Ресурсные войны

Леонид Фитуни, профессор, доктор экономических наук, заместитель директора Института Африки РАН

Стратегическое соперничество за африканские природные ископаемые становится более жестким

Усугубляющийся дефицит ресурсов — одна из глубинных причин региональных и глобальных кризисов нового тысячелетия, обостряющихся и подспудно зреющих. От наличия или отсутствия необходимых природных ископаемых напрямую зависят жизненные стандарты населения земли, перспективы социально-экономического развития государств, стабильность мировой экономики и международная безопасность.

С точки зрения глобальной геополитики начало XXI века удивительно напоминает начало века ХХ, когда старые колониальные державы (Англия, Франция и в несколько меньшей степени Португалия и Испания) пытались удержать за собой исключительные позиции в мире и не пустить к ресурсному пирогу и рынкам сбыта новых нарождавшихся тяжеловесов — Германию, Японию, США и пр. При этом каждая из стран пыталась оттяпать себе кусок пожирнее. Начиналась жестокая схватка, без правил, схватка всех против всех. Тогда это соперничество закончилось войной, получившей название «империалистическая», а в России грянула революция.

Новые песни о старом

Сегодня в качественно новых социально-экономических условиях в мире сложилась схожая ситуация. Глобальный баланс сил меняется. Краткосрочный период всевластия одной державы (так называемая монополярность) закончился. Старые мировые центры экономической силы (США/Канада, ЕС, Япония) постепенно уступают некоторые глобальные экономические позиции конкурентам, прежде всего молодым быстрорастущим экономикам — Китаю, Индии, Бразилии, Южной Корее, Тайваню и др. Отдельные страны, ранее относимые к мировой периферии, начали обретать нехарактерную для них прежде экономическую мощь и геополитическое значение, в то время как традиционный Центр глобализированной экономики постепенно выпускает из рук рычаги управления мировым хозяйством, до сих пор безоговорочно находившиеся в его распоряжении.

На этом фоне стратегическое соперничество ведущих экономик мира за африканские ресурсы становится более жестким. Черный континент богат различными видами природного сырья. Здесь находятся разведанные месторождения почти всех известных видов полезных ископаемых. Африка занимает первое место в мире по запасам руд марганца, хромитов, бокситов, золота, платиноидов, кобальта, ванадия, алмазов, фосфоритов, флюорита. Второе место — по запасам руд меди, асбеста, урана, сурьмы, бериллия, графита; третье — по запасам нефти, газа, ртути, железной руды; значительны также резервы руд титана, никеля, висмута, лития, тантала, ниобия, олова, вольфрама, драгоценных камней и др.

Запад давно осознал значение африканских запасов нефти и газа в условиях дефицита углеводородного сырья на планете и отреагировал усилением внимания к региону и военного присутствия в нем. Ожидается, что к 2057 году мировое потребление нефти вырастет на 57%. При этом многие исследователи сходятся во мнении, что нефте- и газодобывающая отрасли не смогут в полной мере удовлетворить эти потребности. Еще раньше, примерно к 2025 году, потребности таких стран, как Бразилия, Китай, Индия, в указанных видах сырья вырастут вдвое.

В ближайшие 10—15 лет добыча нефти в Африке (включая шельфовую зону) может увеличиваться примерно на 6% в год (за истекшие 20 лет она выросла на 25%).

Большая часть африканских запасов нефти сконцентрирована в Ливии, Нигерии, Алжире, Судане. На эти страны приходится более 90% доказанных запасов нефти на континенте. Газовые месторождения (91,5% доказанных запасов) находятся на территории (и в пределах эксклюзивных морских экономических зон) Алжира, Египта, Ливии и Нигерии.

Кризис, если и оказал сдерживающее влияние на приток иностранных инвестиций в нефтегазовую отрасль Африки, то весьма незначительное. В 2009 году они увеличились здесь на 4%, а в 2010-м еще на 5%, в то время как по миру в целом упали на 16%. Ожидается, что к 2030 году 30% капиталовложений в офшорную добычу нефти и газа в мире будет приходиться на африканские акватории.

После начала кризиса в рейтинге нефтепроизводителей Африки произошли некоторые подвижки. Сейчас они располагаются в следующем порядке: Алжир, Ангола, Нигерия, Ливия, Египет, Судан, Экваториальная Гвинея, Республика Конго (Браззавиль), Габон, Чад, Тунис, Камерун. Именно эти страны стали главным объектом экономического и геополитического соперничества старых и новых центров силы. В целом доминирующие позиции в отрасли принадлежат американскому, англо-голландскому и существенно в меньшей степени французскому и итальянскому капиталу. Однако «старослужащих» теснят с их доминирующих позиций Китай, Индия, Бразилия и другие молодые и полные сил конкуренты. Особенно ощутимо в Африке усиление Китая. В немалой степени этому способствовала грамотная и рассчитанная на десятилетия стратегия КНР по продвижению на Черный континент. Сегодня Поднебесная закупает порядка 9% африканской нефти, США — 33%, ЕС — 36%. На Африку в китайской нефтяной стратегии делается особая ставка. В кризисный 2009 год китайский импорт нефти из Африки составил до 3,3 млн баррелей в день (примерно столько же, что и в докризисный период). Африканская нефть обеспечивала 25% китайского нефтяного импорта (более 20% приходилось на страны Гвинейского залива и Судан). По некоторым данным, инвестиции Китая в добычу нефти и газа в Африке достигли к концу 2010 года 6 млрд долларов.
Главный поставщик — Ангола (14%), сменившая Саудовскую Аравию в качестве лидера по объемам поставок нефти в Поднебесную. Именно за ангольскую нефть между Вашингтоном и Пекином развернулось настоящее сражение. Хотя США суммарно вложили в нефтедобычу в Анголе более 4 млрд долларов, Китай, по неофициальным данным, уже обогнал США (около 37% нефтяного экспорта Анголы), отобрав у Америки звание самого крупного покупателя ангольской нефти: на долю КНР с 2010 года приходится более 40% вывозимой из страны нефти. Корпорация Sinopec перекупила часть акций у компании Shell в одном из ангольских офшорных блоков.

Игра в го на юге Судана

Второй по значению африканский поставщик нефти Китаю — Судан. Добыча нефти в Судане быстро растет. После того как из страны ушли западные инвесторы, сделавшие ставку на поддержку отделения богатого нефтью Юга страны, нефтяная промышленность Судана развивается благодаря Китаю, Индии и Малайзии. С помощью Китая Судан превратился из импортера нефти в страну, экспортирующую нефть, в страну с собственной нефтяной промышленностью (но поплатился за это сотрудничество тем, что причислен Западом к странам-изгоям). В Китай идут от 50 до 60% суданской нефти. Страна удовлетворяет 9% потребностей Пекина в этом виде сырья.

В 2011 году в Судане прошел референдум, на котором большинство высказалось в пользу провозглашения Юга страны независимым государством. Готовясь к тому, чтобы исход референдума не сказался на его нефтяных интересах, Китай ведет переговоры, которые должны позволить ему и в дальнейшем экспортировать нефть из Южного Судана. Западные конкуренты на такой сценарий не рассчитывали. Их курс на изоляцию Судана, неожиданное «открытие» для себя и мира существовавшей веками кровавой вражды между племенами оседлых суданцев и кочевников, попытка привлечь руководство страны к международной ответственности — все это должно было обеспечить Западу монопольные позиции в новом независимом южносуданском государстве. Оказалось, что «китайцы лучше играют в игру го, чем европейцы».

Объектом внимания Пекина в последние годы стали и другие нефтедобывающие страны. В кризисный 2009 год Китай вышел на второе место после США по импорту нефти из Экваториальной Гвинеи, обогнав Испанию и Японию. Различными китайскими компаниями осуществляются нефтяные проекты на юге Кении, в пустыне Сахара в Алжире, в Кот-д’Ивуаре, Нигерии, Народной Республике Конго, в Северной Намибии и в Эфиопии. Все это дает основание предположить, что в посткризисные годы позиции Китая в нефтяной и газовой промышленности Африки будут укрепляться. В краткосрочной перспективе этому поспособствует затянувшаяся бюджетно-финансовая неразбериха в ряде стран ЕС и низкий темп восстановления промышленности на Западе в целом. Указанный вывод в большей степени касается нефтяной отрасли, однако и сектор газодобычи останется в центре внимания китайских инвесторов, пытающихся диверсифицировать источники поступления углеводородного сырья в КНР.

Экономическая экспансия молодых конкурентов пугает Запад. Если почитать западные СМИ и послушать выступления тамошних политиков, может создаться впечатление, что Китай едва ли не положил Африку себе в карман. На самом деле Запад продолжает сохранять доминирующие позиции в экономике континента. Суммарные экономические интересы стран БРИКС (общий объем их суммарного товарооборота и кумулятивных инвестиций в Африку — явно упрощенный индикатор, отражающий, однако, реальность) колеблются где-то на уровне 10—12% от объединенных цифр стран Запада. Но последнему не хочется отдавать и малой доли.

Самолечение марганцем

Американские ТНК продолжают наращивать усилия, чтобы завладеть новыми месторождениями нефти и других видов сырья по всему миру, в том числе и в Африке. Правительство США увеличивает ассигнования на геологоразведочные работы, которые на 60—70% финансируются за счет госбюджета. В 2000 году США приняли Закон (Акт) об экономическом росте и торговых возможностях в странах Африки (Закон АГОА), который впервые в истории американо-африканских отношений создал ряд экономических и правовых условий для облегчения экспансии американских интересов на континенте. Благодаря АГОА США оказались единственной страной западного мира, которая ежегодно увеличивала импорт товаров из стран Африки в среднем на 6,8%. Одновременно усилился приток в страны Африки частных прямых инвестиций из США. На 1 января 2008 года они составили более 16 млрд долларов. Экономические интересы на континенте подкреплены и защищены возросшим вниманием американских военных к Африке, выразившимся в недавнем создании в рамках высшего военного руководства США командования вооруженных сил по Африке АФРИКОМ. Одной из главных задач, поставленных перед АФРИКОМ, является охрана и контроль залежей природных ископаемых на континенте, а также путей их транспортировки.

Хотя США не столь сильно, как Европа, завязаны на поставки африканского энергетического сырья, существующий уровень зависимости все же весьма высок (порядка трети всего импорта сырой нефти США получают из Африки). Однако по пяти видам неэнергетического сырья, по которым на страны Африки приходится от 60 до 100% американского импорта, зависимость промышленности и даже оборонной мощи США критическая. Это в основном первичное сырье для производства стратегических редких и редкоземельных металлов, а также хрома, марганца, платины, кобальта. По хрому зависимость США от импорта достигает 100%, причем 98% сырья поступает из двух стран — ЮАР и Зимбабве. Это сразу делает понятными глубинные причины «озабоченности США проблемой прав человека» в последней и стремление заменить лидера, естественно, «демократическим путем», на более лояльного Западу.

Военная промышленность и энергетика США более чем наполовину зависят от импорта африканского кобальта — металла, используемого при производстве термостойких и особо прочных сплавов, в том числе при производстве лопаток турбин реактивных двигателей. Другая важная сфера применения — производство магнитосплавов для электронной промышленности. В США есть собственные месторождения кобальта, но основная их часть выработана, а добыча оставшегося слишком дорога и, как следствие, неконкурентоспособна. Поэтому с 1971 года весь потребляемый промышленностью США кобальт также ввозится из-за границы. 52% мировых запасов приходится на четыре африканские страны — Конго, Замбию, Марокко и Ботсвану. Из этого количества львиная доля (60% мировой добычи без учета стран бывшего СССР) приходится на ДРК, которая одна покрывает 65% внутренних потребностей США в этом металле.

Кроме того, следует учитывать, что в отличие от никеля и хрома, вместо которых в определенных случаях можно использовать материалы-субституты, кобальт в большом числе производств (включая производство реактивных двигателей) незаменим. В США примерно 70% африканского импорта этого металла используется в производствах, где ему нет альтернативы. По имеющейся информации, установочные военно-стратегические документы США исключают допущение потери Демократической Республики Конго как источника снабжения кобальтом.

Схожая ситуация с марганцем. При производстве стали заменить его нельзя ничем. Имеющиеся в США месторождения сверхбедные, и при нынешнем уровне технологии производства их использование неэффективно. Маленькая африканская страна Габон является крупнейшим поставщиком высококачественной пироксидной руды, обеспечивая до 20% мирового экспорта. Однако ЮАР и по сей день покрывает 40% всех потребностей США в марганце, а с учетом импорта из других африканских стран доля Черного континента в этом виде сырья приближается к 50%. Зависимость Европы от поступлений этих видов сырья из Африки, как и многих других, традиционна. В старые добрые колониальные времена бывшие европейские метрополии создавали целые отрасли добывающей промышленности на континенте именно под нужды своих предприятий. В условиях мирового дефицита сырья европейцы не могут себе позволить сдать позиции — даже стратегическим союзникам или партнерам по интеграционным объединениям, не говоря уже о новоиспеченных конкурентах из Азии или Латинской Америки.

Заклятые союзники

Американо-европейское соперничество в основном касается традиционной конкуренции между ТНК на африканских рынках, как товарных, так и рынках приложения капитала. Однако нельзя списывать со счетов и политическую компоненту противоборства. В конце ХХ и самом начале XXI века последнее приобрело форму наступления США в первую очередь на позиции Франции на Черном континенте. В ряде стран, некогда считавшихся традиционными зонами французского влияния, — Бурунди (1993— 2005), Руанде (1990—1994), Заире/ ДРК (1998—2002), Чаде (2006, 2008), Того (2005), Кот-д’Ивуаре (1999, 2002, 2011) — практически синхронно начинались внутренние беспорядки и вспыхивали вооруженные конфликты разной интенсивности. Хотя внешне эти выступления «демократических сил» практически никогда не были антифранцузскими, они тем не менее объективно направлялись против профранцузских правительств в этих странах, а на смену им приходили по большей части проамериканские силы. По сути, речь шла о «цветных революциях» поафрикански. Эти выступления создавали большие проблемы французской стороне. Особенно ярко это проявилось в ходе событий в Кот-д’Ивуаре, где во вспыхнувшую гражданскую войну был втянут четырехтысячный французский миротворческий контингент.

Ответом стала интенсификация Францией «антиамериканской» активности в среде африканского бизнеса и на межгосударственном уровне, как на двусторонней основе, так и в рамках совместных усилий стран Европейского союза. В 2008 году был проведена встреча на высшем уровне ЕС — Африка. Франция возглавила усилия ЕС по созданию стратегически важного прежде всего для нее самой Средиземноморского союза. В конце 2010 года состоялся саммит НАТО, заключительная декларация которого содержала раздел по Африке, формально не входящей в зону ответственности блока. Вскоре по северу континента прошлось цунами революций. Евросоюз, регулярно сетуя на «отсутствие единой энергетической политики 27 государствчленов», последовательно и жестко выстраивает свою внешнюю ресурсную стратегию. Главный стратегический документ в этой области — «Зеленая книга» — признает, что, несмотря на активную территориальную экспансию последних десятилетий, основные источники энергообеспечения ЕС (50% потребностей к концу первой декады XXI века и 70% в ближайшие 20—30 лет) продолжают находиться за пределами границ Евросоюза. Особо подчеркивается зависимость ЕС от трех стран — Норвегии, России и Алжира. Острие стратегии направлено на обеспечение энергобезопасности. Последняя и в документах, и на практике отождествляется с более высокой степенью энергонезависимости и снижением удельного веса вышеназванных стран в суммарном энергобалансе ЕС. То есть в фундамент официально утвержденной стратегии заложена конфронтация, минимизация роли традиционных партнеров, а вовсе не кооперация и интеграция.

Подножки для России

В этом контексте становится понятным то сопротивление со стороны ЕС, с которым сталкивается Россия в своих попытках расширить сотрудничество с африканскими странами в сырьевой области. Наталкиваются на противодействие российско-алжирские и российско-нигерийские энергетические инициативы, блокируется участие России в Транссахарском газопроводе. Ливийские события поставили крест на львиной доле российских проектов не только в этой стране, но и на предусматривавших транспортировку субсахарских нефти и газа через ее территорию. Евросоюз рассматривает Алжир как альтернативу России в качестве источника природного газа. Об этом прямо говорится в стратегических документах Брюсселя (см., например, «Алжир. Страновая стратегия на период 2007—2013 гг.»). В 2006—2008 гг. состоялась серия взаимных визитов делегаций высокого уровня Алжира и ЕС, в результате которых была достигнута договоренность о стратегическом энергетическом партнерстве и «конвергенции энергетических систем». В июле 2007 года Европейская комиссия продавила вопрос о снятии ограничений по перепродаже алжирского газа на рынки стран ЕС и выразила готовность участвовать в создании транссахарского газопровода, который будет доставлять в Алжир нигерийский газ. В том же 2007 году в Берлине был проведен европейско-африканский энергетический форум, а в 2008 году провозглашено начало развертывания африканско-европейского партнерства в энергетической области, ключевым проектом которого является транссахарский газопровод (названный «Африканский Набукко») и создание четырех «энергетических пулов» в Африке.

При этом США и ЕС не ограничивают свои интересы нефтегазовой сферой, а заинтересованы в расширении поставок из Африки и других видов минерального сырья.

И Африка нам не нужна?

Несмотря на всю несхожесть России и Африки, их принадлежность к разным с точки зрения уровня социальноэкономического развития подгруппам, у этих двух регионов есть много общего. Роднит их то, что они относятся к не до конца истощенным ресурсоизбыточным регионам, наряду, быть может, с Бразилией и очаговыми вкраплениями в Азии (район Персидского залива). Все это в значительной мере определяет их нынешнее положение в мировом хозяйстве и политике и делает объектами экспансии и международного прессинга, который будет в перспективе только возрастать.

По мере наметившегося в 2001—2008 годах улучшения экономической ситуации в России и последовавшего за этим укрепления ее международных позиций большое число стран Запада активно используют пропагандистский тезис о гипотетической угрозе «сырьевого (как вариант, «энергетического) диктата» Москвы и ее стремлении «поставить под свой контроль жизненно важные источники энергоресурсов и пути их поставки».

При этом сам факт расширения экономического сотрудничества России с развивающимися странами интерпретируется в качестве угрозы. Действительная подоплека подобных обвинений — обостряющееся глобальное соперничество за доступ к иссякающим запасам природных ресурсов и сырья, значительная часть которых находится на территории России и Африки. В результате мирохозяйственная роль последних как ведущих игроков на глобальном рынке сырьевых ресурсов неуклонно возрастает. При этом между Россией и африканскими странами складываются как отношения сотрудничества, так и конкуренции. Диалектика этих отношений пока недостаточно изучена. В недавно вышедшей книге «Ресурсный потенциал Африки и национальные интересы России» выдвинута концепция новой экономической стратегии РФ в отношении Африканского континента, названная «Проект РуссАфрика». Главной задачей для заинтересованных в сотрудничестве с африканскими странами отечественных структур должно стать противодействие превращению Африки в эффективную альтернативу российским источникам топлива и сырья (в первую очередь на европейском векторе) и, что еще более вероятно, в действенное орудие шантажа и давления на российскую сторону со стороны западных держав. Одновременно Россия заинтересована в Африке как в поставщике многих видов сырья, необходимого для модернизации экономики. На этапах преодоления последствий кризиса и наращивания промышленного экспорта из РФ экономическое сотрудничество с африканскими странами может внести весомый вклад в преодоление сырьевой специализации российской экономики в международном разделении труда.