«Четырнадцать пунктов»: 104 года назад США заложили основу Pax Americana

Сто с лишним лет назад, с разницей всего в пару месяцев, два великих человека потрясли мир двумя самыми идеалистичными речами за весь XX век

Первой из них стало выступление Ленина «О мире» на следующий день после взятия Зимнего дворца — оно так и осталось грандиозной утопической мечтой. Вторую речь, во многом ставшую ответом Советской России, произнес ровно 104 года назад президент США Вильсон. Она-то и определила курс человечества на десятилетия вперед — к новым войнам, конфликтам и несправедливости.

Против «яда большевизма»

8 ноября 1917 года глава Политбюро ЦК РСДРП(б) Владимир Ленин зачитал перед II съездом Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов свой знаменитый Декрет о мире. С предложением о справедливом демократическом мире — без тайных переговоров, аннексий и контрибуций — он обратился не только к правительствам стран-участниц мировой войны, но и к их рабочему классу.

Именно рабочие Англии, Франции и Германии мыслились, в соответствии с первым актом Советской России, освободителями человечества «от ужасов войны, от всякого рабства и всякой эксплуатации». Конечно, это воззвание так никогда и не было реализовано. Однако оно явило планете неслыханную альтернативу тогдашним общественным процессам.

Ровно через два месяца, 8 января 1918 года, на другом конце планеты американский президент Вудро Вильсон продиктовал миру иной взгляд на вещи. В выспренних выражениях он изложил Конгрессу США свои «Четырнадцать пунктов» — перечень требований к воюющим сторонам и воззрений на послевоенный мир.

Считается, что именно принципы Вильсона легли в основу Версальского мирного договора, подписанного в июне 1919 года по итогам Первой мировой войны. Это верно лишь отчасти. В реальности заключенный под Парижем мир стал личным дипломатическим поражением президента США, не понятого ни союзниками, ни собственными конгрессменами.

Однако с помощью «Четырнадцати пунктов» Вашингтон, вступивший в войну лишь в апреле 1917-го, добился куда большего, чем подписания «мира на двадцать лет». Эти пункты сформировали прообраз Pax Americana — общепланетарного господства США на основе торгово-экономического превосходства как над недавними противниками, так и над вчерашними союзниками, включая Россию.

В своей речи перед конгрессменами Вильсон не раз упоминал о «мудрости и справедливости» русских большевиков, в те дни готовивших с немцами Брестский мир. В одном из пунктов хозяин Белого дома прямо обещал нашей стране «искреннюю поддержку» и «радушный прием в сообщество свободных наций, ее сестер», какой бы образ правления она ни приняла. Увы, выстроенная по чертежам 28-го президента США Версальско-Вашингтонская система международных отношений долгие годы существовала и действовала, по известному выражению, «против России, за счет России и на обломках России».

«Яд большевизма только потому получил такое распространение, что является протестом против системы, управляющей миром. Теперь очередь за нами, мы должны отстоять на Мирной Конференции новый порядок, если можно — добром, если потребуется — злом», — эти слова Вильсона накануне переговоров о мире как нельзя лучше описывают отношение США к своим будущим врагам, как, впрочем, и к сателлитам.

Об этом следует помнить сегодня, на фоне новых «мирных инициатив» Вашингтона. Американцы все так же громко рассуждают о свободе и демократии, о мире и безопасности, но в основе их политики, как и сто лет назад, лежит стремление к мировому господству — точнее, лихорадочные попытки сохранить его любой ценой.

«Карфагенский мир»

Кратко пункты речи Вудро Вильсона перед Конгрессом можно изложить так:

 

1. Открытые мирные договоры без тайной дипломатии.

2. Свобода судоходства вне территориальных вод.

3. Устранение торговых барьеров.

4. Минимизация вооруженных сил государств.

5. Урегулирование колониальных споров на основе равного веса метрополий и коренных народов.

6. Вывод войск с территории России, которая сама решит свою судьбу.

7. Восстановление суверенитета Бельгии.

8. Освобождение Франции с передачей ей Эльзас-Лотарингии.

9. Определение новых границ Италии по национальному признаку.

10. Широчайшая автономия народам Австро-Венгрии.

11. Освобождение Румынии, Сербии и Черногории.

12. Суверенитет турецкой части Оттоманской империи, самостоятельность — остальным ее народам.

13. Образование независимой Польши с выходом к морю.

14. Создание союза наций с гарантиями независимости и территориальной целостности.

 

Эти предложения не выглядели откровением в глазах современников. Планы создания новых государств ценой геополитических уступок Центральных держав — «империалистов», как назвал их Вильсон в речи, — прямо вытекали из положения на фронтах Первой мировой. К открытой дипломатии, как мы помним, призывал Ленин. Папа Бенедикт XV еще в августе 1917-го предлагал собственный мирный план, включавший сокращение вооружений и международный арбитраж. А за три дня до выступления президента США, 5 января 1918 года, речь о новом мире произнес британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж. Ряд его предложений настолько совпадали с принципами Вильсона, что последний даже хотел отменить свое появление в Конгрессе.

Тем не менее, не письмо из Ватикана и не обращение Лондона, а зачитанные в Вашингтоне «заповеди», поданные Вильсоном в нарочито визионерской манере, завоевали сердца и умы множества жителей планеты и в первую очередь — подданных Германии и Австро-Венгрии, завороженных мягкими условиями капитуляции. В этом отношении план Вильсона действительно приблизил Версальский договор. Вот только не он составил суть «карфагенского мира», как метко охарактеризовал подписанные в 1919 году бумаги английский экономист Джон Мейнард Кейнс.

Вопреки позиции Белого дома, британские и французские союзники принудили Германию к непомерным репарациям, сокращению ее территории, организационному разгрому ее вооруженных сил, уничтожению целых отраслей промышленности и утрате всех заморских колоний. А главное, заставили Берлин признать «единственную вину» в развязывании Первой Мировой. Разумеется, столь позорный мир не смог уберечь Европу от новой войны: он закономерно вызвал реваншистские настроения в Германии и в конце концов привел к власти Гитлера в 1933 году.

Удивительно, но Версальский договор не устроил и американских конгрессменов. В заключительном пункте Вильсона — о создании союза народов — они усмотрели угрозу национальным интересам США. Поэтому так и не ратифицировали подписанный мир, предпочтя спустя пару лет заключить двусторонний договор с Германией. По той же причине Штаты отказались входить в учрежденную в 1919-м Лигу наций — даром что за ее создание Вильсон получил Нобелевскую премию.

Так что же в его «Четырнадцати пунктах» было такого, что они изменили расклад сил на планете?

«Плодить новые беды»

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, как именно готовилась та речь Вильсона. Это была ни в коем случае не импровизация: буквально в каждой своей фразе президент США основывался на выводах таинственной организации The Inquiry («Исследование» или «Запрос»). Так называлась группа из 150 ученых и исследователей под руководством Эдуарда Хауза, собранная Вильсоном в сентябре 1917 года и в полном секрете подготовившая для него около 2000 научных отчетов, а также порядка 1200 карт.

Работа группы заключалась в тщательном анализе политических, экономических и социальных факторов, сложившихся на территории всех воюющих государств, включая союзников США. Аналитики из The Inquiry составляли костяк делегации в Версале, а вскоре создали такую примечательную организацию, как Совет по международным отношениям. По сути дела, не Вильсон, а «мудрецы» из The Inquiry, щедро окормляемые американским капиталом, от Джона Рокфеллера до Генри Форда, обозначили контуры Версальско-Вашингтонской системы, которая превратила Америку в экономическую супердержаву «переделанного» мира, а ее главными соперниками сделала Великобританию и Советскую Россию.

Так личный провал президента США обернулся серией побед его страны. Согласившись с близорукими требованиями Лондона и Парижа о неподъемных репарациях с Берлина и одновременно настояв на сохранении германского суверенитета, Вашингтон заложил под Старый Свет мину замедленного действия. С помощью заведомо неработоспособной Лиги наций, в Совете которой решения должны были приниматься консенсусом, он вовлек вчерашних союзников в вечные дрязги по пустячным вопросам.

Сама мысль о «мировом сообществе» работала на американские цели по перехвату глобальных рынков. В то же время благодаря искусно-варварскому разделу Европы на новые государства, границы которых были прочерчены по живому на вашингтонских картах, The Inquiry посеяла семена десятков межэтнических конфликтов, обрекавших континент на новые войны. Как писал в своем дневнике по итогам Версаля «полковник» Хауз, «создавать новые границы — значит плодить новые беды». Призыв к «самоопределению народов» ударил и по колониальным интересам старых держав, начав с откола от Британской империи ее доминионов.

Еще сильнее досталось России. Ставка Вильсона на национализм в Европе сработала как прививка от «большевистского вируса» и создала санитарный кордон против Советской республики, начиная с «уродливого детища Версальского договора» — Польши. Что касается трогательного шестого пункта президента США — про «радушный прием в семью сестер» — в реальности он преследовал цель не допустить перехода территории России под власть какой-то одной державы, будь то Британия, Германия или Япония. Куда выгоднее было расчленить ее под лозунги о правах «коренных народов».

Во всяком случае, The Inquiry советовал Вильсону отсечь от большевистской России как минимум Эстонию, Латвию и Украину, включая Крым. А в сентябре 1918 года, в разгар американской интервенции в Архангельске, Мурманске и на Дальнем Востоке, все тот же Хауз писал:

«Остальной мир будет жить более спокойно, если вместо огромной России в мире будет четыре России. Одна — Сибирь, а остальные — поделенная европейская часть страны».

И все же главными в «Четырнадцати пунктах» Вильсона являлись два чисто экономических принципа — свобода торгового судоходства и снятие любых тарифных барьеров на планете. Оба положения били в первую очередь по морской гегемонии Великобритании, вызывая ярость Лондона. Этот аналог антикитайской политики «открытых дверей» позволял американскому капиталу беззастенчиво вторгаться на чужие рынки сбыта и наживаться на послевоенном восстановлении Европы ничуть не хуже, чем на трехлетней торговле с обеими сторонами войны. Под столь дерзкую задачу Вашингтон создавал целые институты, вроде основанной в 1919 году Международной торговой палаты, по сей день диктующей человечеству мировые стандарты коммерции.

Возросшую зависимость Старого Света от Штатов, из должника превратившихся за время войны в его основного кредитора, продемонстрировал план Чарльза Дауэса от 1924 года, восстановивший экономику Германии к колоссальной выгоде американского капитала. Все тот же крупный бизнес США, не гнушавшийся никакими связями, подтолкнул Вашингтон к сближению с Берлином и Токио, лишь бы осложнить положение британских монополий на мировой арене. Не в подчеркнуто изоляционистской политике государства, а в безудержной экономической экспансии «больших кошельков» обрел Вашингтон основу своего могущества, отдав бестолковые прения и переговоры на откуп европейским карликам.

Однако с момента провозглашения «Четырнадцати пунктов» великим идеалистом Вильсоном в 1918 году Америке потребовались долгие 60 лет, включившие еще одну мировую войну с десятками миллионами жертв, крушение европейского колониализма и крах «золотого стандарта» Бреттон-Вудской системы, чтобы создать к концу 1970-х годов подлинный Pax Americana, основанный на мощи ее авианосных ударных групп и господстве «империи доллара». Его главными жертвами стали Советский Союз и социалистическая система хозяйствования, созданные по дерзновенным чертежам автора «Декрета о мире», еще одного неисправимого идеалиста. Но это уже совсем другая история.

Русстрат