Сергей Черняховский: Мошенническая социология

Ещё недавно «Левада-центр» вполне обоснованно считали респектабельной социологической организацией, не позволяющей себе подгонять результаты опросов под свои идеологические пристрастия. В публикациях она отражала реальность такой, какой её показывали исследования.

 

Так было, пока был жив создатель этого центра – Юрий Левада. После его смерти медленно, но заметно начались изменения. И данные начали отклоняться то в сторону, соответствующую идеологии руководства, то в сторону, затребованную заказчиком. И вопросы составляют так, чтобы обеспечить нужный результат.

 

После появления инициатив по «детоталитаризации» и «десталинизации» все проведенные и СМИ и социологами опросы показали, что общество отвергает эти идеи. Поддержали их лишь 26% россиян. (http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=111561).

 

К марту, когда была озвучена инициатива «Совета по правам человека», Центр постарался подкорректировать данные, хотя общий расклад симпатий остался прежним (http://www.levada.ru/press/2011033006.html).

 

Теперь центр опубликовал данные майского опроса «Россияне о жертвах репрессий», из которых получается, что граждане одобряют почти все составные плана «детоталитаризации».

 

На этот раз опрос провели без упоминания слов «Сталин», «десталинизация», «детоталитаризация». Всё было вырвано из контекста отношения к реальной проблеме и к советской эпохе.

 

Вопросы формулировали так, чтобы, обеспечив необходимую манипуляцию, предопределить нужный ответ и выдать отношение людей к чему-то, определяемому априорно как «зло» за отношение к реальной эпохе в истории страны. Вот первый:

Вы лично поддержали бы или нет увековечивание памяти жертв репрессий (создание книг памяти жертв тоталитарного режима, установка во всех крупных городах России и в местах гибели памятников жертвам репрессий)? Ответы – 70:19%.

 

В вопрос заведомо включены термины, носящие однозначно оценочный характер и формирующие заданное отношение: слова «репрессии» и «тоталитаризм» предполагают негативное отношение, слово «жертвы» – вызывает исходное сострадание.

 

При этом слово «репрессии» само по себе оказывается в своём значении для обычного человека не определено – и он не задумывается о том, что, строго говоря, «репрессия» – это та кара, санкция, которой подвергается нарушитель права. Использование в навязываемом СМИ дискурсе термина «репрессия» воспринимается как что-то по определению злое и внушающее некий трансцендентный ужас – это «злодейство».

 

Слово «тоталитаризм» вообще не имеет точного значения. Все авторы претендующих на научность теорий тоталитаризма расходятся в его понимании. Термин носит исключительно публицистический характер, синоним чего-то по определению страшного и ужасного. Некого всеохватывающего зла.

 

Слово «жертвы» вызывает ощущения, связанные с понятием жертвенности или невиновности – и призывает к состраданию.

 

То есть, вопрос отвечающими будет восприниматься так, как нужно, чтобы предопределить ответ: «Вы лично поддержали бы увековечивание памяти невинных жертв злодейств, совершенных носителями зла, порождёнными системой ужаса?»

 

Следующий: «Вы лично поддержали бы или нет социальную поддержку ныне живущих в России жертв репрессий?»

 

Кодирующую роль выполняют слова «жертвы репрессий». В вырванной из контекста подаче они означают «невинно пострадавшие от несправедливых и жестоких гонений» – и предопределяют большинство ответов (78:12%).

 

Авторы вопроса знают, что ответ будет толковаться не в абстрактно-гуманистическом смысле, а в конкретно-политическом.

 

Далее: «Вы лично поддержали бы или нет государственную политико-правовую оценку практики массовых репрессий?»

 

12 слов – и минимум три-четыре кодирующих установки, внедряемые в сознании опрашиваемого в пользу положительного ответа (64:15%).

 

Но государственная оценка – это что? Если точка зрения государства как абстрактного носителя права и справедливости, тогда почему бы и нет.

 

Или это оценка кого-то из представителей сегодняшней власти? Тогда нужно смотреть, чья конкретно. И какова степень доверия граждан к ним конкретно и государственным структурам? Однако когда будут другие представители власти, оценка изменится?

 

«Политико-правовая оценка» – это неопределённо и лукаво. Звучит как «справедливая оценка». Но политическая оценка – одно. Правовая – другое.

 

Политическая – целесообразно деяние или нет? – и смотря с чьей точки зрения. Правовая – соответствует ли оно не только праву, а и правосознанию – или нет? И смотря в какой эпохе.

 

Ключевой кодирующий элемент – «практика массовых репрессий». В этой формулировке это вообще может означать, что вот замысел массовых репрессий был хорош, но практика подвела. Например – мало репрессировали.

 

Однако лукавство не в этом. «Массовые репрессии» обычный человек понимает чуть ли не как «репрессии, затронувшие большинство». Однако в советский период не было таких. В 20-50-е годы от политических репрессий пострадали около 2% населения.

 

Но людям внушают: это были «десятки и десятки миллионов». И они отвечают, думая, что речь идёт о невинных страданиях большинства.

«Вы лично поддержали бы или нет рассекречивание архивов о массовых репрессиях?» (ответы – 68:18%). Кстати, действительно, было бы очень неплохо рассекретить – сразу стало бы ясно, что таковых в стране не было.

«Вы лично поддержали бы или нет завершение процесса юридической реабилитации граждан, осуждённых по политическим мотивам в разные периоды советской истории?» (72:12%).

 

Завершение – это вообще-то прекращение. О чём спрашивают респондентов: то ли реабилитацию продолжить до завершения, то ли её далее не проводить?

 

И в заданном предыдущими вопросами контексте «невинно пострадавшие от жестоких и несправедливых гонений» слова «осуждённые в разные периоды по политическим мотивам» понимаются как «заведомо невинно пострадавшие».

 

Только «осуждённые по политическим статьям» – это в первую очередь те, кто боролся против существовавшей государственной системы – советской власти (если не говорить о тех, кому эта вина была необоснованно приписана).

 

Любая политическая система и любое государство вполне естественно наносит удары по тем, кто борется с ними.

 

Отвечающие же думают, что речь идёт о несправедливо осуждённых.

 

Но вопрос на самом-то деле предполагает реабилитацию именно тех, кто такую борьбу вёл – и одновременно утверждение, что та же советская власть не имела права себя защищать в борьбе с теми, кто вёл борьбу против неё.

 

Опрашиваемых просто обманывают.

 

«Вы лично поддержали бы или нет принятие закона, запрещающего увековечивать в названиях населённых пунктов, улиц, площадей и т.п. память лиц, несущих ответственность за массовые репрессии?» (53:26%).

 

Опять, с одной стороны – отрыв от реальности: «Можно ли увековечивать память лиц, несущих ответственность за злодейство, то есть злодеев», разумеется, большинство ответит «нет». С другой – зомбирование словами «массовые репрессии». То есть сначала утверждается наличие злодейства. А затем предлагается ответить, как быть с его виновниками.

 

Профессионально это называется «формирующая социология». Когда под видом вопроса человеку навязывается некая оценка и нужный ответ.

 

По-человечески же – это просто бесчестное мошенничество, когда социология ставится на службу пропаганде.