку в страданиях Второй мировой. Американцам, этим искусным дипломатическим игрокам за мировой доской, приходилось считаться с более сильной фигурой и жертвовать более слабыми.

Сегодня положение изменилось. Чувство национальной солидарности среди евреев постепенно размывается, а Исламский мир переживает могучий подъём. С большой степенью уверенности можно предполагать, что глобальная сила Ислама уже перевешивает глобальную силу еврейского мира. И западные державы, без всякой мистики и конспирологии, начали перекладывать свои дипломатические «капиталы» в более выгодные «инвестиционные фонды».

Этому процессу (возрастанию арабских «акций» в рейтинге западной политики) немало поспособствовали недавние «финиковые революции». Казалось бы, активно подбрасывая дрова в революционный костёр, Запад намеревался в дальнейшем контролировать мусульман, принизить арабскую самостоятельность. Но сегодняшняя структура международных отношений коренным образом отличается от прежнего колониального вассалитета. Всякая связь порождает взаимное влияние, где преуспевает та сторона, которая проявит большую активность.

Вот, к примеру, громит израильское посольство египетская толпа. Та самая толпа, которая недавно была двигателем «финиковой революции» и привела к власти новое египетское правительство. Как может Запад осудить действия своего младшего партнёра в самый разгар политического «медового месяца»? Занять произраильскую позицию — значит, пустить насмарку все усилия, вложенные в разжигание «финиковых революций», растерять только что приобретённых союзников.

А позиция Турции? Как можно Западу не учитывать настроений этого весьма специфического члена НАТО? Ведь Турция уже не «больной человек» времён Севрского раздела, у неё возрождаются амбиции региональной сверхдержавы, подкреплённые растущим населением и растущим ВВП. Торгуясь с Западом, Исламский мир выкладывает всё новые и новые козыри, которые еврейскому сообществу просто нечем крыть.

Получается, что Израиль уже не может рассчитывать на безоговорочную поддержку западных держав. Его дипломатическая привлекательность падает. Обмен капрала Шалита на тысячу палестинских боевиков отражает вовсе не возросшую жизни ценность израильских граждан. Скорее наоборот — снизившуюся ценность израильских политических акций.

Владимир Тимаков